Знания Крови
Шрифт:
Если честно, я растерялся. После такое отповеди, мне было и стыдно, и смешно одновременно. Рекоза говорила спокойно и зло, и хотя в этом во многом была заслуга голосового модулятора типа noble lady A— 4, мне было… приятно слышать этот уверенный и слегка раздражённый голос. Я улыбнулся, и с лёгким поклоном ответил.
— Прошу прощения. Мне пришлось убить троих за первый день здесь. Это… накладывает отпечаток.
— Неуживчивый? — Рекоза усмехнулась. Я только пожал плечами.
— Скорее тупой. Идём, Барк. Прикроем леди от этих ваших гаров.
Я поднял щит перед собой и направился в подлесок. Кусты и ветки хрустели под моими ногами, и уже через несколько метров мне пришлось рубить кустарник мечом. Барк шёл чуть сзади, поскольку копьём с кустами не повоюешь, Ультима же напротив — семенила в метре от меня, стоически продираясь через подлесок.
— Не идите сплошной стеной, вашу мать, — донесся до меня голос Рекозы. — Мне нужно видеть цель.
Мы немного разошлись с Барком. Тем не менее шла
— И что, есть польза от пса? — между делом спросила девушка. Я пожал плечами.
— Прошлый спас меня. Дважды. Но погиб. Ультима новенькая.
— Сочувствую, — ответила Рекоза, как будто бы речь шла о настоящем живом псе. Я был рад этому. Кивнул, улыбнулся — хотя лучница и не могла этого видеть. Сразу же спохватился — стоит отвлечься, на разговор или даже собственные мысли, как противник нападает. Но ничего не произошло. Мы продрались через кусты, и выбрались на небольшую полянку, от которой в разные стороны уходило три или четыре плохо протоптанных тропинки, и только после этого услышали тихое рычание и грубые утробные звуки.
— Гары, — предупредила девушка, направляя лук на звук. Всё это время она шла натянув тетиву, пользуясь очередной условностью компьютерной игры. — Будь осторожен, скоро они будут здесь.
— Они такие вежливые, что предупреждают о своём визите? — я усмехнулся. После битлингов, это казалось подарком. С другой стороны, когда я наконец-то увидел гаров — двухметровых, покрытых густой чёрной шерстью гуманоидов с лицами детей и острыми шипами покрывающими предплечья — благодарить разработчиков сразу же расхотелось. Первая линия гаров держала в руках — вполне человеческих, с отставленным большим пальцем, разве что чересчур волосатых — примитивное оружие. Дубины, копья с костяными наконечниками и каменные топоры. Вторая же была вооружена луками, что меня смущало ещё сильнее. Но думать было некогда. Как только первый из пятёрки гаров, что несли с собой оружие ближнего боя, появился на поляне, я крикнул Барку:
— Прикрой Рекозу, не опуская щита, — и бросился вперёд. Мне удалось взмахнуть клинком один раз, оставив глубокий след на предплечье гара с копьём, после чего мощный удар дубины, принятый на щит, сбил меня с ног. Я уже видел, как дубина опускается мне на голову, и понимал что попросту не успею прикрыться щитом, лёжа на траве, но в этот момент в гара прилетела первая стрела. Мне удалось перекатиться в сторону, и копьё другого монстра благополучно воткнулось в землю. Вскочив на ноги, я пропустил удар каменного топора, который рассёк мне часть кожаной куртки, но к счастью снял не больше трети очков здоровья. У меня не было времени внимательно изучать золотой камень на поясе, чтобы узнать точное количество. Две стрелы вонзились мне в щит, и я начал обходить гаров по флангу. Двое копейщиков не обратили на меня внимания, и двинулись к Барку и Рекозе. А вот парень с дубиной и два его соплеменника с топорами решили остановить свой выбор на мне. Оглянувшись, я заметил что не вижу ни Бардо, ни Ультимы. И конечно же пропустил очередной удар дубиной. На этот раз, он пришёлся мне в плечо. Будь у меня рука, я бы обязательно выпустил то, что в ней держал. К счастью, щит был крепко привязан. Отступив, я бросил короткий взгляд на свой пояс — больше половины очков здоровья оставалось на месте — не плохо.
— Поиграли и будет, — усмехнулся я, подбадривая самого себя. Хотелось сказать что-то смелое, чтобы почувствовать какой-то азарт или кураж. К сожалению, я чувствовал только грядущую взбучку. — Теперь всё серьёзно.
За моей спиной рассмеялась Рекоза, но я не стал повторять своей же ошибки и не обернулся на звук. Вместо этого метнулся в сторону, ближе к вражеским лучникам и держась левой стороной к гарам с топорами и дубиной. Один из каменных топоров глухо стукнул по щиту, но безо всякого результата. Я попытался улучить момент и воткнуть меч в грудь нападающему, но гар оказался слишком быстрым. Твари атаковали осторожно, и почти сразу же отступали, не давая мне ударить. Один из лучников повернулся ко мне, выпустил стрелу — та скользнула по кромке щита и упала в траву. Гар с дубиной набросился на меня, расталкивая своих же соплеменников, но я снова ушёл от удара — не пытаясь использовать щит, а просто уклоняясь и всё время смещаясь вправо — поближе к лучникам. Когда до стрелков оставалось не больше десятка метров, я повернулся спиной к своим противникам с топорами и дубинной, и рванул вперёд. Гары зарычали и бросились следом, лучники резко развернулись и выпустив каждый по стреле, начали отбегать назад. Я бросился на землю, перекатился в сторону подлеска и только услышав яростный рык за своей спиной, вскочил на ноги — гар с дубиной поймал две стрелы из трёх. Не то чтобы они как-то ему мешали, но по крайней мере парень был зол. Лучники издавали гортанные, глухие звуки, видимо говоря о чём-то своему лидеру. Я постарался встать так, чтобы между мною и стрелками было хотя бы пара деревьев, и для этого спиной отходил в подлесок. По крайней мере с этой позиции мне было прекрасно видно чем заняты Рекоза и Барк. Один гар с копьём уже
лежал на земле — из его головы торчало пять или шесть стрел. Второй — также с парой стрел в голове — пытался перетыкать Барка. По другому это соревнование копейщиков было сложно назвать. Однако у моего ополченца было два серьёзных преимущества — щит и очень раздражённая женщина с луком. Я бы не хотел оказаться на месте гара.Одна из стрел вражеских лучников всё-же прилетела в меня, найдя путь сквозь подлесок, но лишь скользнула по кожаной куртке. Лидер послал двух воинов с топорами на меня, сам же решил сменить тактику и отправился к Барку. Меня к тому времени уже начало неслабо накалять отсутствие Ультимы.
— Ультима! — рявкнул я. — Дурная сука, ну и где ты?!
Ответа не было, зато один из каменных топоров опустился на мой щит. В этот раз я всё-таки успел ударить мечом — не пытаясь целиться в голову, просто наотмашь. Алая борозда прошла по телу чудовища, от плеча и до живота. Гар зарычал, его товарищ бросился на меня с другой стороны, я отскочил привычным образом — в сторону и назад. Подлесок норовил бросить мне под ноги то куст, то корягу, но к счастью, местная физика растений лишь замедляла продвижение, а не пыталось уронить игрока. Сбить с ног мог только мощный удар противника, и поражение во встречной проверки силы и стойкости. Ну, по крайней мере я был в этом уверен, так как за целый день игры так не разу и не упал, без посторонней помощи.
Как обычно, если я в чём-то уверен, я оказываюсь не прав. Проклятый пенёк или что бы там ни было подлез прямо мне под ноги, когда я отступал от разгорячённых гаров, и я упал на спину. Успел поджать под себя ноги, потому что они — в отличие от живота, по механике Blood Lore — не являются уязвимой хит-зоной, урон по которой увеличивается. Голову смог прикрыть щитом, но и это мне не помогло. Первый удар топором пришёлся как раз в щит, второй в колено. Я попытался отползти, или как-то защититься, но Рекоза в этот раз не успела прийти мне на помощь. Новый удар снова пришёлся на ногу, затем на щит — тот треснул, а следом, треснула и кость руки. Наверное, если бы это происходило взаправду, мне было бы очень страшно — чувствовать себя беспомощным, под ударами уродливых покрытых густой шерстью существ, смотреть на то, как ломаются собственные конечности и как окровавленные обломки костей игриво выглядывают из истерзанной плоти. Графика была слишком реалистичной.
Мекет Ери. Вы умерли.
Прекрасно. Лучше и не придумаешь. Весь день псу под хвост.
Beta 14.
Я снял шлем и встал из-за стола. В кабинете никого не было, за окном было уже темно. На крючке, рядом с дверью, висел ключ от офиса. Я вздохнул, глянул на часы, что стояли на столе начальника, убедился что сейчас уже достаточно поздно и в офисе скорее всего никого нет, глубоко выдохнул.
— Да твою ж, блядь, мать! — закричал я, и с размаху пнул стул, на котором до этого сидел. Тот отлетел к стене, и я почувствовал себя немного лучше. Совсем капельку. Мне оставалось только собрать вещи и отправиться домой — ночевать в офисе не было ни малейшего желания.
Я подошёл к коматозному, проверил на всякий случай капельницу и катетер. У меня не было мысли о том, что хозяин может оставить своего племянника без физрастворчика, или с протекающим клапаном, но совесть требовала. Убедившись в том, что парнишка протянет до утра со всем возможным для коматозного комфортом, я упаковал свой ноутбук в сумку. Через минуту, выложил его обратно — у меня не было никакого желания снова включать его ночью, да и тащить домой тоже. Хотелось пожрать и выспаться. Тем более, я не стал брать с собой домой нейрошлем. Выключил свет, вышел, запер кабинет и направился к лифту. Коридор был совершенно пуст, лампы не горели — зато уличный фонарь милосердно светил прямо в окно. Я вызвал лифт, спустился вниз. Вахтёр на первом этаже спал, уткнувшись носом себе в грудь. Беспокоить его я не стал. Вышел из здания и направился к метро — идти было не так уж и далеко. Показав по дороге средний палец Человеку с билборда, я надеялся успеть на один из последних поездов. Я шёл быстро, засунув руки в карманы и жалея о том, что не додумался прийти на работу в куртке — вечерами в нашем городе бывало холодно даже летом. Этот район спал, несмотря на то, что не было и десяти вечера. Тут просто некому было вести хоть сколько-нибудь активный образ жизни. В заросший парк даже наркоманы забредали редко, так далеко он был от центра, а десяток офисных многоэтажек уже давно опустел. Муравейники всегда замирают с закатом.
Не могу сказать, что я не любил этот город. Он умирал, а к умирающим всегда странное отношение. Даже если ты любил человека, пока он был здоровым, тень смерти не позволяет тебе чувствовать то же самое. Ты можешь испытывать жалость, раздражение, страх, усталость и отчаяние, но любовь к будущему покойнику умирает раньше него самого. То же самое и с городом. Я относился к нему хорошо, и наверное лет в девятнадцать — двадцать, когда учился вместе с Ларисой и Семёном в Москве, мог назвать именно родной город любимым. Но когда он превратился в оживший труп, поддерживающий собственное существование за счёт чужой крови — раздутый, неуклюжий и дурно пахнущий кадавр — любить его стало немного сложнее.