Знают только горы

Ингиза рвала и метала в прямом смысле слова. Только вчера ей доставили тайное послание от Иниса, полное нежных слов любви, а сегодня отец сообщает, что новоявленный король Ривер просит её руки, и что согласие уже дано. Несчастная девушка не знала, как ей лучше поступить? Отказаться наотрез? Ведь дала слово Инису, что не выйдет замуж в ближайшие месяцы. Но отец и слушать не станет. Да, собственно, она и не скажет, не признается, что полюбила не равного себе, не выдаст тайны своего сердца. Ведь тогда ей не дадут спокойно жить, все, кому не лень, будут лезть с советами и душеспасительными беседами. А ей это надо? Или, ещё чего доброго, усилят контроль за ней, и тогда она не сможет получать весточки от Иниса. Правда, кто и как доставил ей это послание, инфанта не знала.

— Ингиза, ты последнее время какая-то хмурая стала, вся в себе. Что случилось?

Принцепсиона Емина, после молодёжного форума, сдружилась с сестрой мужа, и считала её подругой. Шарль, получивший в своё распоряжение харамных жён, переключил свою неуёмную прыть на них, позволяя любимой жене отдохнуть. Молодая женщина смогла теперь значительно расширить свой круг общения, хоть он и ограничивался стенами дворца. Самые близкие отношения сложились с Ингизой. Удручённое состояние инфанты очень беспокоили принцепсиону. Емина пригласила её в свой будуар и решила выпытать, что так терзает девушку, и может ли она ей чем-то помочь?

— Ты же знаешь, — едва сдерживая слёзы, отозвалась Ингиза, теребя в руках веер, — отец дал согласия на наш брак с королём Навакра!

— Ты станешь королевой, — попыталась ободрить её Емина. — Мы будем ездить друг к другу в гости! Разве это не замечательно?

Ингиза не сдержалась и дала волю слезам.

— Нет… — дальше слов разобрать было невозможно. Инфанта рыдала, шмыгала носом, хватала Емину за руки, пытаясь что-то объяснить, но выходили только охи и ахи.

— Ну, поплачь, — принцепсиона сочувственно закусила губу, готовая и сама расплакаться вместе с несчастной подругой.

Проревевшись, Ингиза, наконец, смогла поведать ей о своём горе.

— Я люблю другого.

Емина ахнула поражённо и прикрыла рот ладошкой. Выходить замуж без любви, по её мнению, было вполне нормально, тем более членам королевских семей. Но выходить замуж, когда ты любишь другого мужчину, думаешь, грезишь о нём, это обрекать себя на муки и страдания.

— Как же так? Ингиза, да в кого ты влюбилась? Погоди, в Арна, наследника Гнёзда?

— Уже не наследника, — поправила её инфанта. — Но, не в него. И не в его друзей! — предупредила она следующий вопрос Емины. — Не спрашивай, ладно! Он обещал…

А что, собственно, Инис ей обещал? Что женится? Нет. Он просил её не выходить замуж несколько месяцев. А что потом?

Ингизе стало муторно на душе. Она обещала ему верить! И верила! Непонятно во что и зачем, но верила!

— Он красивый? — осторожно спросила Емина, не зная, как лучше и правильнее продолжать разговор.

— Какая разница, — удручённо буркнула инфанта. — Красивый… Не это главное! Он… не такой, как все!

— Разумеется, — с готовностью согласилась принцепсиона. Шарль для неё тоже был не таким как все, единственным и неповторимым. — А когда… помолвка?

— Совсем скоро. Отец пригласил Ривера к нам с визитом. Я жду его с ужасом!

— Послушай, Ингиза, а ты произведи на него плохое впечатление! Может, он и передумает?

— Как это? Нагрубить что ли?

— Нет! Надо постараться узнать, какие ему женщины не нравятся, и стать именно такой!

— Какой? Вдруг, ему толстые не нравятся? Так мне что, прикажешь, специально потолстеть?

— Давай не будем торопиться и постараемся как можно больше узнать о навакрийском короле.

— У кого?

— У людей, Ингиза, у людей.

Густой зеленоватый дым выполз из жертвенной чаши, словно обожравшийся питон, и медленно заструился вниз, вдоль толстой резной стойки, сворачиваясь в кольца и меняя цвет на болотно-бурый. Почти достигнув пола, он, как живой, потянулся к ногам жреца, окутывая сапоги мужчины невесомым кольцом. Жрец недовольно переступил ногами, отгоняя дымные оковы, и с недовольным видом закрыл чашу медным колпаком.

— Третий раз они отказывают нам… — задумчиво проговорила Эрима, откидывая с головы капюшон обрядового балахона, — обижены или нечего сказать?

Протус повторил её действия и тяжело вздохнул.

— Не знаю, ваша светлось. Ушедшие за черту вроде не должны демонстрировать обиды. Но, кто знает, как они воспринимают присутствие Наксатры?

Жрец задул все свечи, кроме одной и направился к выходу.

— Её культ древнее, значит, должны уважать, а не обижаться, — возразила Эрима, сосредоточенно пытаясь поймать метущуюся в голове мысль. Она так и стояла возле жертвенной чаши, словно та помогала ей думать. — А если так, то… Протус, а ты не разговаривал с Анхой на эту тему?

— О советах её богини Бастры? — жрец остановился в проеме, оглянулся на женщину, отрицательно мотая головой. — Нет. А вы? Мне кажется, она вам доверяет, ваша светлось!

— Доверяет, — со вздохом ответила Эрима, и, наконец, направилась вслед за Протусом. — Но говорит далеко не всё. И я не знаю причины, по которой так происходит.

— Вы её опасаетесь?

Жрец прекрасно осознавал, что присутствие Звёздного Талисмана рядом с молодым князем, это небывалая удача для самого Арна, и для Гнёзда. Но его мать, по-видимому, считала по-другому. Уж больно, нервной стала в последний месяц вице-королева. Даже сумасшедший муж не доводил её до такого состояния. Но, то муж, а сейчас решалась судьба единственного сына.

— У меня предчувствие, Протус, что происходит что-то не то… Я не могу это выразить словами, но сердце замирает, когда я смотрю на Арна, когда он задумывается вдруг, и смотрит в пустоту. Я пыталась узнать, о чём он думает в эти моменты, но сын лишь улыбается грустно и просит не беспокоиться. Но я чувствую… чувствую, что его что-то гложет!

— Поговорите с Анхой, ваша светлось, думаю, девушка сможет вам всё объяснить.

Эрима вздохнула, молча кивнула жрецу, и решительно направилась в покои Наксатры. Она не знала, получится ли вывести девушку на откровенный разговор, или нет, так как ситуация была очень не простой. Вице-королева многое не сказала жрецу, считая, что её домыслы и догадки сначала следует проверить, а уж потом, думать, как выходить из этого положения.

Жрец тоже не до конца был честен со своей сестрой по вере. Но то, что он утаил от Эримы, было настолько чудовищным, что эти знания могли совсем лишить несчастную мать покоя. Ларец с гадаром наследника всего за месяц покрылся паутиной, а это был очень плохой знак. Настолько плохой, что Протус уже почти решился на обряд Оборота, дабы быть готовым к смене династии. Ведь, если с Арном случится что-то непоправимое, придется в спешном порядке менять все ритуальные атрибуты, заговорённые на кровь Веревойнов. А для этого необходимо, как минимум, иметь все новое: и чаши, и ларцы, и ступы, и даже кропила, не говоря уже о гадаре.