Золотая цепь. Юсуф и Зулейха. Книга мудрости Искендера
Шрифт:
7
Приди на свежий луг, приди и оглянись: Дирхемы лепестков к тебе стремятся вниз. Когда кругом цветы, когда пьянит вино, Будь счастлив, жизнь любя, и хмелем насладись. К чему тебе певцы? Ты слушай соловья. Но пей вино тайком: вот стража, — берегись! Смотри: тебе тюльпан свой кубок подает, — От кубка в день такой, мой друг, не откажись. Пусть нищая любовь владеет кабаком: Что перед ней Джамшед? Что перед ней Парвиз? [13] Пленительно звенит в руках певицы чанг, — Прекрасной, как Зухре [14] , красавицей пленись. Лавина бренных дел приносит нам печаль, Ты гордости вино не пей, не захлебнись. В трудах, в тоске любви есть радость и покой, Помочь влюбленному, богач, ты не стремись. Охвачен Хорасан огнем стихов Джами, Стихи пришли в Ирак, стихи пришли в Тавриз.13
Джамшед, Парвиз — цари Ирана.
14
Зухре — звезда Венера.
НА СМЕРТЬ БРАТА
1
Нас было двое в мире: я и брат мой дорогой. Поэзия была горда жемчужиной такой. Наш век еще нам не дарил подобных сыновей, Постиг он знаний глубину пытливою душой. Нежноголосым соловьем он был в саду наук, На небе мудрости он был сверкающей2
Тебе из горя и тоски я памятник воздвиг. В душе, исполненной надежд, теперь страданья крик. Плененный розой соловей, ты мучился в аду, Шипами вихрь тебя пронзил, разрушил твой цветник. Я плакал, создал море слез. Какая польза в нем? Тебя, жемчужину, ловец на дне морском настиг! Мой друг любимый, протяни ты руку дружбы мне, — Работа падает из рук, я головой поник. Я не приемлю ничего израненной душой, Одну лишь вечную печаль и муку я постиг. Надежда сердца моего, навеки ты ушел, Так для чего же я живу? Где твой прекрасный лик? Шипами роза иногда колола сердце мне, Исчезла роза, а шипы терзают каждый миг. Из мудрых слов, что начертал он мускусным пером, Воздвигну памятник в душе, тоскующей о нем.НА СМЕРТЬ СЫНА
1
Какую боль мне причинил вращающийся небосвод! Уничтожает он меня, он мне пощады не дает. Велит мне жемчуг лить из глаз, отняв жемчужину мою: Сафиуддина он унес, он жизнь мою, как нитку, рвет! Земля жестокая в себе серебряный сокрыла стан, Никак понять я не могу, что серебро в земле гниет. Я кровью напитал свои дотоле зоркие глаза, Я не хочу смотреть на мир, когда он в мире не живет. Чем я обрадую теперь свой угнетенный, скорбный ум? Где радость моего ума, где радости моей оплот? Как знамя, из моей груди растет огонь разлуки с ним, И чтобы пламя потушить, вздыхаю, горечью томим!2
Еще глаза мои тобой не насладились в этот год, Еще не слышал слов твоих — был так внезапен твой уход! Еще ни одного цветка ты с ветки жизни не сорвал, Но смертью сорван ты уже, о юный цвет, о свежий плод! Ни разу ты своей ногой не придавил и муравья, За что же, слабенький, познал ты столько бедствий и невзгод! Мой мальчик, голову твою не брил ни разу брадобрей, Но каждый волосок ее пронзил тебя мечом забот. Зачем в твои уста судьба так много яду налила, Когда еще ты не испил и капли из ее щедрот! Дитя, ни одного куска твой рот еще не поглотил, Но чтобы поглотить тебя, сама земля разверзла рот. Еще ни разу не пошли твои ножонки по земле, — И на руках тебя несут, чтоб ты земли почуял гнет. Седьмой десяток мне пошел, живу на свете я давно, Но сердце в первый раз такой ужасной скорбью пронзено.3
Ты кровью приказал рыдать заплаканным глазам отца, Ты сердце разорвал мое, — о сердце, о бальзам отца! Пришла весна, и поднялись цветы и травы из земли. О, встань, цветок мой, из земли, сочувствуя слезам отца! В обмен я б отдал жизнь свою, чтоб только сохранить твою, Когда бы подчинился мир настойчивым словам отца! Ослеп я, как Якуб. Мой сын! Когда бы ты, второй Юсуф, Рубашкою вернул бы свет погаснувшим очам отца! Пусть ворот жизни разорвут, как ворот розы, но шипы С твоей могилы пусть меня пронзят. Конец мечтам отца! Во сне увидел я, что ты ушел и мой покой унес. Вовек не сбыться бы таким тяжелым, черным снам отца! Кого спросить мне о тебе? С кем разделить печаль дано? Не знаю, что в душе твоей, — в моей пустынно и темно.ЧЕТВЕРОСТИШИЯ
1
Сказал однажды Согари [15] : «Я гибну от воров, Что мысли лучшие крадут из строк моих и слов». Я много строк его прочел, но мысли не нашел. Увы, он прав: украден смысл из всех его стихов!2
Ты не грусти, когда твои достоинства скрывают И, недостатки увидав, их громко называют. Иные, видя, что шипы впиваются в мудрейших, — Как роза расцветают вдруг, как зелень оживают.15
Согари — малоизвестный стихотворец, современник Джами.
3
Можно камень заставить рубинами губ заблистать, Можно сорной траве благовонье цветов передать, Можно вырвать из пасти акулы блаженство души, Все возможно, лишь мне невозможно тобой обладать.4
Любимая, бремя страданья доколе я буду нести? Ужели же горы и горя и боли я буду нести? О, если сердца ты пленяешь, я сдаться готов тебе в плен, Поверь мне, что бремя по собственной воле я буду нести!5
Западни загадок хитрых никогда не ставил я, Не охотился за славой, в мыслях не лукавил я, Я в стихах своих заставил все незрелое созреть, И свое оставил имя на страницах бытия.Юсуф и Зулейха
Главы из поэмы
Перевод С. Липкина
ЗУЛЕЙХА ОТПРАВЛЯЕТСЯ К ЮСУФУ И ОБЪЯСНЯЕТСЯ ЕМУ В ЛЮБВИ
Кормилицы услышав донесенье, Почувствовала Зулейха волненье. Из глаз полился жарких слез поток, — Из миндаля полился чистый сок. Как кипарис, пред юношей предстала, И на Юсуфа тень ее упала: «К твоим ногам склонилась голова: Пусть будет в ней любовь к тебе жива. Я вся полна тобой, тебя желая, И о себе забыв, к тебе пришла я. Я душу обрела в любви своей, Связал меня аркан твоих кудрей. Душа тебе принадлежит всецело, Из-за тебя мое пылает тело. Любовь к тебе — как море: я тону, Я чувствую, что я иду ко дну. Нашел бы врач, мои вскрывая жилы, Не кровь, а страсть к тебе, красавец милый!» Ее услышав, зарыдал Юсуф. Она спросила, тяжело вздохнув: «О, ставший счастья моего глазами. Зачем глаза ты оросил слезами?» Юсуф, увидев боль ее, тотчас Из уст рассыпал перлы, как из глаз: «Разбил я сердце, потому и плачу, В любви познал я только неудачу. Я теткой был любим, но кличкой „вор“ Она меня ославила с тех пор. Я был отцом любим сильней, чем братья, И должен был их злобу испытать я: Они меня в Египет увели, Живу
я в муках, от отца вдали. В моей груди исходит сердце кровью, Я в ужасе перед твоей любовью». Сказала Зулейха: «О светоч мой! Что мне луна? Ты стал моей луной! Я не скажу: любима я тобою, — Твоим рабыням стать хочу рабою! Одно лишь ты рабе своей позволь: Открыть свою любовь к тебе и боль. Люблю я так смиренно, терпеливо, Меня врагом считать несправедливо. Кто хочет огорчений для себя? Не ищут же мучений для себя! Люблю тебя, любовью сражена я, — И что же, все-таки тебе страшна я? Подай надежду мне, верни покой, Хотя б на миг смирись передо мной. Хотя бы шаг ступи со мной, и всюду Тебе опорой и защитой буду». Юсуф ответил ей: «О госпожа! Вот я стою, как раб тебе служа. Я — раб, и мой удел — повиновенье, Прикажешь — я исполню повеленье. Не требуй, чтоб владыкой стал я впредь: Раба не заставляй ты покраснеть. Могу ль с тобой одним смотреть я взглядом И за столом сидеть с тобою рядом? Ты мне работу поручить должна, — Какую дашь, я выполню сполна, Работой удовольствуюсь любою, Тебе достойным буду я слугою». Сказала та: «О свет моей судьбы! Я пред тобой ничтожнее рабы. Лишь прикажу наперсницам и слугам, — Готовы сто рабынь к моим услугам. Иль хочешь ты, чтоб я их обошла, Чтоб исполнял ты все мои дела? Нам ноги для ходьбы нужны бесспорно, Считать глаза ногами — нам зазорно. Для ног, а не для глаз — тернистый путь: Колючки может он в глаза воткнуть!» Ответствовал Юсуф: «Моей печали Четой твоя душа и сердце стали. Не спорит с блеском солнца свет зари, — И ты мне о любви не говори. Хочу я только быть твоим слугою, Не обольщаясь долею другою. Тот верный друг, кто другу подчинен: Желанье друга для него — закон». Юсуф хотел путями убежденья, Слугой оставшись, избежать сближенья. В сближенье видел он источник зла: Спасеньем доля рабская была. От пламени должна спасаться вата, Не то погибнет, пламенем объята. ЗУЛЕЙХА ПОМЕЩАЕТ ЮСУФА В ЧУДЕСНОМ САДУ
Тот, кто украсил сказа дивный сад, Сказал, что старцев так слова гласят: У Зулейхи был сад, не сад, а диво: Пред ним Ирем [16] , что пред цветком — крапива! Он радовал цветами и водой, Сияли розы нежной красотой. Ветвями дерева переплетались, Без всякого смущенья обнимались. Чинары с кипарисом обнялись, И, как детей, ласкал их кипарис. Цветы свой балдахин простерли пышный, Раскрылся над цветами зонтик вишни, А мандаринов цвет — желто-багрян, Плод мандарина — шар, а ветвь — човган [17] , Чудесный сад, не знающий страданья, У мира отнял шар очарованья. Хурма свой стан возвысила, и сад От этого прекрасней стал стократ. Хурма росла в саду халвой живою, И наслаждался, кто хотел, халвою. Инжиров роща, молока полна, С кормилицей румяною сходна. И птицы к той кормилице привыкли, К сосцам инжира клювами приникли. Проникло солнце в тонкую листву, Узоры уронило на траву, В картину превратило сад весенний, Что позлащен игрою светотени. Смешался с тенью беглый свет дневной, Над бубнами цветов струился зной, И соловьи смотрели изумленно, Наполнив пеньем купол небосклона. Под сенью ив, при легком ветерке, Резвились рыбы в ручейках, в реке. Ручьи в саду линейками лежали, Там зелень — письмена, земля — скрижали, Там в красных розах — красота подруг, Там в желтых розах — след любовных мук. В саду, что был веселья звонким садом, Два водоема простирались рядом. Их мрамор был белее хрусталя, Полоской разделяла их земля, Сходны друг с другом, будто наши очи, Лишь расстояние меж них короче. Зазора не было меж гладких плит: Искусников искусство то пленит! Решили б мы, взглянув на эти плиты: Они друг с другом воедино слиты! Для утешения души больной Являлась Зулейха в тот рай земной, К двум водоемам шла дорогой гладкой: В том — молоко, в другом — напиток сладкий. Ее служанки, чей удел высок, Любили молоко и сладкий сок. Меж водоемами она воздвигла Трон для Юсуфа: скорбь ее постигла, Она Юсуфа приняла отказ, — И в сад его отправила тотчас, И птица сада пела сладкогласно: «Чудесен сад, садовница прекрасна!» Сто девушек, прелестных, как жасмин, Чьи станы — кипарис, уста — рубин, Сто девушек — жемчужин украшенье, Она дала Юсуфу в услуженье, Сказав: «Позволь к ногам твоим упасть! Рабынь я отдаю тебе во власть. Увы, когда меня ты отвергаешь, Возьми, какую только пожелаешь. Ты наслаждайся жизнью: краток век, А молодость — пора сладчайших нег». Она своих служанок наставляла: «Красавицы, во что бы то ни стало Юсуфу подчиняйтесь. Вам велят: Протянет кубок с ядом — пейте яд, Потребует: „Отдайте жизнь“ — отдайте, И вашу смерть почетной вы считайте. Послушные, покорные, тотчас Исполните его любой приказ, Но сообщите мне без промедленья, Когда захочет с кем-нибудь сближенья». Казалось, ей терпеть невмоготу, — Узором лжи украсила мечту: Из тех рабынь, что на Плеяд похожи, Захочет взять кого-нибудь на ложе, — Она ее заменит — и сорвет С пленительного древа сладкий плод. Юсуфа усадив на трон вначале И бросив под ноги цветы печали, Она рабынь поставила пред ним, Склониться их заставила пред ним, Юсуфу душу отдала на милость, С опустошенным телом удалилась. 16
Ирем — легендарный сад, земной рай.
17
Човган — клюшка в игре того же названия, напоминающей поло.
Поделиться с друзьями: