Золотая цепь

– Не могу понять, как это дамам приходит в голову отправляться на пикник без одежды, – заметила Корделия. – Муравьи могут забраться… куда угодно.

Анна рассмеялась.

– Корделия, вы просто глоток свежего воздуха, – произнесла она, и в это время к ним приблизилась темноволосая женщина с серебряным подносом. Ее черные косы поддерживал гребень из слоновой кости, украшенный шелковыми пионами, а одета она была в темно-бордовое платье с вышивкой. На подносе сверкали хрустальные бокалы с напитком, на поверхности которого лопались крошечные пузырьки.

– Шампанского? – предложила женщина и улыбнулась, обнажив белые клыки. Вампирша.

– Благодарю, Лили, – сказала Анна и взяла бокал. Мэтью последовал ее примеру, и Корделия, помедлив несколько мгновений, тоже взяла шампанское. Она никогда не пробовала игристого вина – мать считала, что леди не полагается пить ничего, кроме сладких наливок, вроде шерри или миндального ликера.

Мэтью осушил свой бокал одним глотком, поставил его на поднос Лили и взял второй. Корделия поднесла бокал к губам, и в этот момент мимо прошел какой-то модно одетый чародей с жабрами, держа под руку вампиршу-блондинку в платье гранатового цвета. Она была красавицей, и ее белая кожа походила на свежевыпавший снег; Корделия подумала о простых женщинах, которые мазали лицо разными составами для того, чтобы сохранить молодость и модную бледность.

Им следовало просто стать вампирами, подумала она. Это обошлось бы гораздо дешевле.

– Что означает эта твоя скромная улыбка? – поинтересовался Мэтью. – Вид у тебя такой, словно ты сейчас рассмеешься.

Корделия отпила глоток шампанского, и у нее защипало язык. Она лукаво взглянула на юношу.

– И что с того?

– Большинство девушек, оказавшись на твоем месте, тряслись бы от страха, – сказал он. – Я не имею в виду Анну или Люси – я говорю обо всех остальных.

– Меня не так просто напугать, – усмехнулась Корделия.

– Это уже начинает доходить до моего сознания. – Он обернулся к Анне и Лили: они стояли, сблизив головы, девушка-вампир смеялась.

– Анна может соблазнить кого угодно, – понизив голос, сообщил Мэтью. – Любую женщину. У нее на это талант.

– Надеюсь, это не единственный мой талант, – лукаво произнесла Анна, подойдя к ним. Малкольм Фейд возник рядом, сделал знак Лили, и вампирша исчезла, шурша шелками.

– Гипатия желает видеть вас, Анна, – заговорил Малкольм. – У нее гостит подруга, которая впервые посетила этот город, и эта подруга хотела бы с вами познакомиться.

Губы Анны изогнулись в улыбке.

– И откуда же прибыла эта подруга?

– С побережья, – ответил Малкольм. – Идите же, вы знаете, что Гипатия терпеть не может ждать.

Анна подмигнула Корделии и Мэтью и следом за Малкольмом скрылась в коридоре, оклеенном обоями с дамасским орнаментом.

– Она такая красивая, – сказала Корделия. – Я имею в виду Анну.

– У Анны есть класс. – Мэтью с задумчивым видом приподнял бровь. – Французы назвали бы ее jolie laide.

Корделия не очень хорошо знала французский, но эти слова заставили ее нахмуриться.

– Некрасивая красавица? У меня бы язык не повернулся назвать ее «некрасивой»!

– Я сказал это в переносном смысле, – объяснил Мэтью. – Это выражение означает необычную красоту. Непривычную, не как на картинках в журналах. У такой женщины не просто привлекательное лицо, в ней чувствуется характер. – Он смерил Корделию взглядом с головы до ног. – Как у тебя.

Он протянул руку и схватил бокал шампанского с подноса, который как раз проносил мимо улыбавшийся симпатичный оборотень из струнного квартета. Каким-то образом Мэтью ухитрился выпить предыдущую порцию и с впечатляющей ловкостью избавился от пустой посуды. Сделав глоток, он взглянул Корделии в глаза поверх кромки третьего бокала.

Корделия толком не знала, следует ли воспринимать его слова как комплимент, но сейчас у нее были другие заботы. Она не знала, когда ей в следующий раз повезет остаться наедине с Мэтью. И она начала:

– Помнишь, на балу я спрашивала тебя о матери?

– Я всегда поглощен мыслями о своей матери на подобного рода вечеринках, – хмыкнул он.

Она отпила еще немного шампанского и с некоторым трудом подавила икоту.

– Твоя мать занимает пост Консула, – продолжала она.

– Да, я это заметил.

– И сейчас она находится в Идрисе, где скоро будут судить моего отца.

Мэтью прищурился.

– Я думал… – Он тряхнул головой. Несколько балерин-вампирш оглядели их и захихикали. – Нет, ничего. Я слишком много думаю и слишком много пью. В этом и состоит моя проблема.

– Есть кое-что, чего я не могу понять, – не сдавалась Корделия. – Почему они не допросили отца при помощи Меча Смерти? Тогда у них отпали бы всякие сомнения в его невиновности.

На лице Мэтью отразилось легкое удивление.

– Действительно. Какой толк в магическом предмете, который заставляет любого, кто возьмет его в руки, говорить правду, если не собираешься использовать его на суде над преступниками?

Слово «преступник» по-прежнему заставляло Корделию скрежетать зубами от бессильного гнева.

– Мы почти ничего не знаем о процессе, но у моего брата в Идрисе есть школьные друзья. До него дошли сведения о том, что судьи не собираются использовать Меч Смерти. Как ты считаешь, ты смог бы убедить свою матушку в том, что это совершенно необходимо?

Мэтью достал откуда-то очередной бокал шампанского – судя по всему, из-за кадки с комнатным растением. И снова смотрел на девушку поверх края бокала. Корделия подумала: интересно, сколько людей видели ухмыляющегося своим мыслям Мэтью с бокалом вина или чего-нибудь покрепче и не замечали, что он наблюдает за собеседником этими своими темно-зелеными глазами?

– Тебя очень расстраивает вся эта история, верно? – спросил он.

– Дело не во мне, а в моей семье, – вздохнула она. – Если моего отца признают виновным, мы потеряем не только его; мы станем изгоями, как Лайтвуды после смерти Бенедикта. У нас отнимут все наше достояние. Наше имя будет покрыто позором.

– А тебя это так волнует? Позор?

– Нет, – отрезала Корделия. – Но моя мать и брат очень боятся быть отвергнутыми обществом, и я не знаю, смогут ли они с этим жить.

Мэтью поставил бокал на небольшой столик, украшенный инкрустацией по дереву.

– Хорошо, – сказал он. – Я напишу матери в Идрис.

Облегчение было таким сильным, что даже причинило ей боль.

– Спасибо, – пробормотала Корделия. – Но попроси ее, пожалуйста, прислать ответ на имя Люси, в Институт. Я не хочу, чтобы мать увидела письмо Консула прежде, чем я. Вдруг мне откажут.