Золотая Орда. Между Ясой и Кораном. Начало конфликта
Шрифт:
Согласно «Сборнику летописей» Рашид-ад-дина, события развивались так: «Хулагу-хан совещался насчет того похода с государственными мужами и придворными сановниками. Каждый из них высказывал что-либо согласно своему убеждению, [Хулагу-хан] призвал звездочета Хусам-ад-дина, который сопутствовал ему по указу каана, чтобы избрать час выступления в путь и привала, и приказал ему: "Расскажи без лести все то, что видно в звездах". Вследствие [своей] близости он обладал смелостью и решительно сказал государю: "Нет счастья в покушении на род Аббасидов и в походе войска на Багдад, ибо доныне ни один государь, который покушался на Багдад и на Аббасидов, не попользовался царством и жизнью. Ежели государь не послушает слов слуги своего и пойдет туда, произойдут шесть казней: во-первых, падут лошади и воины захворают, во-вторых, солнце не будет всходить, в-третьих, дождь не будет выпадать, в-четвертых, поднимется холодный вихрь и мир разрушится от землетрясения{10}, в-пятых, растения не будут произрастать из земли, в-шестых, великий государь в тот же год скончается". Хулагу-хан на эти слова потребовал доказательства и взял письменное свидетельство. Бахши{11} и эмиры согласно сказали: "Поход на Багдад — само благо". Затем [Хулагу-хан] призвал ходжу мира Насир-ад-дина Туей и посоветовался с ним. На ходжу напали подозрения. Он предположил, что его хотят испытать, и сказал: "Из этих обстоятельств ни одно не случится". [Хулагу-хан] спросил: "Так что же будет?" Насир-ад-дин ответил: "А то, что вместо халифа будет Хулагу-хан". После этого [Хулагу-хан] призвал Хусам-ад-дина, чтобы он поспорил с ходжой. Ходжа сказал: "По общему признанию всех мусульман многие из великих сподвижников [посланника божьего Мухаммада]
Если на минуту забыть имя заказчика прогноза, то мы увидим спор двух мусульманских ученых. Новизна ситуации в том, что спорят они в ставке монгольского предводителя, почитателя Вечного Неба.
В битву за Багдад самым неожиданным образом вмешался один из чингизидских царевичей, Берке. Если верить арабскому историку Ибн Фадлаллах ал-'Умари, современнику хана Узбека, а консультировал ал-'Умари шейх Шамс-ад-дин ал-Исфахани, Берке решил спасти халифа как собрата по вере. Заодно Берке удалось убедить Бату в коварстве великого хана Менгу, и Бату смог остановить на полпути объединенное монгольское войско. Замечу, что военные операции имперского масштаба планировались заранее, и решение, принятое на курултае, имело силу закона. Кочевая аристократия, запуская механизм войны, обладала надежным инструментом контроля (у каана была служба, приводившая в исполнение смертные приговоры царевичам). Допускать мысль о том, что кто-то из чингизидов из любви к миру воспротивился общему решению, означает не понимать суть вещей: «было не в обычае, чтобы кто-либо переиначивал решение и указ каана, а тот, кто бы это совершил, являлся бы преступником» (Рашид-ад-дин. Т. II. С. 13). Был ли Берке преступником, поправшим решение курултая? Кажется очевидным, что мусульманские историки приписывают Берке преступное, с монгольской точки зрения, поведение. В глазах мусульман он был героем. Наша задача в том, чтобы указать на глубину и характер противоречий в источниках. Взаимоисключающие сообщения указывают на серьезный конфликт, которого на деле быть не могло. Скорее всего, вымышленным был вариант шейха Шамс-ад-дина ал-Исфахани.
Официальная монгольская версия событий выглядит так: «Окончив размышление [Менгу-каан] назначил своего брата Кубилай-каана в области восточных владений Хитай, Мачин, Карачанак, Тангут, Тибет, Джурджэ, Солонга, Гаоли и в часть Хиндустана, смежную с Хитаем и Мачином, а Хулагу-хана определил в западные области Иранской земли, Сирию, Миср, Рум и Армению, чтобы оба они с ратями, которые у них имелись, были бы его правым и левым крылом. После большого курултая он послал Кубилай-каана в пределы Хитая и в упомянутые края и назначил для него войска, а Хулагу-хана, с согласия всех родичей, нарядил в Иранскую землю и во владения, что были поименованы выше, и постановил, чтобы войско, которое с Байджу и Чурмагуном раньше посылали для [несения службы] тама, стояло бы в Иранской земле, а войско, которое также посылали для [несения службы] тама в Кашмир и Индию с Даир-бахадуром, все принадлежало бы Хулагу-хану. <…> Сверх этих войск, определили, чтобы из всех дружин Чингис-хана, которые поделили между сыновьями, братьями и племянниками [его], на каждые десять человек выделили бы по два человека, не вошедших в счет, и передали в качестве инджу Хулагу-хану, чтобы они отправились вместе с ним и служили бы здесь. В силу этого все, назначив [людей] из своих сыновей, родичей и нукеров, отправили их вместе с войском на службу Хулагу-хану» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 23). Отправили своих людей и Бату с Берке, что надежно документировано {12} . О решении Менгу отправить своих братьев в завоевательные походы в Персию и Китай известно было и Вильгельму де Рубруку {13} . В варианте же шейха Шамс-ад-дин ал-Исфахани трехлетнее движение имперской армии было секретом для мусульманина Берке. Берке узнал о замысле войны против халифа, когда войско Хулагу подошло к Амударье. Эта абсолютно невозможная версия событий в некоторых исследованиях принимается на веру [37] , хотя выяснить, как планировались имперские походы, несложно.
37
Трепавлов В. В. Государственный строй Монгольской империи XIII в.: Проблема исторической преемственности. М., 1993. С. 81: «Принципиальность проведения рубежа по Джейхуну была продемонстрирована в начале войны против халифа. Бату по наущению брата, мусульманина Берке, остановил посланные кааном в Ирак войска Хулагу на правом берегу Амударьи. Два года они не двигались с места: возвратиться не позволял приказ Мункэ, а переправу запретил посол из Сарая». Это буквальный пересказ версии шейха Шамс-ад-дина ал-Исфахани, без ссылки на этот поздний источник. Тезис В. В. Трепавлова принят на вооружение Г. Г. Галиахметовой: «Несмотря на то, что Бату не являлся "явным" мусульманином, в начале войны против халифа он сумел продемонстрировать принципиальность в защите его интересов. Бату хан оказывал противодействие осуществлению целенаправленной кампании против халифа "… и остановил посланные кааном в Ирак" войска Хулагу на правом берегу Амударьи» (Галиахметова Г. Г. Ислам в Золотой Орде: традиции религиозного опыта. Казань, 2007. С. 53).
Из Монголии в Хорасан армия двигалась свыше трех лет с учетом сезонных перекочевок. «Вперед выслали гонцов, чтобы они на протяжении принятого в расчет перехода войск Хулагу-хана от начала Каракорума до берегов Джейхуна объявили заповедниками все луговья и пастбища и навели прочные мосты на глубоких протоках и реках. Было повелено, чтобы Байджу-нойон и дружины, которые до этого прибыли с Чурмагуном, отправились в Рум и со всех владений на каждого человека приготовили бы для довольствия войск по одному тагару муки и бурдюку вина» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 23). Заповедники создавались с целью сохранить в целости источники фуража для монгольской конницы [38] . От начала похода до осады Багдада прошло пять лет, включивших покорение Аламута [39] , горной крепости исмаилитов в Кухистане, военный рейд Бачу-нойона в Румийский султанат и прибытие союзных войск из Армении и Грузии. Относительно судьбы халифа Хулагу получил от брата такие наставления: «Ежели халиф багдадский соберется служить и слушаться, не обижай его никоим образом, а ежели он возгордится и сердце и язык не приведет в согласие [с нами], то и его присовокупи к прочим [врагам]. <…> Опустошенные земли вновь приведи в цветущее состояние, завоюй вражеские владения силою великого господа, дабы преумножились наши летние и зимние становища, и во всех случаях совещайся и советуйся с Докуз-хатун» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 24).
38
Дробышев Ю. И. К типологии средневековых заповедников Центральной и Средней Азии//Тюркологический сборник 2003–2004. Тюркские народы в древности и средневековье. М., 2005. С. 37.
39
Иванов В. А. Некоторые исмаилитские крепости в Персии//Иванов В. В. Очерки по истории исмаилизма/Пер. с англ. СПб., 2011. С. 150–160.
На языке монголов служба халифа великому хану заключалась в помощи и поддержке войском, оружием и припасами. Империя расширяла свои границы, поглощая ресурсы еще не завоеванных территорий. В послании багдадскому халифу ал-Муста'симу разъяснялось: «Признак покорности и единодушия в том, чтобы ты во время похода на врага оказал помощь войском, ты же его не прислал и привел отговорку. <…> Ежели ты разрушишь крепостные стены, засыплешь рвы и явишься повидать нас, препоручив царство сыну, а не хочешь явиться сам, то пришлешь везира, Сулейман-шаха и даватдара, всех трех, чтобы они не прибавляя и не убавляя, передали тебе наше слово, словом — ежели ты будешь повиноваться нашему указу, то нам не придется враждовать, и владение, войско
и подданные останутся тебе. <…> Ежели ты желаешь пощадить свой древний род, то внемли разумно моему совету, а ежели не послушаешься, тогда я погляжу, какова воля божия» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 34–35). Последнюю фразу следует понимать так: на все воля Неба. С позиции «людей войны» все провинции мира делятся на две категории: покорные и восстающие, третьего не дано. Такая концепция власти отчетливо не признавала границ. Монголы полагали, что все земли, куда дошли письма от имени Сына Неба, должны им покориться.Вернемся к версии шейха Шамс-ад-дин ал-Исфахани. Мусульманские шейхи в мистическом поиске некой опоры не ведали что творили. Задним числом они конструировали историю монгольских походов, чтобы обрести надежду на будущее. Спасительная сила мифа компенсировала ужас истории. В новом варианте главной целью похода объявлена война монголов с исмаилитами, а соперничество с халифом предстает личной инициативой Хулагу. В картине мира шейхов нет места монгольскому концепту Вечного Неба, покровительствующему замыслам хана. Немыслимая, с монгольской точки зрения, акция Берке в защиту халифа является производной от агиографической истории обращения Берке в ислам. Вот как это выглядит в полном, а не усеченном варианте цитирования:
«Проходя мимо Бухары, он (Берке) сошелся с шейхом Шамс ад-дином ал-Бахарзи, [одним] из последователей "главы аскетизма" Наджм ад-дина Кубра. Прекрасно повлияла на него речь ал-Бахарзи, и он (Берке) принял ислам из рук его. Укрепилась дружба между ним да ал-Бахарзи, и посоветовал ему ал-Бахарзи вступить в переписку с халифом ал-Муста'симом, присягнуть ему и послать ему подарки. Он (Берке) написал халифу и отправил ему подарок. Стали они [с тех пор] посылать друг к другу послов, письма, дары и приношения. <…> Пришли к нему (Мангу-кану) послы от жителей Казвина и земель Джибальских, жалуясь на зло, которое им причиняют соседи их мулхиды (т. е. исмаилиты), и вред, который они наносят им. Тогда он (Мангу-кан) отправил брата своего Хулаку с громадным войском для поражения мулхидов, завоевания их крепостей и прекращения дальнейшего их господства. Хулаку стал представлять в заманчивом виде брату своему Мангу-кану захват владений халифа и выступил с этой целью. Дошло это до Берке, сына Джучи, и не понравилось ему, потому что между ним и халифом утвердилась дружба. Он сказал брату своему Бату: "Мы возвели Мангу-кана, и чем он воздает нам за это? Тем, что отплачивает злом против наших друзей, нарушает наши договоры, презирает нашего клиента и домогается владений халифа, т. е. моего союзника, между которым и мной происходит переписка и существуют узы дружбы. В этом есть нечто гнусное". Он представил поступок Хулаку брату своему Бату в таком гадком виде, что Бату послал к Хулаку [сказать], чтобы он не двигался со своего места. Прибыло к нему послание Бату, когда тот [Хулаку] находился за рекой Джайхун. Он не переправился через нее и с бывшими при нем простоял на своем месте целых два года, до тех пор, пока умер Бату и воцарился после него брат его Берке{14}. Тогда усилились пожелания Хулаку. Он [снова] послал к брату своему Мангу-кану просить дозволения исполнить то, что он некогда приказал [ему] относительно нападения на владения халифа и отнятия их у него. Он ему так хорошо расписал это, что тот согласился. Хулаку вступил в [те] земли и напал на мулхидов. Он заподозрил 700 человек из знатнейших лиц Хамадана — это область принадлежала [сперва] Бату, потом Берке — в преданности Берке и тайных действиях против Хулаку и Мангу-кана. Он умертвил их [всех] до последнего. Затем он стал продолжать свой путь по странам, добрался до Дешт-Кипчака и вступил в него. Три дня он простоял, не находя противника; на четвертый день его настигла конница. Берке напал на них со своими ратями и полчищами. Судьба не благоприятствовала Хулаку» (Сборник материалов. Т. I. С. 182–184)..
В этой версии падение Багдада отменялось. Берке превратился в могущественного султана, способного усилием воли приостановить имперскую машину войны. Единственный вопрос, достойный внимания: к какой категории текстов следует отнести рассказ шейха Шамс-ад-дин ал-Исфахани о Берке, который усилием воли замедлил ход истории?
Мусульманский мир ничего не смог противопоставить имперскому натиску монголов, поэтому в вымышленном варианте событий на защиту Багдада выступило войско Берке; правда, для этого сочинителю пришлось направить армию Хулагу во владения Берке. Некие высшие силы вмешались в ход мировых событий, заставив имперские армии сражаться друг с другом. Воображаемый сценарий спасения строится на ожидании мистического чуда. Столь же загадочными казались мусульманским историкам Египта причины, по которым армия Хулагу остановила военные действия в 1260 г. Рашид-ад-дин, историк ильханов, вкладывает в уста правителя Египта, султана Кундуза, достоверное объяснение. Войну остановила смерть великого хана Менгу на полях сражений в Китае: «Хулагу-хан с огромной ратью устремился из Турана в Иран и ни одна душа из халифов, султанов и меликов не нашла силы сопротивляться. Завоевав все страны, он дошел до Дамаска, и ежели бы к нему не подоспело известие о кончине брата, то и Миср (Египет) тоже был бы присоединен к прочим странам» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 51).
Рациональному объяснению Рашид-ад-дина противостоит мистическое объяснение, найденное египетскими историками. Так, Ибн Фадлаллах ал-'Умари прославляет доблести египетских мамлюков, основную массу которых составляли кипчакские рабы. Для ал-'Умари они были истинным войском Аллаха и их победы были исполнением воли Аллаха. При таком взгляде на ситуацию поиск иных причин просто неуместен. К тому же мамлюки из кипчаков были военной элитой страны и именно из их среды выдвигались султаны Египта (Сборник материалов. Т. I. С. 172–173). Если у нынешних историков нет задачи заниматься апологетикой или самообманом, то теологические версии событий, при всей их привлекательности, должны быть отвергнуты.
Кончины великих ханов всегда останавливали военные действия монголов, где бы они не происходили, так как князья должны были отправиться на курултай для избрания нового хана. Тем самым выявляются тайные пружины, запускавшие и останавливавшие механизм монгольской экспансии. «Монголы остановились там, где они были в Индии и Европе в 1242 г., из-за смерти Угедея в конце 1241 г. Они остановились там, где они были на Среднем Востоке в 1260 г. из-за смерти Мунке в августе 1259 г. Кончина степного самодержца, как знали все монголы, не являлась чем-то принципиально незначимым» [40] . Речь идет о системном факторе, прочие обстоятельства, при всей их важности, должны быть признаны второстепенными. Планирование и реализация военных акций — это единственное условие существования империи Чингис-хана. Смерть хана останавливала войну, что указывает на одну из скрытых структур повседневности, определявшую поведение монгольской элиты. Система военной иерархии была настолько тесно связана с личностью правителя, что, когда он умирал, возникала реальная опасность распада империи.
40
Флетчер Дж. Средневековые монголы: экологические и социальные перспективы//Монгольская империя и кочевой мир. Улан-Удэ, 2004. С. 247.
Мусульманские писатели творили собственную реальность, не считаясь с имперскими мифами. До слуха ал-Джузджани, бежавшего в свое время от монголов в Индию, дошла поразительная версия, без которой критический разбор сюжетов о Берке будет неполон. Рассказы о разграбленных сокровищах халифов не давали покоя многим.
Хулагу «забрал все сокровища багдадские, исчисление и счет которых не могут быть начертаны пером и не поддаются человеческому определению. Из денег, драгоценных камней, редкостей и дорогих украшений он все увез в свой лагерь… Кое-что, в виде подарка и доли, отослал к Берке, мусульманину, а часть утаил. Люди, заслуживающие доверия, рассказывали следующее: "То, что дошло до Берке, последний не принял, умертвив послов Хулаву. По этой причине возникла вражда между Берке и Хулаву"» (Сборник материалов. Т. И. С. 51). Многие принимают этот слух за факт [41] . На самом деле, вражда между монгольскими правителями вспыхнула намного позже и по иному поводу. Рассказ ал-Джузджани отражает ситуацию переживания катастрофы, ибо мусульманский мир лишился лидера. Неприглядная повседневность вытеснена достоверностью мифа. Мусульмане полагали, что богатства царствующего дома могут принадлежать только Аббасидам. Почему эта тема так волновала современников?
41
Ср.: Morgan D. О. The Mongols and the Eastern Mediterranean//Latins and the Greeks in the Eastern Mediterranean after 1202/Ed. B. Arbel, B. Hamilton, D. Jacobe. London, 1989. P. 203.