Золото и мишура
Шрифт:
— Все, что я могу сказать: ты сделал свое предложение весьма необычным, мягко говоря, способом.
— Наверное, ты права.
— Даже если не принимать в расчет твои грязные и оскорбительные мотивы, то и тогда мой отец никогда не позволит мне выйти замуж за Коллингвуда. И первое, что он сделает — лишит меня наследства.
— И отлично. В таком случае ты поймешь, что я вовсе не гоняюсь за твоими деньгами. Между прочим, не исключено, что и меня тоже мать лишит наследства за то, что женюсь на дочери Слейда Доусона. Так что мы оба рискуем закончить свои дни бедными,
— Сэр, мне кажется, вы не в своем уме, если полагаете, что я хоть на секунду задумаюсь, менять ли мне свое наследство на то, чтобы выйти замуж за такого» невозможного, такого лживого…
— Не забудь еще «вульгарного». Я ведь вульгарный, помнишь?
— Очень хорошо помню. Лживый, невозможный, вульгарный человек — вот ты кто!
— Что ж, ты, похоже, весьма недурно нарисовала мой портрет. Но понимаешь, Арабелла, журналистика… Словом, она у меня в крови. Это действительно волнует кровь. Я на самом деле могу что-то сделать для этого города. Ты читала утром мою редакционную статью про китайцев?
— Да.
— И что ты думаешь?
— Плохо написано.
— Вероятно. Я писал ее в четыре часа утра, полусонный. Но что ты можешь сказать про содержание статьи?
Она несколько поколебалась.
— Я… я восхищена. Ты пишешь, что неправильно, грешно быть предубежденным против китайцев. Я понимаю, что от тебя потребовалось немалое мужество, чтобы напечатать эту редакционную статью именно сейчас, когда многие горожане испытывают далеко не самые лучшие чувства по отношению к китайцам.
— Значит, ты понимаешь, куда я клоню? Газета может стать очень сильным орудием в борьбе за добро. Я хочу использовать это орудие, и мне нужна такая жена, которая поможет мне в этом. Ты нужна мне, Арабелла. Пожалуйста, подумай о том, что я сейчас сказал. Я ведь так люблю тебя!
Она все продолжала пристально смотреть на него, а тем временем к столику подошел официант с серебряным подносом, на котором лежала нарезанная ломтиками семга, и встал за спиной Арчера.
— Я уже подумала, — резко ответила Арабелла.
— Уже?
— Да. Я согласна.
— Ты хочешь сказать…
— Я буду твоей женой. Я готова закрыть глаза на все твои ужасные черты, потому что… — ее грозный взгляд сменился улыбкой, — потому что я тоже люблю тебя.
— Йа-хо-о!
Он сорвался с кресла, вскинул руки и тут же выбил поднос с семгой из рук официанта. Рыба упала Арчеру прямо на голову так, что ее хвост оказался прямо перед его носом.
Арабелла — и все другие посетители ресторана — от души расхохотались.
— Ты co-солгала мне! — кричал Хуанито, торопливо засовывая свои рубашки в кожаный чемодан. — И ма-мать твоя т-тоже лгала мне! Ты любила К-крейна К-канга.
Стар стояла рядом с ним в спальне.
— Да, признаюсь в этом. Может, мамочка немного солгала…
— Немного?!
— Но, Хуанито, он ведь отдал за меня свою жизнь, и, конечно же, я ужасно расстроена. Нет, больше чем расстроена. Крейн был очень дорог мне, но это вовсе не означает,
что я не люблю тебя.— Ж-женщина не мо-может любить двух мужчин одновременно!
— Может!
Хуанито хлопнул крышкой чемодана и посмотрел на Стар.
— Послушай, Стар, я лю-люблю тебя. В-влюбился с первого в-взгляда. Но м-меня по-по-просту купили. Ока-аказалось, что ты о-отнюдь не хрупкая девственница, которую н-насильно лишил не-невинности коварный к-китаец. Ты его любила, и т-тебе о-очень нравилось, что он д-делал с тобой. Т-ты так любила этого к-китайца, ч-что хватило одной т-только з-записки — которую т-ты не по-показала м-мне, своему мужу, — чтобы т-ты полетела очертя г-голову из д-дому.
— Я пыталась спасти его жизнь, которую он отдал за меня, за женщину, которая вышла замуж за другого. И, думаю, позорно и низко с твоей стороны бросать мне в лицо обвинения после той благородной жертвы, которую он принес ради меня.
— «Благородная же-жертва», чтоб ей!.. В любом случае, с меня до-достаточно. Я во-озвращаюсь на ранчо.
Хуанито схватил чемодан с постели и направился к дверям. Стар бросилась за ним.
— Хуанито, ты не можешь бросить меня, ведь я твоя жена!
— Непохоже, если с-судить по твоему поведению. Я п-представлял себе, ч-что жена — это ж-женщина, которая любит т-только одного м-мужчину — своего м-мужа. А т-ты под это определение не по-подходишь!
Открыв дверь, он выскочил в верхний холл. Стар побежала следом, ухватилась за его рукав.
— Но ты же не прав, — теперь она уже плакала. — Я очень люблю тебя. Просто я любила Крейна до того, как встретила тебя.
Развернувшись, Хуанито свободной рукой сильно ударил ее по щеке, так, что она отлетела и ударилась спиной об облицованную мрамором консоль, опрокинув китайскую вазу, которая упала на пол и разбилась.
— Puta [36]! — рявкнул он, после чего Стар залилась слезами.
Хуанито вихрем промчался по коридору, спустился, грохоча каблуками, по лестнице и вылетел из особняка.
* * *
— Бедняжка моя, — говорила Эмма вечером того же дня, обнимая Стар. Они были в библиотеке.
— Он назвал меня шлюхой и ударил! — рыдала Стар.
— Да, и разбил вдобавок вазу эпохи Мин. У нашего Хуанито более горячий, чем я предполагала, нрав. Что ж, может быть, это даже к лучшему, что затея с вашим браком не удалась. Наверное, на это не было никаких шансов.
Выпустив из объятий Стар, Эмма села на софу.
— Что ты хочешь сказать?
— Я солгала его матери насчет тебя, так что нельзя сказать, что он целиком неправ. Но только я ненавижу мужчин, которые бьют женщин, да и его заикание кого хочешь сведет с ума.
Стар бросилась к софе и села рядом с матерью.
— Но мамочка, я же люблю его! — воскликнула она.
Эмма была сбита с толку.
— Дорогая, ты все-таки должна решить для себя…
— Я действительно люблю его. Что тут поделать, если раньше я Крейна тоже любила, но Крейн мертв, а я хочу быть с Хуанито.