Золото острова Аскольд

– Да, любимый, – оторвав от его груди голову, взглянула в глаза юноши Айсинь. – Но Боги не сказали мне, сын это или дочь.

Целый мир рухнул и заново родился в душе у Алёшки. Этот ещё не родившийся ребёнок заставил парня принять решение, которое уже давно крутилось в его голове. Но пугаясь серьёзности поступка, молодой казак постоянно прогонял его прочь. Теперь всё, теперь ух!

– Я остаюсь с тобой, – произнёс Алёшка и вложил улыбающегося воина в руку девушки. – А игрушку мы подарим нашему ребёнку.

Айсинь молчала. Она тихо лежала на груди пришлого воина, и боялась спугнуть поселившееся в ней счастье. Она не будет уговаривать его уйти с сородичами. Она не позволит ему тосковать по родным местам. Она сама станет его родиной.

– Не могу я, батя, с ватагой взад, на Якутск-городок возвертаться, – выдавил Алёшка еле слышно.

– Это как это? – не поверил своим ушам есаул. – Пошто не могёшь?

– Дитё у меня будет. Не должон ребетёнок без родителев горе мыкать, не по-Божески это. – Крепнущим голосом произнёс парень.

– Вот Айсинька, вот стервь! – хлопнул себя по ляжкам Андрейка. – С ней нагулял?

– Не собачь девку, – хмуро сверкнул глазами Алёшка. – Жена она мне перед Богом и мати моего дитя.

– Да как же ты тута станешь-то один среди бусурман? Не дозволяю я тебе! – Андрейка даже в толк не мог взять слова сына.

– Здеся тожа люди живут, чай не забидят.

– Как жа! – взъярился есаул. – После того, што мы тута с Ярофеем Павловым натворили, поди не добром станут вспоминать.

– Люблю я её, батя, света белого без неё не чую. Не жить мне без своей любушки в родной стороне. Если надо, на смерть ради неё пойду, – с надрывом произнёс юноша.

– Эко, молодец, как тебя зацепило! – покачал головой отец, вглядываясь в глаза сына. – А ты ведаешь ли, што, коли останешься, то веры нашей отступником станешь?

– Никогда я не стану веры отступником и дитё в вере нашей православной воспитаю, – горячо ответил Алёшка, понимая, что отец начинает сомневаться.

– Так бери её с собой, коли невмоготу.

– Не осилит она хребта Станового и ребёночка сгубит, – покачал головой юноша. – Богом прошу, отпусти ты меня, не то сам уйду!

– Што ж просишь, ежели сам всё решил, – хмуро оборонил отец и, скрипнув дверями, вошёл в избу. Понял казак, что никак не слабее духом его Алёшка, а даже покрепче будет.

Отгремел по Амуру ледоход. По песчаным косам лежали выдавленные неимоверной силищей огромные глыбы льда. Жаркое майское солнце и амурский ветер дубили коричневой краской бородатые лица ватажников.

– Домой! – загребая тяжёлыми вёслами, думал каждый из сидящих в дощаниках.

– Так и сгинул твой Алёшка в тайге тутошной, – пытливо взглянул на есаула Хабаров. – Жаль, славный был казак.

– Когда в следующий раз на Амур-реку пойдёшь? – вместо ответа спросил Андрейка.

– Пошто спрашаешь?

– С тобой пойду.

– Бог даст, сходим ещё, – ответил атаман, вдыхая полной грудью долетающие со стороны берега запахи весеннего разнотравья.

Не ведал ещё Хабаров Ерофей Павлович, что не увидит он более суровой таёжной реки. В кандалах увезут его из Якутска на Москву. Не ведал и Андрейка Иванов, есаул на службе государевой, что не увидит он сына своего Алёшку и внука Андрейку, народившегося от шалой любви тунгусской девки и молодого казака.

– Не жалеешь, что не с ними? – прижимаясь к сильному плечу, прошептала девушка. – Ведь там твоя родина.

– Ты моё отечество, – ласково прикоснулся губами к девичьему виску Алёшка. – Земля везде одинаковая. И горя и радости на ней вдосталь насыпано. А человек должон там жить, где его корень на веки вечные укрепиться. И радости должно быть в жизни больше, чем горя. А без тебя и дитя нашего только горе на остаток всех моих дней уготовано.

И продлилась жизнь в замершем на века уголке таёжного края, притоком новой и сильной духом крови. Затаилась она на несколько веков под тёмными лапами вековых кедров да колючих лиственниц. И пошёл новый род христианский в далёкой дали от земли Русской.

Глава 6.

Февраль 1908 года

Резкий хлопок, который донёсся с улицы, испортил аппетит Алексея напрочь.

«Самозарядный армейский револьвер системы «Наган», – где-то на уровне подсознания сработало понимание человека, всю свою сознательную жизнь имевшего дело с оружием, и появилась вторая, не менее своевременная мысль. – Определённо госпожа Эммануэль имеет способность притягивать несчастья».

И он оказался прав, потому что вслед за первым выстрелом за окнами «Версаля» разыгрывалась нешуточная баталия. Хлёсткие хлопки пистолетных выстрелов переплелись с переливчатыми свистками дворников.

Ротмистр не стал ждать, когда появится полиция. Он вынул из потаённого кармана, подшитого к подкладке сюртука, браунинг.

– Алексей Владимирович! – прошептала побледневшая женщина. – Не оставляйте меня одну, мне страшно.

– Сударыня, спрячьтесь за столом, – ротмистр опрокинул стол и подтолкнул женщину за массивную столешницу. – А я пойду, полюбопытствую, кто там балует с оружием?

Он едва успел отклониться от влетевшего в фойе дворника.

– Что там?

– Стреляют!

– В кого?

– А кто их разберёт, мабуть, в господ полицейских.

«Надо бы помочь, – подумал ротмистр».

Пуля просвистела где-то у виска, едва он высунулся на улицу. Но зная по опыту, что в неподвижной мишени дырок больше, Алексей одним прыжком оказался во мраке февральской ночи. В первые мгновения, оказавшись после света в темноте, он совершенно ослеп.

Упав на тротуар, Алексей откатился к стене гостиницы и стал стрелять по вспышкам от огня нападавших. Он вёл огонь в ту сторону, где слышались крики на китайском языке. Первой мыслью было то, что хунхузы напали на город.

– А-а-а! – раздался протяжный крик.

«Попал! – позлорадствовал ротмистр».

Стрельба велась со всех сторон. Когда глаза привыкли к темноте, он невольно присвистнул. С хунхузами воевали не войска и не полиция. Похоже, что в смертельной схватке сцепились две банды. А он оказался в эпицентре событий.

«Может быть это и не вы, ротмистр, подстрелили того бедолагу, – подумал он самокритично о стрельбе вслепую. – Какого рожна вы вляпались в это г…? Хотели помочь братьям по оружию, а оказалось, что их тут и в помине нет?».