Золото Стеньки
Шрифт:
— Да, так возможно… — пробормотал Трубецкой.
— А ещё можно вдоль реки дорогу устроить, чтобы не на вёслах корабли шли, а быки их тянули, — докинул я предложение. — Сейчас на берегу эти быки только увязнуть смогут. И дорогу замостить, а то после дождя это не дорога, а одна сплошная грязь. Кстати, Юрий Петрович, ты же бывал в Немецкой слободе?
* * *
Конечно, я прикидывал свои расходы. Сам дворец оплачивали царские приказы — собственно, Алексей Михайлович потому и согласился на мой переезд, что за Преображенское в любом случае надо было платить, жил я там или не жил. И стрельцы в любом случае должны были отрабатывать
В общем, я смотрел в будущее с определенным оптимизмом, и даже сомнения Трубецкого в том, что я смогу получить со своего удела запланированный доход не слишком меня огорчили.
— Хочешь у немцев взять в долг, царевич? — князь заметно посмурнел. — Они интерес большой закладывают, и не отдать нельзя… хотя через год с этим, думаю, проблем не будет. Но уж больно много отдавать придется, сердце кровью обливается…
— Нет, зачем? — удивился я. — Никаких долгов, жить будем по средствам. В слободу я по другому поводу хочу попасть.
Вообще в Москве было несколько иноземных слобод — мест, так сказать, компактного проживания иностранцев. Кто-то приезжал на время — чаще по торговым делам, кто-то обитал постоянно. Были греки, поляки и татары в Замоскворечье, шотландцы на Воронцовом поле, был целый посольский двор на Тверской, да и мелкие общины россыпью там и сям. В 1652-м царю эта череполосица надоела, и он организовал на берегу Яузы рядом с Басманной слободой Немецкую слободу, которую назвали Новой — старая находилась за устьем Яузы на Болвановке и была полностью разрушена во время Смуты.
В этой слободе сейчас обитали не только жители германских государств, но и голландцы, и швейцарцы, и французы, и англичане со шведами — в общем, целый интернационал, который представлял собой кусочек Европы в центре дикой Московии. Во всяком случае, именно так Немецкая слобода подавалась в наших учебниках; упоминалось также, что москвичи ходили туда, как на экскурсии — посмотреть, как живут «настоящие иностранцы». В принципе, они уже не были такой уж и диковинкой, с Европой Россия торговала с давних времен, так что обе стороны успели присмотреться и составить определенное впечатление друг о друге. У россиян оно напоминало, пожалуй, любопытство посетителей зоопарка; «немцы» отвечали тем же, но по возвращении на родину, когда умеющие держать перо рассказывали своим соотечественникам о диких нравах московитов.
Меня в Немецкой слободе ничего конкретного не интересовало. Правда, мне хотелось посмотреть оружие, которое там продавалось — причем не сабли и прочие острые игрушки, они меня не привлекали. Я вообще надеялся никогда не попасть в ситуацию, когда мне потребуются навыки фехтования. А вот огнестрельное было мне интересно — образцы вооружения, имеющегося у моих стрельцов, привели меня в настоящий ужас. Ружья весом килограмм в восемь для пятнадцатилетнего подростка были тяжеловаты; стрелять я опасался, поскольку был уверен, что отдачей меня снесет метров на пять назад. Пистолеты только что были много легче, но сам процесс заряжания и выстрела у этих фитильных убожеств заранее наводил на меня тоску. Вот мне и хотелось посмотреть, что могут предложить торговцы в этой слободе — может, у них есть нечто более современное и не такое страшное. Ну и ещё я собирался посмотреть на Западную Европу в миниатюре своими глазами.
Ещё меня интересовали различные лекарственные средства, хотя и не надеялся на что-то прорывное — сейчас тут максимум можно было найти различные вытяжки из целебных трав. Ну и вообще хотелось ознакомиться с местными медицинскими достижениями. Я пока лечился по собственному разумению. Например, я точно знал, что для вывода ядов из организма нужно пить как можно больше жидкости
и потеть. Именно этим мы с Симеоном и занимались — для нас постоянно варили компоты из сушеных фруктов, а раз в день я требовал горячих ванн.Из-за этих процедур я выдержал однодневную войну с царевной, которая не поняла моей задумки и была уверена, что я решил уморить брата. Но когда я выяснил, что эти бабы с женской половины в нарушение моих инструкций просто растирают царевича мокрыми простынями, то натурально вышел из себя и орал на тётку, избегая только мата из будущего. Мне удалось её напугать — последующие внезапные проверки никаких отступлений от методики не выявили, так что я надеялся, что вмешался вовремя, и Симеон выживет. Сейчас он был забавным карапузом, и мне не хотелось, чтобы его жизнь внезапно прервалась; к тому же он не выглядел смертельно больным, хотя та самая «свинцовая кайма» у него присутствовала, но не ярко выраженная. У царевны этой каймы, кстати, вовсе не было, но разбираться в причинах мне было недосуг — то ли на женской половине не пили воду из-под кремлевских кранов, то ли ещё почему.
С этим царственным женским коллективом мне вообще хотелось разъехаться по разным концам Русского царства, чтобы не пересекаться даже в страшном сне. Были они склочные, сварливые, вечно чем-то недовольные, на окружающих смотрели свысока — в общем, эдакие жены новых русских из моего времени. Ко мне они, конечно, относились с пиететом, но явно вынуждено. И в какой-то момент я понял, что мою так и не написанную диссертацию нужно выбрасывать на помойку целиком — она и на десятую часть не отражала действительную обстановку на женской половине царского дворца. Но глубоко вникать в проблемы царевен мне было недосуг — и я был счастлив, что они как-то сами разбирались с трудностями своей жизни, не привлекая меня.
— Царевич… — как-то неуверенно ухмыльнулся Трубецкой. — Нешто решил там девку для утех найти? Во дворце мало молодых холопок?
Судя по всему, князь ходил туда исключительно для того, чтобы развлечься в борделях — непременных спутниках европейского шика.
Мне пока было не до плотских утех — слишком много всего свалилось на меня сразу после попадания в это время. У царевича некоторый опыт имелся, он пару раз занялся чем-то очень похожим на секс с сенными девушками, которых к нему явно подсылали специально; эти девушки были разными — и сразу после ночи, проведенной в покоях Алексея куда-то исчезали. У него не было особых предпочтений — да и откуда им взяться? А вот у меня они имелись, и ни одна из дворовых девиц в Преображенском под мои не слишком строгие требования не подходила. К счастью возраст царевича позволял пока не набрасываться на всё, что шевелится, так что я и не торопился.
— Одно другому не мешает, — парировал я. — Если время и монеты останутся, можно будет и к девкам прицениться. Но пока что меня интересует оружие и лекарства. Остальное… остальное тоже интересует, но не так сильно.
— Оружие? Где оружие там продается — знаю, надо в лавку купца Мейерса зайти, у него хороший выбор, — ухмылка сползла с его лица. — Про лекарства не знаю, надо спрашивать.
— Спросим, Юрий Петрович, — подтвердил я. — Думаю, стоит договориться так. Эту неделю обживаемся, а потом съездим и к немцам, посмотрим, чем они смогут меня удивить.
[1] Гребнево — это нынешнее Фрязино. Усадьба, что стоит там сейчас, ничего общего с поместьем XVII века не имеет, всё было построено в первой трети XIX века.
Глава 7
Образец для подражания
В воспоминаниях о Москве времен Алексея Михайловича приезжие иностранцы особенно выделяли русские бани — позже это дало повод зубоскалам скопом записать всю Европу в грязное, застоявшееся и залитое духами болото. Про сам город они писали мало, отмечая лишь длинные стены и камень с кирпичом для Кремля.