Золото. Назад в СССР 2
Шрифт:
— А ты что уже не того, не буддист, не йог или как там у тебя? — спросил Макарова кто-то из отряда
— Нет, почему? Сейчас совсем другое дело, между зверем и человеком я конечно выберу человека.
Я тоже не сомневался в правильности решения. Медведь был мог потом убить кого-нибудь из отряда. Он слишком вольготно чувствовали себя рядом с нами и можно сказать, что он нас не боялся.
Медведь всегда опасен. Об этом надо помнить на Севере все время.
Никто не будет специально преследовать и убивать зверя, если он после встречи с человеком ушел. Но во многих
Если медведь выскакивает с лежки на старателей или геологов в него не раздумывая стреляют, цена сомнений может быть слишком высока.
Никто не может забраться в голову соседу, чтобы прочитать его мысли или намерения, что уж говорить о звере.
Медведи непредсказуемы иногда они совершают неспровоцированные нападению. Так было и с моим руководителем Куницыным Владиеном Викторовичем. Он как-то ходил в одиночную однодневную короткую геологоразведку.
Он шёл осенью вверх по мелкой каменистой речке Мсмна. Подходил к концу массовый ход горбуши, многочисленные трупы лососей на берегах высохли, как осенняя листва.
Тушки ещё вчера красивых и гордых рыб пожелтели и завалившись скукожились, как скверная вобла на развале у пивного ларька.
Эта лососёвая вобла валялась на гальке абсолютно везде — и шуршала под ногами, как старые газеты в ремонтируемой комнате.
Куницын подходил к длинному и круто изогнутому повороту реки, когда в самом основании увидел медведя средних размеров, который брезгливо копался в сушёных лососях.
Этот медведь подпустил его метров на сто, время от времени поглядывая через плечо, а затем неторопливо удалился в кусты.
Куницын сразу почувствовал неладное, медведь этот ему не понравился с самого начала.
Что-то было в его поведении, в том, как он оглядывался, и в том, как он удалился, что моего начальник несколько насторожило.
Ещё Куницын рассказывал, что подумал, что их пути с медведем могут пересечься в том месте, где Владилен Викторович собирался выходить из лесотундры на берег.
Подумал и спрятал эту мысль глубоко в уголок мозга — но не выбросил! И как оказалось, очень даже не зря.
Заканчивая огибать этот поворот, он оказался под невысоким обрывистым берегом. Сразу за его кромкой начинался высокий чозениевый лес, с травой и кустами.
И пока Куницын шёл под этим лесным обрывом, он слушал, как в траве и кустах шелестит ветер, то тише, то громче — как это обычно бывает перед закатом солнца.
А затем ветер неожиданно стих.
И Куницына что-то заставило остановился.
Как он объяснял, его остановила мысль и ощущение, что в тот миг в природе произошло какое-то изменение, и он просто должен был его для себя обдумать.
Спавший ветер и и наступившая тишина и были для Куницына таким изменением.
Но практически одновременно с тем как он остановился, в полутора метрах от Владилена Викторовича на гальку приземлился тот самый медведь. Приземлился, рявкнул и на полсекунды замер в недоумении.
За эти полсекунды Куницын сорвал с плеча двустволку и, держа оружие на весу, практически приложив его к голове зверя, вышиб ему мозги двумя выстрелами.
После третьего,
он в последний раз перезарядил оружие и, почти не ощущая боли в сорванных отдачей двенадцатого калибра пальцах, направился к ближайшей коряге, на которую сел, пытаясь обдумать случившееся.Судя по всему, шорох, который он слышал наверху, издавал никакой не ветер, а вот этот самый медведь.
Он следовал по кромке обрыва за ним, ориентируясь по звуку моих шагов на гальке, прикинул упреждение и бросился на предполагаемую сверху.
Спасло Куницына то, что он остановился. И зверь промахнулся. Он ошарашенно остановился.
Собственно говоря, Куницын действительно уцелел лишь чудом. Медведь на охоте бросается только когда полностью уверен в своем броске.
Спасла его физика. Ошибка в упреждении, сделанная медведем, его мозг не рассчитал что человек может внезапно остановится.
Хотя местные утверждали, что Куницына спас добрый дух, который остановил время. Они доказывали, что мгновенная растерянность медведя и есть как бы контрудар доброго духа.
С тех пор местные Куницына очень уважали и чуть ли не обожествляли. К нему начали приводить на лечение больных детей, которых он отправлял в «больничку».
Но они всегда неизменно стараются получить его «благословение»,
Куницын же относится к поведению того медведя, как к аномальному. Говорит, что до сих пор не вполне понимает, почему он бросился на него — учитывая изобилие пищи вокруг.
— Что с тушей делать будем? — спросил Ромка Козак, — пустим на мясо и съедим?
— Отставить на мясо, — ответил Семягин
— Это почему? — непонимающе уставился на начальство Рома
— Нам еще отравлений в отряде не хватало.
— А чё, вон местные жрут за милую душу — им ничего. Все у них нормально переваривается, а мы-то чем хуже? Я вон у октябрьского как-то раз пробовал — отличное мясо. Говорят, что до Революции на царский стол медвежьи окорока поставляли. И было это деликатесом.
— Козак, ты как маленький ей Богу, во-первых, у местных по иному обмен веществ устроен, они столетиями вырабатывали свое пищевое поведение, во-вторых они мясо по особенному тщательно готовят и все равно, каждый раз это игра в «русскую рулетку»
— Это точно,- поддержал начальника Петрович, — к медведю, как пище следует относиться очень осторожно. Без крайней нужды лакомиться медвежатинкой в полевых условиях не рекомендуется.
— Так ведь говорят, что до Революции на царский стол медвежьи окорока поставляли, — не унимался Роман, — и были эти копчености деликатесом.
— Ромка, медведь в котле может оказаться более опасен, чем в лесу, когда ты с ним один на один без оружия, — ответил я вставая с корточек, — кстати, местные тоже бояться есть медведя, они его задабривают, оправдываются и лгут «медвежьему духу». У них целый ритуал есть: они убив медведя, просят прощения, а потом говорят, что косолапого убили не они, а русские или соседние племена.
— Да ну? — удивленно смотрел на меня Козак.
— Ну да, — посмеялся я, — у них охотники убившие медведя три дня после охоты сидят отдельно от общины и считаются нечистыми.