Золотой череп. Воронка душ

– Зачем ты сюда явился? – выкрикнул Всебор. – Чтобы издеваться надо мной?

– Никто не может упрекнуть проводника душ в отсутствии чувств, – произнёс Скигер. – Хочу продлить твоё жалкое существование и дать немного времени. Я вижу будущее, и свою смерть ты обретёшь не в смрадном отстойнике.

Проводник душ моргнул синими глазами и схватился за цепь. Чтобы сорвать её со штыря, ему хватило одного рывка.

Всебор с замиранием сердца следил за тем, как он наматывает её на свою длинную руку, и не мог поверить, что это бесплотное существо обладает такой невообразимой силой. Скигер оттащил разгневанного людоеда к самой стене и закрепил цепь на перевёрнутом лафете пушки.

– Теперь не вырвется, – проговорил дух. – Можешь не благодарить, я только защищаю свои инвестиции.

Скигер не забыл проверить надёжность привязи и у оставшихся тварей. Похоже, ему доставляла удовольствие забота о своём подопечном, но Всебор хорошо понимал, что проводник душ рассматривает его как фермер скотину, которую однажды всё равно съедят.

– Так-то лучше, – наконец, произнёс Скигер. – Теперь им до тебя не добраться.

– Я всё равно не сниму свой амулет, – отозвался Всебор. – Даже когда буду умирать от старости.

– Не стоит загадывать, – усмехнулся дух. – Скигер умеет ждать, и когда подвернётся момент, я вернусь за тобой.

– Говори, говори! – нахмурился Всебор. – Я всегда буду настороже, и ты не застанешь меня врасплох…

Он запнулся на полуслове и огляделся по сторонам. Проводник душ исчез и сделал это так внезапно, что Всебор даже не заметил.

– Мерзавец долговязый! Ты где?

Людоеды загремели цепями и истошно завыли. Скигер был где-то поблизости, но пользовался своими преимуществами, чтобы оставаться невидимым.

– Хочешь подловить? – Всебор угрожающе выставил перед собой кость и приготовился к решительному отпору. – Ну, давай. Попробуй!

И он попробовал. Злобный дух стремительно выпрыгнул из темноты и, разинув пасть, грозно зарычал. Но на этом Скигер не остановился, подхватив Всебора, он швырнул его на землю, вышиб из руки кость и нанёс сокрушительный удар, от которого померкло в глазах.

– «Вот и подловил, – подумал Всебор. – А всё-таки этот гад спас мне жизнь».

Голос, мягкий и добрый, разносился волнами и наполнял всё пространство вокруг. Верещали птицы, жужжали насекомые, было необычайно светло. Солнечный свет просачивался сквозь изумрудную листву, согревал и убаюкивал, пробуждая в душе радость и беспечность.

– Здесь хорошо, – сказал мужской голос. – Олени приходят на водопой. Может, и сегодня придут, и ты их увидишь. А потом я достану из бортей немного мёда диких пчел, и мы втроём выпьем чайку.

Был ли это сон, или вспомнилось что-то из прошлого, Всебор не знал. Но ему стало так спокойно и хорошо, как не было никогда. Скигер знал своё дело и ударил со всей злостью, на какую оказался способен.

Всебор застонал, с трудом разлепил веки и, схватившись за подбородок, попытался встать на ноги.

– На мне скоро живого места не останется, – проговорил он. – Сволочь долговязая попадись только, и я тебе покажу, что такое ярость «Кошачьего глаза».

 И вдруг прямо на голову упал конец верёвки. Обычной верёвки, какими пользуются корабельщики.

– Эй! Хватит болтать, – послышался голос сверху. – Неужели не надоело торчать в этой зловонной яме?

Всебор порывисто запрокинул голову и, щурясь от света, посмотрел на размытый силуэт вверху.

– Ританаль!? – радостно воскликнул он. – Чёрт меня подери, как ты меня нашла?

– Нет, вы только на него посмотрите! Он ещё рассуждает. Обмотайся побыстрее верёвкой, болван!

Над провалом появился ещё один силуэт, и до слуха донеслось озабоченное бормотание старины Жиля.

– Держись, приятель! – закричал он. – Сейчас мы тебя вытащим!

Всебор схватился за верёвку и, не сдерживая больше радости, засмеялся.

– Как же я рад вас слышать, – закричал он. – Если б вы только знали, какого страха я тут натерпелся.

– Крепче держись! – отозвалась Ританаль. – Сорвёшься! За тобой никто туда не полезет.

Он стремительно взметнулся вверх, и уже через пару секунд крепкие дружеские руки выволокли его на вожделенную поверхность. Сказать, что он был счастлив, значит, ничего не сказать. Он чуть не задохнулся, когда с жадностью глотнул свежего воздуха, солнечный свет ослепил, а ноги, ощутившие твёрдую землю, так некстати подломились.

Всебор рухнул на колени, раскинул руки и, продолжая смеяться, распластался на пыльном крошеве кирпича.

– Я уже с жизнью стал прощаться, – заметил он. – До сих пор не могу поверить, что вы меня нашли.

– Ну, как там на пиру? – поинтересовался Жиль. – Чем угощают калибарские короли?

– Эх! Зубастик! – Всебор перевернулся на спину и уставился на друзей. – Лучше тебе не знать.

Сияющие доброжелательные лица и такие родные образы. Дымящий трубкой Клут, Палько в драной шляпе, вечно голодный Жиль, надменная Ританаль и Барбота со своей пресловутой ухмылкой.

– Ты-ы-ы! – взревел Всебор. – Ах, ты сволочь!

Он резво вскочил на ноги и схватил бывшего палача за грудки.

– Мерзавец! Подонок! Знаешь, что я испытал? И после всего случившегося, у тебя хватает наглости появляться у меня на глазах?

– Попридержи коней! Недомерок! – Барбота попытался оттолкнуть Всебора и даже замахнулся на него рукой. – Я не обязан перед тобой оправдываться. Что было, то было. И нечего тут причитать.

– Ну-ка, успокойтесь! – закричал Клут. – Иначе, накостыляю обоим по первое число. Ты Барбота знаешь мою правую. Я умею бить больно.

Толстяк встал между противниками и набычился, вспомнив навыки ярмарочного вышибалы.

– А ты юнец, тоже хорош. Сразу с кулаками не разобравшись, – Клут хмуро сверкнул глазами и пыхнул дымом. – Это ведь Барбота нам рассказал, где тебя искать.

– Держи своё барахло! – рявкнул королевский советник. – Знал бы, что встречу такой приём, выбросил бы на помойку.

Из-за спины старика эльфа, Барбота протянул гиперборейскую саблю и мешочек с деньгами.

– А как же Харольд? – удивился Всебор. – Это он меня обчистил со своими оболтусами.

– С Харольдом у меня были свои счёты, – заметил Барбота. – Вот сегодня и рассчитались. Раз и навсегда.

Всебор смущённо улыбнулся, забрал свои вещи и пожал плечами.

– Ладно, приятель. Не держи на меня зла! – добавил он. – Тут поневоле озвереешь.