Золотые земли. Сокол и Ворон

Ярополк прошёл к лавке и сел, вытянув ноги. Он вёл себя намеренно спокойно. Отец, напротив, становился всё мрачнее. Вячко остался стоять в дверях, не решаясь привлекать к себе внимание.

– Не вижу причины, почему Император должен так поступить, – пожал плечами Ярополк. – У нас и прежде жили колдуны, и ему это хорошо известно. Чем Дарина хуже Горяя? Или даже Златы?

– Горяй повинился перед Создателем, – отрезал князь. – Но проку нам будет от лесной ведьмы, если её тоже клеймят Рассветные сёстры?

Ярополк оставался спокоен. Слова о Горяе не оказались для него новостью.

«Значит, знал», – догадался Вячко.

Сам он прежде всегда гадал, отчего Горяй порой бормотал что-то себе под нос, словно юродивый. Не мог чародей быть сумасшедшим, никто не возьмёт в ученики блаженного. Но чтобы он самовольно позволил поставить на себя клеймо Рассвета? Оно лишало духовных и умственных сил, сковывало чародея и делало слабым. На Благословенных островах это считалось наказанием, почти что равноценным смертной казни. Неудивительно, что Горяю позволили жить в Златоборске и даже Седекий его не беспокоил.

Мстислав прошёлся из угла в угол, не глядя на сыновей. Вячко стоял как вкопанный, наблюдая за отцом и не зная что сказать.

– В любом случае она пойдёт со мной в Лисецк, – решил князь.

– Послушай, отец, – хотел возразить Ярополк, но Мстислав поднял руку, приказывая замолчать.

– Хватит с тебя других игрушек. Лесная ведьма слишком важна, чтобы потерять её из-за твоих шашней. А если девке замуж за князя захочется? Куда подвинешь дочку конунга?

Мстислав недолюбливал Гутрун за строптивый нрав и высокомерие, за иноземные черты лица и нежелание говорить по-ратиславски – за всё, за что не любил он собственную жену. Но Гутрун была дочерью государя соседней страны, и с ней приходилось считаться.

– Хорошо, конечно, было бы выдать ведьму за одного из вас, – задумчиво произнёс Мстислав.

Вячко вздрогнул от испуга.

– Отец! – воскликнул он.

Ярополк не сдержал смеха.

– Я только сегодня ему об этом говорил.

– Жаль, что ты уже успел вскружить ей голову.

Брат криво улыбнулся, сверкая в полумраке голубизной глаз.

– Кто знает, когда овдовеешь в наши неспокойные дни? – хрипло произнёс он и, заметив беспокойные взгляды родственников, добавил: – Не переживайте, с Гутрун ничего не стрясётся, пусть это и было бы весьма кстати. Но чтобы вы знали, Дару тянет отсюда прочь.

– С чего так решил?

– По глазам вижу. Это тебе, братец, бабы непонятнее грамоты кажутся, а я их как орешки щёлкаю.

Вячко недовольно отвернулся, но возражать не стал. К чему ссориться, когда есть дела поважнее?

– Раз вспомнили про Гутрун, то рассказывай, о чём она тебе написала? – спросил отец.

Ярополк на этот раз не смог скрыть удивления. Отец довольно усмехнулся:

– Да, я знаю, что тебе пришло письмо из Снежного. Так о чём в нём говорится?

– Конунг Гудрёд готов прислать своих людей, к исходу месяца они прибудут.

Вячко до этого ни разу не слышал, что они заключили договор со скренорским конунгом.

– Ты нанял их защищать Снежный в твоё отсутствие? – спросил он.

Брат посмотрел на него искоса. Отец не дал ему ответить:

– Что Гутрун пишет о моих внуках? Как растут?

– Старший быстро постигает грамоту и языки. Уже лучше меня говорит на троутоском.

– Хорошее дело для будущего князя, – улыбнулся Мстислав.

В дверь постучали, и стало уже не до разговоров о семье.

Пришёл Седекий, почти сразу за ним Горыня. Последний принёс свежие вести из степей: войска Шибана вернулись в степи так стремительно, будто их преследовали утопцы с Мёртвых болот.

– С чего бы им отступать после нескольких лёгких побед? – удивился Пресветлый Отец.

– Сегодня мне подсказали хорошую мысль, – вставил Вячко, воспользовавшись моментом. – Вольным городам невыгодно идти на нас, когда зима на носу, слишком много сил это отнимет. Каган Шибан не дурак, раз сумел объединить два вольных города, он не захочет напрасно терять своё войско из-за морозов.

Великий князь кивнул, но промолчал, вместо него заговорил Ярополк:

– Я давно думаю над этим, но что нам остаётся? Ждать весны? Мы не можем закрывать глаза на бесчинства степняков.

– Раз сейчас Шибан отступает, значит, и впрямь будет дожидаться весны, – задумчиво произнёс Горыня. – Когда было видано, чтобы о войне предупреждали да ещё давали противнику время подготовиться?

– Почему тогда он не напал летом, когда мог застать нас врасплох? После Нижи если бы Шибан пошёл прямо на Лисецк, остановить его было бы некому, – возразил Вячко.

– А затем на Златоборск, – продолжил Великий князь. – А он как будто ждал, чтобы мы собрали все силы и пошли к нему навстречу.

– И оставили запад без защиты, – продолжил Ярополк. – Очень удобно для рдзенских псов.

Седекий постучал мясистыми пальцами по подоконнику.

– Значит, всё, что нам остаётся, это ждать весны?

Великий князь стоял у стола, крутил в руках перо, и на пальцах его оставались едва заметные следы чернил.

– Нет, – сказал он. – Мы должны подготовиться к войне, восстановить порядок на границах, но куда важнее разрешить дело миром.

Все повернули к нему головы в недоумении. А в следующий миг тишина взорвалась оглушающими голосами.

– Он убил Мечислава!

– Отец, как можно спустить такое оскорбление? Такое душегубство? Вся Нижа сгорела.

– Да бояре нас живьём сожрут за слабость.

Молчали только Великий князь и Пресветлый Отец. Седекий улыбался, пока другие кричали возмущённо. Когда же все наконец затихли, ожидая, что скажет Мстислав, заговорил первым именно Седекий:

– Не зря тебя прозвали Мирным, Великий князь. Но придумал ли ты, как достичь мира? Сомневаюсь, что Шибану окажется достаточно золота или рабов, да и ни того, ни другого в Ратиславии немного.

Великий князь улыбался лукаво, крутя пёрышко в руках, и нечто в нём и в Седекии заставило Вячко подумать, что разговор этот был продуман от первого до последнего слова.

– Хватило бы и рабов, и золота, будь на него спрос. Но Шибан начал войну ради власти. Ему недостаточно будет простого откупа.

– Думаешь, его устроит только наша земля? – помрачнел Ярополк. – Тогда зачем он сжёг Нижу?

Великий князь показал на стену за своей спиной, туда, где на старых резных рисунках, сделанных ещё при Ярополке Змееборце, были изображены медведь и сова.