Золотые земли. Сокол и Ворон
Шрифт:
– Я не посмела бы колдовать, Великий князь. Я знаю, что это запрещено.
– Но ты сможешь, если я попрошу?
Она передёрнула плечами. Разве она сама знала, на что способна?
– Посмотри на меня, Дарина.
Она забыла, как дышать, на мгновение.
– Посмотри.
Превозмогая страх и трепет, Дара подняла взгляд. Великий князь был немолод, седые кудрявые волосы спадали на лоб, голубые глаза смотрели спокойно, без угрозы или осуждения. Из всех сыновей Мстислава Мирного младший Вячеслав больше других походил на него, и это сходство почему-то
– Ты сможешь, когда придёт срок, использовать свой дар? Горяй сказал, что тебя никто не обучал, но если найти тебе учителя…
– Да, Великий князь.
Он хотел, чтобы она пошла на войну вместе с ним. На верную смерть. Может, Дара была обещана лешему ещё до своего рождения, но Великому князю она не клялась. А скрыться от его влияния казалось не менее сложной задачей.
Только вчера она была полна решимости сбежать, и снова побоялась даже думать об этом. Разве могла дочка мельника противиться воле государя?
Дара находила в себе силы сдерживаться в присутствии князя, но стоило за её спиной затвориться тяжёлой двери, и спало всякое притворство. Как маленькая девчонка она разрыдалась от ярости.
Добрава лишь повела светлой бровью, но вслух не осудила.
– Пойдём, госпожа, – позвала она. – Время для молитвы.
– Молитвы, – сквозь зубы процедила Дара. – Мы только и молимся целыми днями, да толку? В Ниже небось все лбы отшибли, отбивая поклоны Создателю. И где они?
– Госпожа! – возмутилась Добрава.
– Что? Разве я говорю неправду? – злобно оскалилась Дара и быстро пошла по коридорам терема. Длинные рукава, расшитые золочёными нитями, развевались на ходу. – Разве сама не понимаешь, что молитвой на войне не поможешь? Ты-то, наверное, рада, что Вячеслав остаётся в столице?
Она остановилась, резко обернулась к служанке. Та стойко выдержала её взгляд. Посмотрела с вызовом, так, как не смеют слуги смотреть на господ. Но лесную ведьму Добрава, кажется, считала себе ровней.
– Зачем спрашиваешь? – хмуро спросила она, выпрямляя плечи.
– Из любопытства, – призналась Дара. Ей не было никакого интереса до любовных дел княжича, но теперь стало ясно, почему он приставил к ней именно Добраву. Кому как не полюбовнице вверять слежку за лесной ведьмой? Уж она-то должна всё доложить, желая заслужить доброе отношение. Как это должно было быть лестно – когда тебя одаривал лаской княжеский сын.
Дара усмехнулась своим мыслям. Она теперь понимала, как внимание князя тешило тщеславие.
– Мои печали да радости тебе без интереса, госпожа лесная ведьма, – недружелюбно сказала Добрава. – Ты лучше о своей участи беспокойся.
– Уж я побеспокоюсь, не сомневайся, – отрезала Дара. – А ты прочь с глаз моих, и чтоб больше духу твоего не было подле меня.
Дара оскорбила служанку, приметив со злорадством обиду в её глазах, и только когда Добрава развернулась и ушла прочь, пожалела о сказанном. Но было уже поздно.
В городе звенели колокола. Закончилась рассветная служба.
Дара не зашла в свою
ложницу и не посетила по обыкновению храма для молитвы, а направилась сразу к Горяю. Чародей ещё не вернулся со службы, и она вошла сама, начертав на двери один из знаков, которыми он охранял свои покои.Эти знаки украшали все стены и потолок в спальне княжеского чародея. Одни были старее, другие вырезаны совсем недавно. Многие Дара не знала, некоторые видела в Великом лесу, а третьим Горяй научил её сам.
Почти впервые Дара осталась в его покоях одна и огляделась внимательно.
Ряды склянок и банок, свитки берестяных грамот, разбросанные где попало без всякого, казалось бы, порядка, и сотни знаков, вырезанных на стенах, полу и потолке, на столбиках кровати и на ножках стола и лавок. Поначалу Дара даже не замечала их, будто они не существовали. Но с каждым днём, пока возвращалась её сила, знаки проявлялись всё отчётливее, и некоторые из них оказались знакомы.
Она провела пальцами по скрещённым лошадиным головам над низкой притолокой. Похожими часто украшали крыши для охраны от злых духов. Этот знак хорошо был знаком обычным людям, другое дело – неровный круг, похожий чем-то на медвежью морду. Такой не встретишь в работах даже самых лучших зодчих, зато Дара видела его в избушке в Великом лесу. Медведь – царь среди зверей, не зря леший часто принимал его облик.
Дара была бы рада изучить остальные рисунки в комнате Горяя и прочитать его записи, хранимые так небрежно, но чародей быстро вернулся.
Он не выразил никакого удивления, когда увидел её в своих покоях, повёл себя так, точно знал обо всём заранее.
– Наконец-то, – проговорил он. – Наконец-то. Ты должна рассказать мне зачем.
Дара напряглась в ожидании расспросов о минувшей ночи, но Горяй снова её удивил:
– Зачем леший забирает к себе девушек? Зачем обучает? Зачем даёт им силу и знания?
Дара растерялась. Она пожала плечами и неуверенно сказала:
– Чтобы было кому защищать лес и лечить зверей. Чтобы… я не знаю, сторожить границу?
– Но разве он не справится сам? Он – дух с тысячью глаз и ушей, он может быть везде и повсюду, а где не успеет, туда пошлёт своих сов. Ты говорила про сов, – слегка раздражённо перебил её Горяй. – Ммм, знаешь, что получают бесплатно?
Дара приподняла бровь.
– Сыр в мышеловке?
– Именно! Сыр! В мышеловке. А тут и знания, и сила – и всё так легко. Знаешь, сколько я ходил в учениках у одной весьма вредной старухи из Совиной башни?
– Долго? – с усмешкой предположила Дара.
– Возмутительно долго! – согласился Горяй. – И знаешь, многому ли я научился?
– Пожалуй, да.
– Пожалуй, – неуверенно подтвердил чародей. – Но сколько мне недоступно и сколько неподвластно. А тебе?! А Злате?! И за что?
Колдун кинулся к одной из полок на стене и схватил маленький зелёный сосуд.
– Вот за это! За кровь. Я не помню, ты говорила, всегда ли она у тебя была такая особенная?
– Не знаю, – пожала плечами Дара. – Это важно?