«Зона свободы» (дневники мотоциклистки)

В Ирбит мы приехали в три часа ночи, поплутали по мостовым городка, у продавщицы ночного магазина выяснили, что ехать надо на турбазу Крутая, которая находится рядом, за городом, но продавщица уверила, что на Крутую нас не пустят, туда будут пускать только завтра с утра. Мы доехали почти до ворот турбазы, поставили палатку на пригорке и завалились спать. Спали мы недолго, — рядом послышался рев мотоциклов, кто-то подъехал к турбазе. Я открыла глаза и увидела, что уже рассвело. Мы поскидали все на мотоцикл и въехали в открытые ворота. Никто нам не мешал. Утро было тихим, ясным и каким-то желтым — от солнца, от желтоватой травы, от песка.

Оказалось, что Крутая стоит на естественном изгибе реки, если бы это было озеро, а не река, то можно было бы сказать, что территория Крутой находится на полуострове. Забор перегораживал перешеек полуострова, отделяя, таким образом, территорию турбазы от всего остального мира. Внутри полуострова, по берегу, были комариные заросли дикой черемухи, ольхи и ивы, ближе к воротам стояло несколько летних домиков и двухэтажное деревянное здание столовой, а посередине был стадион — громадное травяное поле, закольцованное дорогой. Мы проехали прямо, потом свернули, огляделись, и поняли, что нам здесь нравиться: позади нас виднелась большая старая беседка, перед нами, через дорогу были редкие кусты, слева уже стояли палатки каких-то ребят, рядом с палатками были «Ижи» и «Уралы», и даже был уже сколочен длинный стол на всю компанию.

Алексей вопросительно посмотрел на меня, я согласно покивала, и мы поставили палатку под раздвоенным раскидистым деревом. Мы быстро разобрались со всеми бытовыми неудобствами, искупались в мутной, почти стоячей, зато очень теплой речке, и Алексей, не обращая внимания на все прибывающий народ, стал выяснить, что с мотоциклом. Оказалось, сорвало резьбу на шпильке головки цилиндра, крепление ослабло и при работе цилиндр сечет под прокладку. Вот откуда такой странный звук. Прокладку удалось купить в машине специальной заводской «технички».

Шпильки у них не было.

А байкеры все прибывали и прибывали. Над стадионом стоял густой звук моторов — такой звук бывает на трассе спортивных соревнований, когда в единое целое сливаются сотни голосов ревущих двигателей. Среди наших соседей, ребят из Магнитогорска, я вдруг увидела девушку в коротких кожаных шортах, кожаной жилетке и высоких ботинках — маленькая, мускулистая блондинка с косичками коротко представилась:

— Гайка! — и по-мужски крепко пожала мне руку.

У неё было круглое лицо, зеленые глаза, упрямый рот и доверчивая, открытая улыбка. Её мотоцикл поразил меня — серый, длинный нижнеклапанный «Урал» со свечной подвеской, грубо обтянутым сиденьем, с большим задним кофром, который напоминал шляпную коробку, и с устрашающим рогатым рулем. Вдоль и поперек висела бахрома. Мне оставалось только отдать дань её мужеству. Водить такое чудовище было непросто.

— Вот видишь, — зашептал мне на ухо Алексей, — если бы я переделывал так, как ты хотела, у тебя был бы вот такой монстр. А я сделал тебе маленький, женский мотоцикл! А она? Ну что это такое: мышонок на крокодиле!

Это сравнение пришло в голову не ему одному, потому через десять минут Гайка уже со слезами выкрикивала своему другу — тихому, спокойному пареньку, что её обидел какой-то знакомый:

— Нет, ты слышал, что он сказал? Он сказал, что я на нем, как мышь на крокодиле!

Да почему же он никому не нравиться? Он же красивый! Они же ничего не понимают!

В следующий момент она уже заводила мотоцикл, чтобы куда-то уехать. К ней подошел паренек из их компании, и что-то ей сказал.

— Ага! Сейчас! — крикнула она ему, перекрывая рев двигателей. — Иди отсюда! — а когда он попытался сесть сзади, она еще повысила тон. — Я кому говорю? Я — никого не вожу на заднем сидении! Ты понял? Никого и никогда! — и она укатила, маленькая и очень гордая. Когда она проезжала мимо, я обратила внимание на её кожаные браслеты — это были напульсники с клёпками, судя по её кругленьким бицепсам, она занималась в спортзале.

Дальше стояла еще одна группа из Магнитогорска, но эти ребята были из другого клуба. Они и выглядели по-другому: все были постарше, одеты в кожаные жилетки и джинсы, их мотоциклами тоже были «Уралы», но какие это были «Уралы»! Алексей замирал в немом восхищении перед каждым из них — он любовался толстенными задними колесами, прямыми рулями — последним писком мотомоды, каплевидными баками, с установленными на них хромированными спидометрами, короткими крыльями, вилками, выкаченными вперед на сорок пять градусов, как того требовали каноны, дисковыми тормозами и хромированными, усовершенствованными амортизаторами. А еще там были генераторы на пятьсот ватт, воздушные фильтры нулевого сопротивления, импортные карбюраторы… Один из владельцев такого мотоцикла, проснувшись, вылез из палатки, посмотрел вокруг и спросил у друга:

— Как речка?

— Вонькая… — ответил тот, и парень, напялив маленький оранжевый шлем-«чепчик», укатил в Ирбит — принимать платный душ в местной сауне.

Алексей проводил мотоцикл внимательным взглядом, оценивая работу двигателя и подвесок. Он покачал головой.

— Все хорошо, но не нравятся мне эти подножки. Они вынесены вперед, дуг безопасности нет, а ну как чиркнешь об асфальт на повороте? А так — красиво!

«Уралисты», поставившие маленькую яркую палатку наискосок от нас, были уже совсем другого ранга. Молодой высокий мужчина в черных круглых очках переодевался у палатки — на нем были кожаные, сшитые на заказ коричневые брюки с бахромой по шву, коричневая кожаная рубашка из тонкой замши, и коричневая кожаная куртка с такой же с бахромой. Все это очень ловко на нем сидело.

Одевшись, он, вдвоем с другом — мускулистым крепышом в бандане с черепами и клубной футболе, стал вешать перед палаткой флаг клуба. Ребята оказались из Самары. Мы обратили внимание на мотоцикл «коричневого пижона», — это был переделанный в каком-то дорогом сервисе «Вояж». Я вздохнула — никому из наших и в голову не пришло бы переделывать такой дорогой мотоцикл. Он же стоит девяносто тысяч! А ведь еще надо как следует вложиться в тюнинг… Между тем, от «Вояжа» остался только двигатель — рама была переделана, мотоцикл стал ниже, колесо было еще шире, были установлены другие, более глубокие крылья, красивая, маленькая фара, спидометр на баке, аккуратные, небольшие сумки висели по бокам. По швам сумок шли декоративные клепки. Точно так же стильно и тонко было декорировано и сиденье. Мотоцикл был выкрашен в глубокий, холодный синий цвет. Он словно бы издавал сияние даже в тени листвы: блестели глушители, хром на дугах отражал солнечный свет, точно зеркало, сияла когтистая лапа-подножка, упирающаяся в землю. Даже сам бак словно отсвечивал синевой июльского глубокого неба.

Алексей вдруг опомнился:

— Поехали искать шпильку!

И мы поехали. Ирбит оказался старым, маленьким, уютным городком, самая старая часть его, по-видимому, была на въезде со стороны турбазы — там сохранилась брусчатая мостовая и несколько старых кирпичных домов с фигурными флигелями. На тихих улочках росли вековые деревья, они загораживали солнечный свет, и под их тенью все казалось древним и таинственным. На какое-то время мы почувствовали его тихое очарование. Здесь шла своя неторопливая, спокойная жизнь, которую никто не тревожил многие годы. Многие десятилетия завод выпускал одни и те же мотоциклы, практически одной и той же модели. Самым кардинальным изменением, наверное, считался переход от нижнеклапанного двигателя к верхнеклапанному.

Наверное, для города мотослет был событием, которого ждали весь год. Только на три дня это вносило долгожданную неразбериху в неторопливое повествование жизни.

Мы ездили по городу и удивлялись: нам казалось, что здесь каждый должен был ездить на новеньком «Урале»! А уж двигатель менять, по крайней мере, раз в год!

Но здесь все было по-другому — на «Уралах» ездили, конечно, все — мальчишки и мужики, бабушки и дедушки, и даже девушку на «Урале» с коляской мы успели увидеть. Она была одета в длинную полосатую футболку и кроссовки. Больше на ней ничего не было. Наверное, она забыла надеть юбку. Но мотоциклы, в большинстве своем, были старые, на которых отъездили уже не один десяток лет, за ними, видимо, ухаживали на совесть, благо в мастерах недостатка не было.