Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Зовите меня Роксолана. Пленница Великолепного века
Шрифт:

Помнит? Застиранное, разлезающееся в клочья небо, страшный крик – и полет…

– У меня что-то сломано?

– Не беспокойтесь, Ваше Величество, с вашим телом все в порядке.

Какие переходы, надо же! То «милочка», то – «Ваше Величество»…

– Знаете, доктор, мне будет более приятно, если вы будете относиться ко мне просто как к пациентке, без всех этих… титулований.

– Боюсь, о вашем величественном супруге то же самое сказать нельзя. Вряд ли ему понравится, что я фамильярничаю с его женой.

– Поверьте, доктор, ему сейчас будет все равно, если вы сумеете поставить меня на ноги. Так вы сказали, с телом все в порядке. Но я разве…

не упала?

– К счастью, внизу находился один из ваших… этих… как их… – лекарь пощелкал пальцами, – янычар, кажется, но я точно не уверен. Вы свалились прямо на него. Вернее, он успел вас подхватить. Так что самые серьезные повреждения у вас – это несколько синяков. Но меня больше интересует, что творится в вашей голове. Вы… хотели покончить с собой? Вы ведь ранее были христианкой, насколько я понимаю, и должны знать, что самоубийство – величайший грех. Впрочем, и в исламе, кажется…

– Доктор, я вовсе не собиралась кончать с собой: у меня двое детей, и дочка – совсем крошечная. Это, поверьте, удержит от самоубийства куда надежнее, чем любая из религий.

– Тогда что… Вы можете рассказать мне, почему вас понес… зачем вы залезли на карниз?

Она задумалась. Доктор – итальянец, стало быть, раздобыл его где-то, скорее всего, Ибрагим: он водит дружбу с венецианскими купцами, часто бывает в их квартале. Насколько врачу можно доверять? Итальянцы – великие мастера отравлений, может быть, ее странное самоощущение связано как раз именно с тем, что ей что-то подмешивали в еду?

Но если не отталкиваться от необъяснимой неприязни, испытываемой ею по отношению к Ибрагиму, то – зачем ему травить ее? Она ему не сделала ничего плохого… пока что. И вообще, кому-то же нужно довериться?

– Со мной все в порядке, синьор.

Нет, не получилось. Привыкла за эти годы, что полностью доверять может только одному человеку – самой себе.

– Я все же останусь и понаблюдаю за вашим самочувствием, – решил лекарь.

Наивный! «Останусь» – да ему тут остаться разрешат только при одном условии.

– Мэтр, – она применила французское слово, понятия не имея, поймет ли ее итальянец, но он не переспросил, – я же не зря в начале разговора поинтересовалась… не относитесь ли вы к третьему полу. Вам здесь остаться не разрешат, но, если мне станет хуже – обещаю, что обращусь именно к вам.

– Такие вещи владыкам не говорят, но я все же осмелюсь. Вы – необычная женщина. Честно говоря, я предполагал увидеть женщину постарше, а не… совсем девочку.

– Вы мне льстите, синьор. Мне двадцать.

А двадцать – и у тебя на родине возраст, так сказать, уже зрелый.

Он кивнул.

– Я знаю, что вы родили великому султану двоих детей, но, признаюсь, ваше тело выглядит совсем девичьим.

Скажи уж лучше – «тощая селедка»; а лекарь-то не прост! И возможно, он не совсем и лекарь… или, по крайней мере, не только лекарь. Вот и хорошо, что она не открылась.

– Я благодарю вас и надеюсь, что Великий Султан вознаградит вас за помощь как полагается.

Лекарь поклонился и, пятясь, вышел из комнаты.

Глава 15

Яд? Ерунда. Она просто расклеилась. Надо взять себя в руки. А то она прожила «здесь и сейчас» уже почти пять лет – а что она знает о том, что творится вокруг? Да ничего! Если бы ей удалось вернуться назад, домой, в свое время, и рассказать о том, что с ней произошло, – что бы она отвечала на расспросы? «Не знаю», «не видела», «не имею представления». Пять лет, почти пять лет она тут, а что – разве она знает,

что творится хотя бы в стране? До того, как выдала замуж Гюлесен, знала только то, что творится в гареме, а теперь – и это через раз. А вот какую государственную политику проводит ее муж? С кем намечается война, а с кем дружба – разве об этом она задумывалась? Жила какими-то своими интересами, предел мечтаний – выдать замуж Хатидже-султан…

А ведь кто-то, помнится, порицал ту, настоящую, Роксолану за то, что она ничего не сделала для своей Родины… А сама-то ты? Имея в разы больше информации – даже при всем твоем наплевательском отношении к истории?

Да, она могла бы повлиять… и на будущее – в том числе. Могла бы. Только – как?

К примеру… Ну, к примеру…

Для начала нужно знать, чего ты хочешь добиться, милочка. Чтобы не было русско-турецкой войны? Заставить турок «побрататься» с Русью? Ага, как в старинной – то есть на сегодняшний день еще не сочиненной – песне «Русский с китайцем братья навек». Турки сами и не промышляют набегами на славянские земли, вместо них это делают татары, Турция «завязана» с Венгрией… Угу, надо пойти и сказать мужу: «Любимый, воевать с венграми – это нехорошо!» – так, что ли? Даже если Сулейман прекратит сейчас все войны – долго ли он продержится на троне? Кому нужен султан, который не занимается «упрочением» положения своей империи?

Тогда что? Просчитать наперед? А ты в состоянии – просчитать? Может быть, твоя мать и смогла бы, а так…

А впрочем, с чего начинать – она все же знала.

– Я могу поговорить с тем человеком, который спас меня?

Муж удивился:

– Я уже вознаградил его, сделал корбачи-баши.

«Распределитель похлебки» – главный человек в орте, это, безусловно, высокая должность. Султан высоко ценит жизнь своей жены, если сразу произвел простого янычара в корбачи-баши. Знать бы еще, что этот самый «простой янычар» делал под ее окнами.

– Я должна поговорить с ним.

Над переносицей мужа образовалась горизонтальная морщина. Недоволен.

Еще бы: он ради жены в последнее время и так сделал очень много такого, что вызвало недовольство всех его приближенных. Да что там приближенных – узнав о роспуске гарема, возроптал даже народ: султан рушит все устои!

А все же – распустил; придумал и осуществил, видимо просто поняв, чем был вызван ее визит во время встречи с послом, привезшим в качестве щедрого дара молодых невольниц.

Но еще и встреча с посторонним мужчиной…

– Он ведь спас мне жизнь. И я тоже хотела бы поблагодарить его.

А заодно и разузнать кое о чем. Только вот об этом уже мужу знать вовсе не обязательно.

Янычарский ага со странным титулом (теперь понятно, откуда взялось это самое «курбаши» – все очень просто: атаман – это тот, кто имеет право делить похлебку) оказался совершенно неожиданно русоволос и сероглаз. Нет, среди турок тоже было довольно много голубоглазых – по крайней мере, среди турчанок, которых в гарем продали их собственные родители. Но эта голубизна, а вернее – почти синева отличалась густотой и непроницаемостью; стоящий же перед ней сейчас парень был сероглаз… по-русски, что ли. Ее охватило смятение. Сердце билось не в груди – в горле: вот-вот выпрыгнет! Человек с родной земли… Казалось бы – какая разница, ведь все равно между ними пропасть: он родился в шестнадцатом веке, она – в конце двадцатого, а вот на тебе! Он для нее свой, все равно – свой, несмотря на целую временную пропасть.

Поделиться с друзьями: