Зовите меня Роксолана. Пленница Великолепного века
Шрифт:
Может, и в самом деле как-то попробовать помолиться? А ты уверена, что бог, если он и в самом деле есть, слышит просьбы тех, кто от него отступился?
Да, похоже, ты, красавица рыжая, и в самом деле окончательно спятила. Христианский ли бог, мусульманский – на самом деле если он есть, то он один. Как говорили в каком-то фильме, «перегородки между религиями до Небес не достают». Так что – должен услышать. Должен помочь ей!
– Не за себя прошу, Господи!
Врешь, врешь! И за себя – тоже! За себя, за несчастных венгров и за воинственных турок, за свою славянскую
Стоп!
Вот ты и дошла до самого главного. Османскую империю и Россию успешно друг с другом стравливали. Ну, пускай не с самого начала, скажем, до Петра I Россия как игрок не представляла ни для кого интереса, поэтому и необходимости ввязывать ее в какие-то войны не было. А вот потом…
И кто стравливал, ты тоже знаешь. На понимание этого хватает даже твоих куцых знаний. Гордый британский лев боролся за сферы влияния на Востоке, и сильная Российская империя ему была вовсе не нужна…
Ей стало холодно. А что, если она ошибается? Да нет, не ошибается, только может ли сражаться одна-единственная женщина, пускай она хоть трижды будет гадюкой, с целым государством? Которое, между прочим, в отличие от той же Руси сейчас находится в полном расцвете. Кто там сейчас правит?
Королева Елизавета еще не родилась. Значит, на престоле – ее отец, Генрих VIII, король-многоженец. Впрочем, это у него образ такой сложился – сластолюбца, убивающего своих жен, когда они ему надоедают. Странный человек. Именно он провел церковную реформу, подчинив церковь себе, а не папе римскому. Потом, впрочем, снова склонился к католичеству, а потом снова от него отошел.
С одной стороны, одним из первых применил «плановое хозяйство»: разогнав монастыри, которые являлись чуть ли не монополистами в выращивании разных технических культур, он решил проблему дальнейшего существования флота и обязал всех фермеров сеять коноплю.
Молодец, конечно, хоть и тиран.
А вот то, что он «отложился» от католической церкви, можно использовать! Натравить бы Испанию на Англию пораньше, до того как к власти придет Елизавета, и – прощай, Большой Игрок! А может, если повезет, то и оба игрока…
Черт, Испании как таковой ведь нет! Это все – владения Священной Римской империи: императору Карлу досталось большое наследство от папеньки и от маменьки, да еще и от обоих дедушек. Нужно быть осторожной, иначе вместо Англии и Испании можно получить одного игрока, но гораздо более сильного. Вариант не из самых лучших. Но должен же быть какой-то выход. Должен, должен!
Глава 17
За делами, а главное – за размышлениями она зачастую забывала поесть.
Она уже давно должна была набирать вес, но вместо этого, наоборот, худела. Выступили скулы, на висках стали видны кости. Живот торчал огурцом, не оставляя сомнений в том, что внутри него находится «сын Аллаха», но заставляя сомневаться в том, что она сможет родить нормального, здорового ребенка.
Заехавшая в гости Гюлесен просто пришла в ужас и начала кричать, забыв, что перед ней – великая
султанша.– Ты что, окончательно разум потеряла?! Ты потеряешь ребенка! Ненормальная! О чем ты думаешь! Что ты, например, ела сегодня?
Хюррем пожала плечами. Что-то, наверное, ела… Она ожидала известий от Хасана, отправленного вместе со своими людьми в провинцию Малатья, где, согласно собранным самим же Хасаном сведениям, зрел бунт.
– Вот Всемогущий Султан вернется, пускай сам и разбирается.
Хасеки снова просто пожала плечами. Гюлесен – хорошая женщина, но просто курица. Ее ничего больше не интересует, кроме как муж, дети да побрякушки. А у нее – дела.
– А вот если он вернется, а ты ребенка скинула, как думаешь – рад он будет? И будет ли любить тебя, зная, что его сын погиб по твоей вине?
Хюррем машинально положила руки на живот. Погибнет? Почему – погибнет? С ее ребенком все в порядке…
– Посмотри, на кого ты стала похожа! Ты же похожа на высушенную на солнце козлятину!
Почему именно козлятину? А не, к примеру, рыбу? Впрочем, толстушка Гюлесен права: вид у нее и вправду что-то не очень.
– Ты немедленно ляжешь! – трещала Гюлесен. – И прикажи подать еды. Хорошей, плотной еды. Пилав, мерджимек чорбасы – женщинам в тягости полезно есть чечевицу! Лепешек побольше. И мяса, мяса! И фрукты пусть еще не забудут.
Служанки, казалось, только такого приказа и ждали: на стол накрыли в считаные мгновения.
Гюлесен, уплетая за обе щеки, что-то весело рассказывала, а Хюррем не могла заставить себя положить хоть кусочек в рот: от одного только вида еды ее мутило.
Подруга заметила.
– А ну-ка ешь! А то, знаешь…
Что именно Хюррем должна знать, женщина, видимо, не придумала, но надвинулась угрожающе.
Хюррем отщипнула кусочек лепешки, обмакнула в гранатовый соус, положила в рот. Вкусно. И… И еще хочется.
За вторым куском последовал третий, за ним – нежное мясо ягненка, потом – чорбасы. Потом она ела все вперемешку, буквально запихиваясь вкусной, истекающей соком едой.
Наконец она почувствовала, что в нее больше не лезет.
– Вот и молодец, – одобрительно отозвалась Гюлесен. – А то у тебя и ребенок голодал. Представляешь, если вдруг потеряешь его? Тебе бы не только есть, но и спать нормально следовало, вон какие круги под глазами, будто ты старуха совсем!
Да что она все заладила: потеряешь, потеряешь! Так и вправду может выкидыш случиться – если тебе все время будут об этом говорить! Вот жирная чушка! Может быть, она это говорит назло?
– Ладно, я поеду. Мне пора.
То ли подруга почувствовала ее настроение, то ли и в самом деле ей было пора отправляться домой. Хюррем стало стыдно. Кто ее и поддерживал тут, если не Гюлесен? Да и по поводу еды подружка была права: ребенок недополучал, ведь она и в самом деле последние несколько недель питалась из рук вон плохо.
После еды она отяжелела; и ходить, и сидеть было нелегко, а тем более – что-то соображать. А она должна… должна… Хасан. Должен прибыть Хасан, она ставила ему такой срок. Мятеж не должен состояться…