Звереныш

Маленькая пятиметровая кухня была наполнна ароматами и влажным теплом, которое стелилось от пузатого фарфорового чайника, накрытого цветастым полотенцем. Шкафы, полки, втиснутый в угол холодильник и плита с раковиной делали ее совсем крошечной, и пухлая фигура Таньки то и дело задевала за что-нибудь. На малюсеньком столике, раздвинутом к самому окну, тесно прижавшись друг к другу, стояли три чашки с блюдцами и хлебница, наполненная печеньем и вафлями. А рядом с ней розовая конфетница и две баночки с вареньем и медом.

Танька выдвинула из-под столика две табуретки и придвинула их к столу.

– Сюда садись, – Светик втиснул Анатолия между столиком и холодильником. – Мамка все равно сюда не влезет. Она всегда с краю сидит…

– А ты? Тебе-то и места нет…

– А я так могу, – Светик ловко ухватил вафлю и сунул ее в рот.

Танька легонько шлепнула его по затылку.

– На балуй! – Она взгромоздилась на соседнюю табуретку и посадила Светика на колени. Затем ловко и легко подняла пузатый фарфоровый чайник и начала разливать чай.

Вся кухня наполнилась приятным терпким запахом трав и ягод.

– Отличный аромат, – одобрил Анатолий. – Что за чай?

– «Брызги шампанского», – не дожидаясь ответа матери, выпалил Светик. – Его мамка только гостям заваривает, которых любт, – он гордо посмотрел на Анатолия.

– Балабол! – От слов Светика и ей, и Анатолию стало неловко. – Вы пейте, смущенно пробормотала Танька. – Буробит, не знамо что… А чай…

– Замечательный чай, – не отрывая глаз от чашки и боясь посмотреть на Таньку, кивнул Анатолий. – Дорогой, наверное… – Он отхлебнул глоток и причмокнул. – Здорово!

– Не дороже денег! – улыбнулась Танька. – Да вы берите, что на столе… Не стесняйтесь, не объедите. Не нищие, на паперти не сидим… И больные нет-нет, да подкинут что-нибудь вкусненькое… в благодарность…

Анатолий улыбнулся.

– И я подкину что-нибудь, – он посмотрел на Таньку в упор, и она несмело подняла на него свои серые глаза, – в благодарность…

Как-то сама собой после этих слов спала и неловкость положения, и стеснительность, что он пришел пустой и незваный, и скованность общения, когда все слова кажутя неуместными и першат в горле сухим удушливым кашлем. Всем стало тепло и уютно. Светик взобрался Анатолию на колени и прислонил свою голову к его груди. Он не помнил, чтобы когда-нибудь так сидел с отцом. И теперь этот почти не знакомый ему мужчина представлялся его детскому уму отцом, которого он любит и который любит его. Отцом, между которым и им есть незримая прочная связь. И эта связь будет между ними неразрывна даже потом, когда одного из них не станет.

Никогда Светику не было так хорошо, как сейчас. Даже мать, сидящая рядом, не вызывала в нем таких ответных чувств, как Анатолий.

Таньку передернуло. Впервые за много лет почувствовала она, как далеко от нее первенец, и не она занимает в его сердце главное место, по праву принадлежащее ей. Ей было горько, обидно и стыдно. И теперь, когда ее, словно слепую, случай ткнул носом в собственные ошибки, когда она занималась больше собой, чем старшим сыном, она не знала, как повернуть его на себя и стать ему незаменимой, самой любимой и самой необходимой в жизни.

– Анатолий, – тихо, но чтобы его слова слышала мать, вдруг спросил Светик, – ты не хочешь быть моим папой? – Он вскинул глаза на Анатолия и застыл в ожидании его ответа.

Анатолия обдало горячим жаром, как будто вся кровь забурлила в нем кипятком и бросилась к голове. Он сдавленно кашлянул и украдкой глянул на Таньку. Танька сидела окаменевшая и держала в руке чашку с чаем. Из ее серых глаз крупным горохом текли молчаливые слезы, и вся она сейчас была похожа на большую побитую собаку, которой некуда спрятаться от хлещущих ее побоев.

– Ну, ты, братан, даешь! – Прохрипел Анатолий и почувтвовал, как спазм давит его горло. – Чего это тебе взбрело в голову? Вон, смотри, и мамка обиделась! – Анатолий мельком взглянул на плачущую Таньку. – И какой я тебе папка?…

– Не хочешь, – надулся Светик. – Я так и знал, что ты не захочешь… И на мамке жениться не захочешь… – Он соскользнул с колен Анатолия.

– Ну ты даешь! – Уже растерянно произнес Анатолий, испытывая пронзительное чувство неловкости перед Татьяной.

– Перестань молоть чепуху! – Крикнула Танька Светику и ударила его по голове. – Паршивец!

Светик не заплакал. Он только набычился и замолчал. Белые вихры на его голове встали от удара дыбом, и голова стала похожа на маленькую растрепанную копешку сена, которую разметал шаловливый ветер.

Танька зажала рот рукой и выскочила в соседнюю комнату, где спал Кешка.

– Я ей мешаю, – проговорил Светик и вновь серьезно испытующе посмотрел на Анатолия. – Еще Кешка у нее есть. Он тоже мешает… – Светик замолчал, как будто раздумывал, сказать ли Анатолию то, что он и хотел, и боялся ему открыть. – Она замуж хочет, – наконец выпалил он одним духом. – а мы мешаем…

– Это кто же тебе сказал? – Сурово произнес Анатолий, потрясенный словами мальчишки. – Откуда глупость у тебя такая взялась?..

– Ниоткуда. Я сам, я знаю, – нисколько не смущаясь, ответил Светик.– Она же молодая, здоровая… Она перед зеркалом встанет, когда никто не видит, вздыхает…

– Ты вот что, – Анатолий тряхнул Светика за плечи, – ты это из головы выброси. Может, ей замуж и хочется, – он запнулся, – только вы ей не помеха, понял? Обидел ты ее своими словами сильно.

– Не веришь? – В голосе Светика слышались злобные нотки. – Всегда вы, взрослые, не верите, когда вам правду оворят… Не люб те… А сам знаешь, что правда… признаться только боишься…

– Ну, может, и правда, – сдался Анатолий. – Так что же с того? Сам же говоришь – молодая, здоровая… Тяжело ей , конечно, с вами… что и говорить. ..только никакие вы не лишние…

Вероятнее всего, Танька слышала весь их разговор, потому что, когда она неожиданно распахнула дверь и вплыла к ним на кухню, лицо ее было красное и злобное.

– Нечего здесь рассиживаться, – резко накинулась она на Анатолия. – Поздно уже… Спать пора… Ночевать не оставлю… И приходить к нам больше не нужно. – Она резко распахнула входную дверь. – Счастливо, не хворайте!

Анатолий хотел попрощатся. Но грубый окрик Татьяны заставил его быстро пройти в прихожую.

– А ты спать иди! – Услышал он за спиной ее грубый окрик Светику. – А Вы, – в глазах Таньки светилась ненависть, – не приходите больше к нам! И к Светику не приходите, не морочьте ему голову!