Звезда Аделаида - 2

– Wingardium leviosa!

Тело снова обеспамятевшего брата медленно поднимается над корпусом квадриги и… падает с высоты нескольких футов. Бывает - не удержал. Ничего, ему терять больше нечего, кроме… Сейчас Северус посмотрит, как кости-то - целы ли?

Тут же подбегает Поттер и садится рядом на корточки, в рабскую, въевшуюся вместе с многолетней грязью, позу и внимательно смотрит за его действиями. Снейпа это, разумеется, безумно сильно раздражает. Он и высказал ему всё, что думал о его непотебных, с точки зрения Северуса, действиях:

– Что пялитесь, Поттер? Не видели, как проверяют, не сломал ли чего человек?

– Не-эт. А то я не понял, что ты делаешь с братом, благородный хозяин.

– Да какой я вам хозяин?! Уже язык пообтесал, говоря вам: вы - свободный человек и притом сильнейший волшебник.

– Не сердись, Сх`э-вэ-ру-у-с-с, благородный рим-ла-нх`ын-ин, Гарри - очень глупый подросток. Меня не обрезали потому, что я был рабом у Истинных Людей, и нам, рабам, не положено жениться. Вот потому-то Гарри и глупый, что ему рано заводить детей.

– Странное, глупое высказывание. Обрезать, как иудея или магометанина, - пробормортал Снейп, ощупывая ноги брата.

Остальное уже проверил - в порядке.

– Так это от того, что вы необрезаны, по-вашему, зависит ваша поистине непроходимая тупость?

– Гарри не знает. Нчтожный ра... Гарри, в общем, сказал ещё один палец глупость. Гарри уже понял, что вырос, но не знает, сколько ему пальцев лет. Может, ничтожный Гарри - уже дряхлый старик и потому не нравится Сх`э-вэ-ру-у-с-сэ?

– Нет, Гарольдус, на старика вы ну никак не выглядите. Вам около четырёх полных рук лет, точнее сказать смогу только, когда вы отмоетесь от грязи и отъедитесь. А не нравитесь вы мне потому, что вы очень тупой.

– Как меч плашмя по голове?

– Некогда мне с вами. Потом поговорим. Да, как обух топора, как меч плашмя по голо... А откуда вы знаете, Поттер, что такое получить мечом по голове... так?

– Гарри не один и не два пальца раз подгоняли так на кочёвках, а много, очень много пальцев раз.

Ноги Квотриуса тоже целы, я счастлив - не придётся лечить переломы - уж больно нудное это занятие, особенно без Костероста под рукой. Заклинаниями долговременными обходиться приходится. По себе знаю. А ведь я ещё и преподавал, как сейчас помню, со сломанной левой ногою, потому и Костерост сварить себе не мог, что стоять был не в состоянии. Всё больше сидел на занятиях, а не присматривал за этими идиотами, что они в котёл кладут и сколько. Но обошлось без взрывов. Даже мистер Лонгботтом справился со своей задачей - не взорвать котёл, ай, молодец!

Поттер же не умолкает со своим нытьём:

– Я же только обжирал тебя, Сх`э-вэ-ру-у-с-с, благородный рим-ла-нх`ын-ин, хавал твою долю жратвы. Мне так стыдно.

– Да что, взбеленились, что ли все сегодня со своим «мне жалко», «извини», «не смогу смотреть вкакие-то там светоносные, кажется, и ещё какие-то глаза» и тому подобной ерундой?! Аж самому тошно делается, хотя и без того уже чувствую себя херово.

Поесть бы надо, Сев, тогда и полегчает, тиогда не будешь злиться на весь мир. Точно - поесть! Хотя… Пока жратвы дождёшься, в голодный обморок упасть можно. Хорошо хоть, легионеры нам с Квотриусом и этим третьим, примазавшимся нытиком, шатёр уже расставили, и мы с Поттером утаскиваем моего брата в шатёр, застилая его вонючими овечьими шкурами.

А всё же Квотриус не прав - единственное, что в этом «рабе» красивого - его глаза… Да тот взгляд, которым он на меня время от времени посматривает, словно прося, словно умоляя о чём-то, чего и сам не знает из-за своей невинности. Ну, что такое онанизм, вдруг пришедший ему в голову, скорее, нет, в головку? Так, пустяк по сравнению с тем, чем мы занимались с Квотриусом до его ранения Волдемортом.

Снейп отправился на край лагеря, поближе к стойбищу х`васынскх`, в котором жизнь кипит, как вода в судаториуме, все зачем-то бегают, как оголтелые, большинство - женщины, дети и подростки. Взрослых мужчин немного - неужели их всех глупый Х`ынгу собрал в том отряде, который легионеры подчистую вырезали?

– Но ведь и я убил многих и ранил ещё больше, да ещё почти до смерти. Как неумно и неприятно всё это,– думает Северус, куря творимые без особых затрат магии эрзацы сигарет.

Они почти столь же безвкусные, каковой стала и его жизнь с появлением в ней «Гарольдуса Цеймса» Поттера…

Казалось бы, к счастью, глядя пустыми, без единой мысли, глазами в такое же пустое, бессмысленное небо, ещё не совсем пожухлом, он по запаху, столь памятному, находит в разнотравье, в котором он развалился, весёлую травку анг`бысх` - она, наверняка, придаст голодному, вымотанному и физически, и магически Северусу силы, как воинам х`васынскх`. Главное - не съесть слишком много, а то станет ещё, как берсерк и слишком мало, чтобы «захотелось детей». Вкус, надо отметить, у травки отвратительный - горечь и кислятина, зато через пару минут приходит… неожиданное для истощённого организма вожделение, да какое сильное! Сейчас Северус готов для того, чтобы отыметь любого легионера, не обращая внимания на его внешность и происхождение.

Но граф Снейп вновь противится в Северусе - ему подавай высокорожденного патриция и всадника одного с ним лет! Но вот вожделение нарастает до таких высот, что Снейпу стагновится всё равно, с кем сношаться.

Эх, сейчас бы, хотя бы, Квотриуса сюда, Северус бы натешился с ним, заодно сняв страшное напряжение, сейчас сковывающее его тело. Да кого угодно, даже хоть грязного Поттера, который так заискивающе посматривает на Северуса, словно он чего-то хочет, а чего - сказать не может. До чувствительного носа Северуса даже отсюда, издали, доносится будоражащий запах готовяхщихся баранов, и возбуждение достигает пика, когда приходит Квотриус. Сам приходит… Ну, что ж, напросился.

… Освободившись от лорика, Квотриус искал Северуса по всему лагерю, ноздри его щекотал запах жарящегося мяса - последние бараны. А потом - в бой, за новыми рабами и рабынями, скотом, иными, неживыми трофеями - их должно быть здесь, в этом стойбище варваров довольно, судя по рассказу Северуса со слов свободного человека Гарольдуса. А ещё была битва сия с богато наряженными воинами. На колесницы сложили даже их, тонкой работы, шерстяные, длинные плащи. Так они были хороши, что и себе пойдут. Обо всём этом разузнал Квотриус, враз пришедший в себя в шатре в полном одиночестве, если не считать этого извечного спутника жизни - Гарольдуса. Потому-то Квотриус и отправился искать высокорожденного брата.

Этот Гарольдус столь невовремя вмешался в жизнь братьев и по велению Северуса остался жить не среди рабов, а в их шатре, лишая Квотриуса и малой доли хотя бы жарких поцелуев возлюбленного брата, что Квотриус возненавидел бывшего раба гвасинг. Да, несмотря на его помощь в местонахождении стойбища его прежних Господ. Потерял Квотриус северного ветра своего - проводника в мире кромешной тьмы, куда проваливался он, будучи раненым. Нигде не нашёл полукровка брата своего и Господина и направился по наитию некоему, неведомому, на край лагеря, к дозорным. Расспросил их о Северусе - не видали ли его?
– но нет, никто не видывал. Что же он так затаился, словно укрывшись от брата возлюбленного своего? И зачем? И к чему?