Звезда Аделаида - 2

Что за чушь? Но вполне в восточном духе, витиевато и… красиво так всё описано. А Гарунд-ибн-Джеми - это же Гарольд Джеймс Поттер! В восточной транскрипции, как умеющей передающей звуки чужого языка.

Но, если вдуматься в смысл прочитанного, становится ещё хуже, чем во время непосредственного чтения..

– Ну почему, почему везде - несносный Поттер, а, Рем?

– Потому, что он - судьба твоя, ты же бежишь прочь, но это лишь пустая трата сил и времени. Сказано же было в той надписи в рэйвенкловской башне: «и с младость полюбихом», вот и Гарри Поттер при деле - его тебе любить, не мне же. Я другого мужчину люблю, и ты его очень хорошо знаешь.

– Знаю я этого мужчину и, да, достаточно хорошо. Это же Люциус Малфой, хладнокровный мучитель и убийца многих, в том числе и чистокровных волшебников, если ты не знал об этом. Но вернёмся к надписи - она-то - подделка! Рем, ну что ты - ты!

– говоришь такое?! Ты же умный волчок и мой лучший друг, несмотря на твоё увлечение этим разожравшимся хряком Малфоем.

– Сев, я вовсе не о Малфое говорю. На кой хрен он мне сдался? Он ведь у нас - фигура высшего пилотажа, то есть, я не то хотел сказать - к квиддитчу он же ни ногой, ни рукой... Но я тебе больше скажу - когда мы… Ну, в общем, купались голыми в твоём этом Устере, я хотел уж было сказать тебе…

– Не надо, Рем, прошу. Я люблю брата своего Квотриуса, вот тебе и «младость», если вдуматься. Но любовь наша обречена, да и я, кажется насытился страстью сполна и лишь из жалости к нему, до свадьбы, буду…

А-а, не знаю я, Рем. Может, мне и правда с тобой было бы спокойнее, но… Я люблю и ценю тебя только, как друга, да, лучшего и, не считая старины Альбуса, единственного. Я не люблю тебя так, как тебе бы хотелось. А соитие без любви… Скажи только слово - хочешь?

– Нет. Я хочу только соития, как ты мило выражаешься, а я так скажу, полового акта по любви, обоюдной, разделённой, одной на двоих, как ты говоришь о настоящем чувстве… Я же девственник, Сев, и, разумеется, мне хочется, чтобы мой первый раз был по любви, огромной, всеобъемлющей.

– Но где же мне взять любовь... таковую для тебя, мой лучший дружище, но не более того? Ах, опять я говорю на латыни, и ты плохо понимаешь меня...

... Альбус был поражён - и без того заколдованная книга «заговорила» по-арабски… Это была первая новая запись со времени убийства Волдеморта, да и та непонятная. Не знал Альбус восточных языков, но взял и наложил на себя как можно более правильные Лингвистические Чары, которые часто помогали ему при общении с представителями иностранных, неевропейских, многочисленнейших восточных и южноамериканских школ волшебства и магии. Не знал он ни испанского, ни португальского, что уж тут говорить об арабском!

Теперь он читал, с трудом продираясь сквозь текст, насыщенный истинно восточными «красивостями» про некоего кудесника - гея, что само по себе странно для арабского текста, который решает полюбить паренька с непереводимым именем и ещё что-там труднопонимаемое про ибн-Мерринэ-аль... и какие-то цветы. Но он точно разобрал слова, применяемые восточными посланцами к девушкам Хогвартса - «несверлёная жемчужина» и догадался, что паренёк с труднопроизносимым именем ещё девственен.

– Гарунд-ибн-Джеми... Что-то мне это имя напоминает, но оно несколько искаже... И его, этого Гарунда, собирается прибрать к рукам, и не столько к ним, как к другому органу, некий волшебник. Вот только эти сладостные уста и свет серебряный мешают понять, кто этот наглец... – задумался пожилой волшебник.

Он, Альбус, умел, кажется, всё на свете - не сумел только победить Волдеморта в прямом поединке, но на это ведь был Избранный и не сумел спасти Северуса. И какое ж отношение же запись эта имеет о делах в те далечайшие времена? Да и у арабов никакой письменности в пятом веке ещё не было, это Альбус уж точно знал.

Что же это - залетевший из другой книги отрывок? Не иначе, как. Но как он попал в зачарованную самим Северусом Снейпом книгу по истории не чего-то там, но самого величайшего Хогвартса?

Ну её к Мордреду за пятку! Не понял ни хрена Дамблдор в записи столь дурацкой!

А, может, в ней намёк на что-то важное? Но тогда это не относится ни к Севочке, ни к Гарри, в этом господин Директор голову на отсечение мог отдать… Но он ошибался. Хорошо, что голову на плечах сохранил. Считай, повезло.

Северус проснулся ночью от внезапного стояка. Он полежал тихо, прислушиваясь к, кажется, окончательно доломавшемуся организму, для начала определился с тем, кто он и где находится. По неудобному подголовному валику понял, что он среди ромеев, а не в своей роскошной постели в Гоустл-Холле или апартаментах в Хогвартсе, где у него была такая же роскошная кровать, как и в изредка посещаемом замке. Но потом, пробудившись окончательно, он не обнаружил ничего странного даже в событии, его разбудившем.

Его член неторопливо «пальпировали», в данном акцепте, трогали какими-то неумелыми, шершавыми пальцами по всей длине, словно изучая на ощупь, как слепые «узнают» внешность собеседника. Именно очаровательная, иначе не скажешь, шершавость этих пальцев, трогающих и кожу на чувствительной головке, и являлась причиной довольно приятственной, долгожданной, так давно не посещавшей Северуса эрекции.

– Квотриус?

Молчание. Нет, вместо ответа лишь обиженное сопение, сильно обиженное. Видимо, языка латинского не разумеет это несчастное создание.

Да и запах не как от Квотриуса, помывшегося-таки прошлой ночью, перед тем, как показываться перед братом, в той самой кадушке для засолки овощей на зиму, о которой сам Снейп думал с таким пренебрежением, а как из трущоб или даже хуже, большой такой помойки.

В начале сентября Северус из-за раны, нанесённой разбойником, оставался потным и немытым, отделываясь Очищающим заклинанием перед укладыванием спать, тогда ещё в одиночестве - их ночи с Квотриусом прекратились из-за ранения Северуса. Да и после её заживления по различным причинам, в долгие, жаркие, липкие дни всё никак не доводилось вымыться в вожделенных термах.

Брат сам рассказал сегодня Северусу об увлекательном процессе купания в слегка подогретой двумя чанами с кипятком, но едва ли ставшей от этого намного теплей, колодезной воде и о неудобстве натирания спины маленьким обмылочком, оставленным рабынями - прачками на дворе.

От… этого неведомого человека пахло травами, гнилым сеном, потом, немытым тысячу лет телом и мочой - вот такой замечательный букет уловил зельевар.

И как только Снейпу удалось уловить запах разнотравья сквозь всю эту грязь?

Наверняка, помог чувствительный нос Мастера Зелий, который ещё и не такой «букетик» по полочкам рассортировать бы смог.

– Кто это? Не обученный быть смирным, молодой раб х`васынскх`, попавший почему-то из своей рабской каморы ко мне в опочивальню, находящуюся столь далеко от его прибежища и не нашедший лучшего занятия, чем трогать меня за всякое? Что, взыграло ретивое?Не успел с молодыми жёнами расстаться, как взялся за самого Господина дома? Ну да он не знает же, кто я... здесь. То есть, моего титула здешнего не знает, вот и распускает немытые, шершавые ручищи... Стоп.