Звезда Аделаида - 2

Обычно лорд Малфой носил, как ни странно, не свои - зелёные с серебром - цвета, а цвета Сева - синий бархат со всё тем же серебром. Прям рыцарь и его Дама, вот блядь! Хотя вот уж (почти) точно, что между Рыцарем и его Дамой ни хуя не было. Купался-то Северус прошлым летом в Устере с ним, оборотнем, а не с Малфоем.

Одежда, да только один пресловутый сюртук стоил, наверное, столько же, сколько Ремус получал за полгода. Но каково тело лорда Малфоя под всеми этими финтифлюшками, не знает никто, кроме его пассий обоих полов.

Однако, будучи в Хогвартсе, как представитель Попечительского Совета, Люциус всенепременно навещал Северуса, и тот ни разу, даже в пьяном угаре и под градом наводящих вопросов, не признался, что происходило во время этих «свиданий»…

… О, как же орал Сири, когда в него, правда, специально промахнувшись в сторону от тела, в руку, причём левую, вдруг залепили Sectumsempra, да не кто-нибудь, а Нюниус, теперь лучший друг Рема. Всё было заранее рассчитано Нюниусом с присущей ему одному на всё курсе холодной логикой - и появление четвёрки Мародёров, и в кого лучше метнуть заклинание, чтобы, во-первых, испытать его на человеке а не на слизеринских крысах и мышах, а,

во-вторых, нанести урон противнику, если оно одействует, на жертву таким образом, чтобы всё ограничилось бы несколькими Исцеляющими заклинаниями всезнайки мисс Эванс. Ну, если не обойдётся, тогда всё закончится обращением в Больничное Крыло с жалобами вроде: «Упал. Очнулся. Вот.»

О «Нюниусе» Сев с Ремом никогда не вспоминают - это табу, больно уж прозвище гадкое. А Ремус ведь тоже обзывал слизеринца Снейпа этим словом, хотя дальше словесных перепалок у них с Северусом дело никогда не доходило, не то, что у не в меру воинственных Джейми и Сири.

А Пит… Пит был первой любовью пятнадцатилетнего Рема, но Петтигрю так никогда и не узнал, что он - предмет страсти для неудовлетворённого обычным для подростков рукоблудием Ремуса. Рему тогда впервые захотелось попробовать запретный плод однополой любви, но как и любой запретный, чрезвыайно притягательный. И он представлял, как большущий член Питера входит ему в зад и… становится невыразимо хорошо, так хорошо, когда он начинает двигаться в Реме, как никогда не бывает от дрочки. Рем, разумеется, видел сей предмет вожделения - член Петтигрю - в душевой. Люпин уже тогда представлял себя, лежащего под Питом, а не самого, вовсю наяривавшего вожделенного друга - любимого. В последнем Рем боялся признаться даже самому себе, и тем отравлял свои первые вспыхнувшие сексуальные чувства, считая их нечистыми, похабными, табуированными (да, он был достаточно умным для такого сложного слова!), запрещёнными и тэ дэ и тэ пэ.

Но пальцы в зад Рем не пробовал вставлять, ведь вовсе не о собственных пальцах в заднице - эка мерзость, ковыряться в собственном говне, он мечтал о здоровенном члене Пита, таком, когда в него попадут Приапусом - заклинанием стояка, который должен снять кто-то из присутствующих в душевой, подрочив жертве. Сама же цель Приапуса по сути заклинания, по обычаю пускаемому старшекурсниками в младших, не могла снять заклинание, нужна была именно чужая рука. И Рем несмело, изредка, чтобы не привлекать внимания к своей скромной персоне заумника, книгочея и Префекта, вызывался подрочить Питу, чтобы хотя бы подержаться за вожделенный пенис. Но требовалось большое усилие воли, чтобы подавить порыв взять его в рот и отсосать, как делали старшекурсники в той же душевой, пустив Приапус и развлекнув таким своеобразным образом «молодёжь», чтобы отвлечь внимание за вознёй и беготнёй «молодёжи» от себя самих.

Самые же хитрые из старшекурсников правдами и неправдами узнавали, а, скорее, умучивали Префекта своими наездами ради пароля в ванную Префектов и забавлялись там человек по шесть-семь всю ночь напролёт.

Да, уже в то, далёкое теперь время семидесятых, и среди юных магов Дома Гриффиндор, как и других Домов, за исключением, вечным исключением Слизерина, находились «дети цветов» - исключительно полукровки, протягивавшие свою привычную каникулярную повседневность сквозь тенета строгого Хогвартса и проповедовавшие свободную любовь без каких-либо обязательств к партнёрше или партнёру - потрахались разик, понравилось - больше, и разбежались безо всяких обид. У «детей цветов», надо отметить, проповедование шло активно в массы и затрагивала даже небольшую часть чистокровных волшебников.

Но большинство старшекурсников, как ни странно, магглорождённых, не разделяли хипповскую свободу отношений, а относились к своим девушкам или парням (это про девушек ) с пуританской чистотой, храня верность другу сердца и соблюдая никому не нужную, грёбанную невинность.

Такой парой были и Джейми с Лили, хоть Джейми и трахался с другими, раскованными полукровными девчонками, опускаясь до них, сам будучи, понятное дело, чистокровкой, чтобы спустить пар, но Лили об этом не знала. В её, несколько наивных глазах, Поттер был нетронутым, как и она, парнем, более того, девственником, чего о Джейми уж никак нельзя было сказать ещё с третьего курса, а это считалось даже у прихиппованных верхом разврата. Сами-то они начинали свои увеселения курса эдак с четвёртого. Но Джеймс казался Лилиан образцом всех добродетелей, которые вбили ей в голову в детстве родители и сестрица - магглы. Лили позволяла Джейми только поцеловать её в щёчку. Понятно, что после такого расставания на ночь, он бежал перепихнуться, чем Мерлин послал с какой-нибудь случайно свободной на эту ночь девицей. А не находилось девицы, так Джейми всю ночь напролёт дрочил с громкими стонами. Очень уж страстным парнем, да и вообще заводилой и забиякой был Джейми.

А на пару с ним выступал первый красавчик школы Сири (после общепринятого Слизеринского Принца - Люциуса Малфоя). Переспать с Люцем в эпоху «цветов и лёгкой наркоты» (до LCD немногие волшебники дошли - им просто незачем было расширять своё сознание, и без того хватало) за грандиозный успех считали все девчонки Хогвартса, за исключением, может быть, таких ископаемых динозавров, как девушка Джейми, каждый вечер отсылающая своего ухажёра невиннейшими, но такими заводящими поцелуями трахаться с другими, и не знавшая о полуночных приключениях своего Джейми.

И вот Сири, борющийся за первое мужское лицо шкоды, но не в прямой схватке, в которой он бы точно проиграл, как младшекурсник по сравнению с семикурсником Малфоем, и Сири об этом знал..Но, в отсутствие или очередную влюблённость Люца Сири ходил по Хогвартсу, раздавая проклятия и, не брезгуя рукоприкладством парням, зарившимся на его подружек и парней.

Недругам доставалось пизды в чистом, даже можно сказать, очищенном виде, тем, кто завидовал его, Сириуса, успеху как у девчонок всей школы, ходящих за Сири толпой, так и у некоторого числа парней, с которыми он развлекался на рассвете, только после более любимых девочек.

Истинным половым гигантом был Сири! И накопил столько радостных эмоций, что даже за все годы в Азкабане Дементоры не смогли высосать всё хорошее из его мозгов, и он почти не сошёл с ума, только если в словесных перепалках с главным другом - Севом - он опускался до оскорблений и воспоминаний о Нюниусе. Но невозможно было сравнить его с кузиной - с той же Бэллатрикс, помешавшейся на своём Лорде, подумать только - как объекте страсти.

Вот уж нашла, в кого влюбиться! А ведь тоже страстная женщина была, как все Блэки, за исключением блондиночки Нарциссы.

Люцу - вечному сопернику Сири в любовных делах, но постарше и поопытнее, по расчёту и разделам имений, которых у Блэков было хоть попом ешь - досталась именно эта сестрёнка Блэк. Как же он надрался с горя на мальчишнике. Это ж надо было видеть! И Ремус, как лицо, по странности приглашённое, видел всё! А вот Северуса на мальчишнике не было, хоть Ремус и поосторожничал, спрашивая у уже состоявшегося жениха:

– А Северус Снейп будет... ну или был он приглашён, хотя бы?

– Был. Но не заявился он на мой скромнейший мальчишник, сволочь эдакая. Хорошо хоть, лишь только я его цвета ношу, а не мы . Он, видите ли, человек в чёрном. А не то два Мальчик-с-Пальчика были бы. Ёб его мать! В последний но-о-нешнийм денё-о-чек встре-чаю вас, мои друзья. А завтра-а у-у-тром на рассвете настанет...
– и платиноволосый маг зарыдал навзрыд.