Звезда Гаада

Мне вдруг крылья чёрные примерещились, за его спиной. Между ним и деревом. И они… сияли? Слегка так, на концах. Я недоумённо замерла. Тьфу, опять вижу то, чего не может быть! Или… огонь однажды будет на его крыльях? Их… подожгут?..

— Твои глаза тогда… упрямый взгляд… Тело, изнемогающее от усталости и непривычной силы, но всё ещё движущееся вперёд… — он вдруг выдохнул восхищённо, смотря на меня и куда-то за мной, — В тот день ты была такой красивой! Совсем не слабой. Очень сильной. Очень упрямой. Я пришёл только для того, чтобы попытаться спасти изначальную. Чтобы не отдавать её им. Но в тот день ты была какой-то другой… Я не могу забыть…

Помолчав, добавил смущённо:

— И потом… недавно ещё… когда ты так отчаянно боролась, чтобы спасти этого мерзавца… слабая, напуганная… ты всё ещё боролась. Ломалась, сдавалась. Падала, вставала и падала. Твои глаза сияли упрямством. Ты была такой живой!

Не сразу решилась сказать. Но всё-таки решилась. Он же сказал, что больше о чувствах ко мне говорить уже не будет, а мне стало любопытно:

— Но, когда я к тебе ночью пришла… ты, кажется, хотел…

— Ты первая, кто решился вломиться ко мне ночью с такой целью, — он вдруг улыбнулся, по-доброму, — Я… я, наверное, просто смутился.

— А… когда ты меня подхватил…

— Я пытался вмазаться к тебе в доверие. Хотя это глупо. С моей-то репутацией! Но ты была похожа на изначальную. Это странное ощущение… Хотя чернокрылые приняли тебя за свою. А белокрылые — тоже. Ты хорошо притворялась, — снова на небо посмотрел, будто пряча от меня взгляд, а вслед за ним — и душу, на миг приоткрывшуюся мне. И замолчал. Надолго.

Потом наконец заговорил — я растерянно ждала его слов — заговорил сердито:

— Но это тоскливо! Я хотел звезду, которая будет светить мне с неба. А звёзды слишком далеко от нас. Нам не прикоснуться к ним. И… и я вдруг стал восхищаться девушкой, которая пришла из другого мира! Такая же далёкая как звезда. И… ты однажды уйдёшь. Разве что… разве что, глядя на тебя, я понял, что есть люди, которые умеют светить даже в темноте. Ты уйдёшь — и снова вокруг меня сгустится мрак. Но я буду помнить звезду, которая сияла там. Мой мрак не будет сплошной темнотой. Там был свет. Там когда-то был свет…

Я была рядом с ним, а он не замечал. И говорил так, словно я уже ушла. Он был где-то там. В жутком будущем. И…

И я вдруг поняла, что я этого будущего не хочу. И… чего же я хочу?..

Гаад смотрел на небо и хмурился. Сейчас я видела морщинку, которая пролегла на его лбу. Сейчас он выглядел старее, чем обычно. Он устал.

Шагнула к нему. И обняла его. Пусть хотя бы на миг ощутит меня с собой! Раз уж я ему нужна.

Сначала его руки легли на мою спину. Потом ладони упали.

— Я не хочу твоей жалости! — сердито произнёс он, — Ты сейчас как будто подала мне истину. Крошку голодающему. Монету мелкую и медную. Я не хочу твоих подачек! — но отстранил меня, взяв за плечи, осторожно.

Он был грустный сейчас.

— Я не хочу, чтобы ты жалела меня! — сорвался парень на крик, — Я не хочу выглядеть жалким в твоих глазах! — шумно выдохнул.

И в следующий миг стоял уже в стороне. Крыльями появившимися взмахнул, чтобы не упасть. Хотя бы крылья его держали. Упрямца!

Но сейчас он, худой и невысокий, сердито смотрящий на меня, случайно увидевшую его в минуту слабости, был таким… занудно упрямым! Красиво упрямым! Упёртым!

И сердце как-то странно забилось у меня.

Это всё-таки не его присутствие. Парня чужого, оказавшегося возле меня. Не тело. Не его удачная игра.

Мне он и правда нравится. Такой упёртый. Такой колючий и сильный. То сеть, колючим не нравится — я его боюсь в эти минуты даже. Но эти колючки — это часть его. Упрямого Гаада.

Я всё-таки тебя люблю, Гаад!

Тут только всё поняла. А он прочёл это в моих глазах, так как ничего не собиралась прятать от него, позволяла ему смотреть прямо в мою душу, чувствовать моё состояние. От того, что узнал, хранитель растерялся ещё больше, чем я, когда услышала его признанье.

— За что?! — потрясённо спросил Старейшина чернокрылых.

Смущённо сказала, раз уж он всё равно прочёл мою тайну в моих глазах:

— Ты верил в меня. Вот даже этот гадкий план придумал, рассчитывая, что смогу.

— Зная твою слабость, учёл так же, как велика возможность, что ты меня убьёшь, а потом будешь лить слёзы над моим мёртвым телом и терзаться от мук совести, — печальная усмешка.

— И у тебя мечта очень красивая. То ли меня сюда заманил Страж Небес, чтобы использовать, то ли я пришла следом за твоей мечтой. Не знаю, как смогла я увидеть её?.. Но мне захотелось хотя бы пообщаться с тобой. С тем, у кого была красивая и необычная мечта.

Парень шумно выдохнул, как-то резко.

Тихо добавила:

— А вообще, ты, кажется, очень добрый.

— Люди десятками или сотнями тысяч скончались б на месте, услышав твои слова. От потрясения, — фыркнул Гаад, — И вообще, как ты можешь это говорить, после того, как я столько тебя мучил?

— Так ты ж не со зла.

Он долго растерянно смотрел на меня, я на него — со смущением.

— Мне приятно, что ты меня любишь, хотя и никак не могу понять, отчего… — наконец произнёс парень, вздохнул: — Это была просто мечта. Просто глупая детская мечта о звезде.

В детстве казалось, что это возможно. Просто потому, красиво. Просто потому, что хотелось.

— А если это возможно?..

Гаад горько усмехнулся.

— Ты, кажется, веришь в меня больше, чем я сам в себя.

— Всё началось с твоей веры в мечту.

Парень какое-то время смотрел в землю.

— Я рад, что моя детская мечта кажется тебе красивой, — произнёс он чуть погодя, горько улыбнулся, снова взгляд подняв на меня, — Но, послушай, Вера…

Ступил вдруг ко мне, осторожно предплечья сжал:

— Ты ведь должна будешь вернуться в свой мир. Все Посланники уходили. Все покидали наш. Несколько месяцев, недель, дней… Да, ты только хранительница. Но мой мир для тебя чужой. А ты — чужая для моего. Нет ничего, что могло бы связать тебя и меня. И… даже если ты меня любишь… это странно! Это похоже на чудо. Чудо, которого я не заслужил… Но чем больше ты привяжешься ко мне, тем больнее будет тебе потом уходить. А однажды ты уйдёшь.

Я понимаю, но… не хочу уходить. Особенно, когда ты рядом со мной! Когда сегодня мы стоим так рядом! Когда наши души так рядом, что мы честно обо всём говорим.