Звездная роль Владика Козьмичева

Для Анны Семеновны придумали, что его вызвали по поводу кражи на "Циклоне". Та сделала вид, что поверила, но потом, когда они были с Леной наедине, сказала.

– Ты думаешь, я поверила? Наверняка, из-за той истории в театре. Так?

– Нет, мама. Что-то там на "Циклоне" кто-то украл. Вот всех по порядку и вызывают.

– Слушай, Ленка, мать у тебя - не дура. Почему тогда в КГБ? Для этого милиция есть. В общем, не хотите - не говорите. Мне главное, чтобы у твоего мужа и моего внука проблем не было.

– Нет у него никаких проблем. Честное слово, мама! Не волнуйся! Он и мне больше ниче-го не говорит.

В тот момент Владик еще не знал, как близок он был в своих предположениях о роли Японии в истории с Серегой к действительности. В КГБ больше его не вызывали. Конечно, с Леной они не только частенько вспоминали Серегу, но и обсуждали то, что знали о нем. Однако, сколько ни рассуждали, приходили к одному выводу - не было у него мысли бежать из страны. Значит, что-то такое случилось. Но что?

Кое-что стало известно лишь спустя какое-то время. Видимо, кто-то из той команды, с которой плавал Серега, об этом рассказал. Ну, а дальше уже пошло... Якобы дело обстояло следующим образом. Сухогруз "Амур", на котором плавал Серега, часто ходил на Курилы. В один из рейсов, после разгрузки и возвращения во Владивосток, он попал в жесточайший шторм. Потерял один из винтов, набрал воды и не утонул лишь потому, что на его сигнал SOS откликнулось японское судно, с громадным трудом отбуксировавшее его в порт Румои на Хоккайдо.

Ремонт требовался большой. Пока через Посольство СССР велись переговоры и дожида-лись представителя пароходства из Владивостока, "Амур" стоял у причала. На берег отпускали только группами. Потом случилось ЧП - одна из групп вернулась на "Амур" без Голубева. Все попытки капитана организовать его поиск ничего не дали. Капитан поставил в известность посольство. Наконец, стало выяснилось, что Сергей Голубев находится в руках японской полиции и категорически отказывается не только возвращаться на судно и в Союз, но и встречаться с советскими представителями. Дальнейшую его судьбу экипаж "Амура" так и не узнал. Ходили слухи, что в итоге он оказался у американцев и уже у тех попросил политиче-ского убежища. Якобы об этом рассказал "Голос Америки".

Владик и Лена, когда до них дошли эти слухи, решили, что Серега таких планов не имел. И не сложись обстоятельства, при всем своем критическом отношении к жизни в стране, не решился бы из нее бежать. Видимо, к аналогичному выводу пришли и в КГБ. По крайней мере, о Владике там забыли.

Но, как оказалось, не забыл его доброжелатель - секретарь партбюро "Циклона" Иван Леонтьич. Хотя шел уже май семьдесят четвертого, о своем предложении Владику вступить в партию он даже не заикался. Да и Владик как-то не держал тот разговор в голове. И вспомнил лишь тогда, когда узнал, что Леонтьич подобрал нового кандидата на вступление в партию. В первый момент эта новость как-то неприятно резанула по самолюбию. Но лишь в первый момент. Он быстро понял, что вся причина в том, что Леонтьич был, наверняка, одним из тех, кто давал ему характеристику для КГБ. Понял и даже обрадовался, что характеристика была хорошей. Понял и то, что Леонтьич решил перестраховаться. Мало ли как дело обернется... Все для Владика складывалось удачно. Так, как они прогнозировали с Леной. Тем более, что уже надо было отсылать документы во ВГИК и, на всякий случай, просить двухмесячный отпуск для сдачи экзаменов и установочной сессии после них. В том, что он поступит, сомнений не возникало. Во-первых, хорошо готовился. Во-вторых, у него уже были публико-ванные стихи и почти готов сценарий. Так все и было бы, не случись непредвиденное.

Он уже заручился согласием Николая Семеновича об отпуске. А этот отпуск был совсем некстати, поскольку "Циклон" вскоре должен был идти в интересный рейс. На этот раз до Магадана. Причина, по которой он нуждался в отпуске в самый разгар летней навигации, была, безусловно, уважительной.

Но когда документы уже были запечатаны в конверт и готовы к отправке, от отца из Москвы пришла телеграмма.

– Срочно вылетай в Москву решения квартирного вопроса. Присутствие необходимо.

Телеграмма произвела на них практически такое же впечатление, как вызов в КГБ. Вла-дик ничуть не сомневался, что речь идет о какой-то манипуляции с ордером, в котором он числился как член семьи. Поэтому с согласия Лены был составлен ответ.

– Я не претендую на положенную мне по ордеру площадь. Влад.

Ответ пришел через пару дней.

– Вылетай срочно. Речь восстановлении твоей прописки. Отец.

Они недоумевали. О какой прописке может идти речь, когда он живет и прописан в Находке? Самую резонную догадку о причине вызова высказала опытная Анна Семеновна.

– Думаю, дело обстоит так. Видимо, твой отец получает новую квартиру. Старую поло-жено сдать. А он почему-то не хочет. Вот и решил каким-то образом переписать ее на тебя. Ты ведь имеешь право. Как это провернуть, не знаю. Ты же говорил, что он какой-то большой секретный начальник. Значит, у него есть связи. Как дальше дело повернется - не знаю. Но считаю, что лететь надо. И срочно. С Николаем я сама переговорю.

Глава 8

Родные

Через три дня Владик вышел из здания аэропорта Домодедово. На автобусе доехал до Парка Культуры, перешел в метро и вскоре уже шел с детства знакомой улицей к своему дому. О цели приезда он сейчас не вспоминал, ибо был поглощен пролетавшими перед его внутрен-ним взором кадрами из той части жизни, что провел на этой улице, в ее дворах... Такое с ним было лишь однажды, когда после пятого класса он едва не утонул, попав в водоворот на маленькой речушке, протекавшей недалеко от Луховиц. Шел и трепетно ожидал, что вот сейчас встретит кого-нибудь из старых знакомых. Однако этого не случилось. Не случилось этого ни тогда, когда он подошел к дому своего детства и юности, ни тогда, когда поднимался по лестнице на свой четвертый этаж.

На звонок никто не откликнулся. Ни на первый, ни на второй, ни на третий. Только тогда он пришел в себя и взглянул на часы. Было одиннадцать утра.

– Понятно - все на работе и в школе. Надо было мне телеграмму дать...

Рабочего телефона отца у него не было, да и быть не могло. Он вспомнил, как мама ча-стенько проявляла недовольство отцовской секретностью. Чем он занимался в своем институ-те, Владик точно не знал. Но догадывался, что какими-то летательными изделиями. Это могли быть и самолеты, и ракеты. Но по степени секретности предполагал, что, скорее всего, это были какие-то ракеты.

Можно, конечно, было позвонить соседям. Наверняка бы обрадовались. Еще бы! Владька после стольких лет отсутствия объявился! Но трепетное желание увидеть кого-нибудь из знакомых почему-то исчезло.

Вышел на улицу и долго сидел около подъезда, рассматривая растущую рядом березу, ко-торую они с мамой и своим другом и одноклассником Виталиком посадили еще тогда, когда учились в четвертом классе. Где сейчас Виталька, он не знал. Знал лишь то, что тот поступил в авиационный институт. В их классе многие были повернуты на авиации.

Вспомнил маму, на чьей могиле он последний раз был еще до отъезда в Касинск. Стало понятно, что делать. На листке из записной книжки набросал.

– Я здесь. Поехал на кладбище к маме. Жму руки. Влад.

Потом решил добавить обращение к отцу. С минуту думал, как к нему обратиться. Как к отцу или к папе? Но вспомнил, что в последние годы, с тех пор как поступил в Щукинское, звал его только отцом. А его вторую жену, несмотря на хорошие с ней отношения, только Маргаритой Михайловной. В итоге написал.