Звуки Азии
Шрифт:
как девушки на танцах,
расплёскивая косы
для торжества оваций.
И так приятно ветру
погладить им головки,
не позабыв при этом
о хлебной заготовке.
Благопожелание раненой песне
Открыты старые сени
послушать в саду сороку.
У песни моей осенней
пробито крыло горохом.
Лечись, моя песня, светом,
пойманным
когда он полынным летом
поёт в тишине глубокой.
Летай за водой в Архангельск,
за крошками хлеба – в Киев.
Пускай за тобою Ангел
спешит с шарами и кием.
Ты вся – в саду чаепитье,
когда самовар на блюде
пускает пары наитья
и чай разливает людям.
Огород
В зелёном небе огорода
созвездья плавают малины,
смущая дух прозрачным ходом
переплетающихся линий.
В зелёном небе всё возможно:
и танцы мошек над цветами,
и шелестение горошин,
открывших пасть гиппопотамью.
О, гиря фруктов огорода
и овощей подземный щебет,
когда ветров проходит рота
просторным коридором в небе!
Внимает паутина мухе,
паук галантен, как придворный,
и всё подчинено науке,
команде солнечного горна!
Вздыхает праздничная лейка
и шелестит листом капуста,
и сходят маленькие реки
с лицом поэта Заратустры.
Малина машет опахалом
и хочет взять реванш у мёда,
и мыслит в полдень петухами
сухая жаркая погода.
Останови движенье чисел,
часов и бабочек на клумбе,
и здравого лишится смысла
червяк в своём подземном клубе.
Летает, ползает, щебечет,
цветёт и зреет час от часа
под патронажем человечьим
биологическая масса.
И взяв в заложники вниманье,
с каким на всё взирает полдень,
сухие ванны принимает
в видавшем виды огороде.
На перевале
Ночь в зеркалах озёрных
отражена эффектно:
чёрная шаль озона,
шляпа из чёрного фетра.
Вниз не гляди, не надо.
Люди и их заимки
чёрного шоколада
съели и спят в обнимку.
Не шелохнётся воздух.
Горы вокруг и тени.
Только живые звёзды
тянут табак растений.
Секретарём у ночи
служит сова, чьи крики
долго тебя морочат
на перевале диком.
Песня беременной женщины своему ребёнку
Женщина с двумя сердцами,
плывущая по морю воспоминаний...
Ступай
тихонько, мой мальчик,по крыльям птиц разноцветных,
в горах уснувших без плача,
скалой укрытых от ветра.
По родникам золотистым,
шептать умеющим громко
о том, как звенят монисты
внизу, в селении горном.
По белой росе, по камню,
по тёмным ночным стрекозам,
поющим крыльями «амен»
под утро горным морозам.
По снегу в пятнах лазури,
укутавшему вершины,
по косточкам белой бури,
спустившейся к нам, в долину.
По лунному свету, ярче,
чем перья птицы Гаруды,
спускайся в наш мир, иначе
как жить без тебя я буду?
Качаются в небе мачты –
уколы моих бессонниц...
Спускайся в наш мир, мой мальчик,
под звуки хрустальных звонниц!
Весенним утром
(этюд)
Словно глубокий вздох,
тянется птичья нитка –
ею заштопал Бог
утром весенним свитку
и на Россию надел –
синюю, золотую,
с перечнем добрых дел,
с Ангелом одесную.
Эпифания деревьям, идущим сквозь зиму
Деревья в чулках деревянных,
раскинув тонкие руки,
идут походкою пьяных
сквозь ледяные муки.
(Декабрь, январь и февраль –
километры,
и дуют сухие ветры)
Последний листок увянул,
а птичьи гнёзда пустые
на черепах деревянных,
как зимние шапки, стынут.
На перекрёстке судеб,
в дымящейся круговерти
растут ледяные зубы
суровой старухи – смерти.
(Декабрь, январь и февраль –
километры,
и дуют сухие ветры)
Игры лягушек
Лягушки заводят игры
на листьях травы.
Лягушки – зелёные тигры
и тёмные рвы.
Представят себе комариху
в лесной тишине
и маются неразберихой,
и думают о войне.
Пойду, погляжу лягушек!
Не далее, как вчера
возникла колонна пушек –
такая была игра!
Пошли солдаты в разведку
добыть язык тишины…
Лягушки прикинулись веткой
и отраженьем луны.
Прикинулись автомобилем,
везущим тебя ко мне...
А пушки били и били
икринками по луне.