Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история
Шрифт:
— Буркан Мамочкин. Я… Мы… Мы приехали недавно…
Мамочкин толстячок смутился и замолчал.
— Из Кранска он, — упруго поднялся с кровати второй. Если Буркан — рыхлый, круглолицый, розовощекий, то этот — сухой, поджарый, с зачесанными назад черными волосами и редкими подростковыми усиками. И рукопожатие — крепкое, уверенное, — Берген Кароев я. Из Каджии. Слыхал? Там где горы, солнце, вино, и много-много овец.
Понятно. Хотя говорил он без акцента да и внешность имел вполне славянскую, но в его голосе мне явственно послышалось «Гиде горы и выно, генацвали!». С этим соседом надо быть осторожнее: он, похоже, из тех, что на каждой кочке главной лягушкой хотят быть.
— А
— Слышал, слышал, — в голосе Бергена мелькнуло уважение, — с Мамочкиным ты уже познакомился, а это — Арман…
Валявшийся на кровати с книжкой — учебник математики, надо же — красавчик лениво протянул руку. Из тех смазливых типов, которые нравятся девушкам и бесят мужчин. Этакая юная версия Ретта Батлера[5], разве что лицо более мягкое, и я бы даже сказал — женственное. Арман, надо же… Тоже мне, дю Плесси…[6]
— Арман — афосинский, просто хочет жить самостоятельно, без родителей. А вон тот модник — Ирис Мартанко.
Рывшийся в чемодане протянул мне руку и тут же выдернул, как будто боялся, что я поломаю ему пальцы. Есть у некоторых такая неприятная привычка.
— Лараимский я, — сказал он и с довольным видом показал Бергену предмет поисков: цветастый галстук с пальмами и обезьянами. Галстук, видимо, должен был стать дополнением к пиджаку с огромными ватными плечами. Который шел Ирису как корове — черкасско седло.
Вот с такой сборной солянкой мне жить ближайшую неделю.
[1] В «золото Шлимана» оно же «клад Приама» входило 10 тысяч предметов и ни в какой тайник оно бы не поместилось. Герой иронизирует.
[2] Такого звания в СС не существовало. Продолжение иронии.
[3] Компьютер из книги братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу».
[4] Намедни — на днях, анадысь — тоже на днях.
[5] Имеется в виду Ретт Батлер из фильма «Унесенные ветром», в исполнении Кларка Гейбла
[6] Арман дю Плесси более известен нам как кардинал Ришилье
Глава 36
«Это не пипец, это не пипец, расслабляемся и машем, берем с полки огурец…»[1]
Блин, самовнушение и Масяня не помогают. Нервы все равно звенят, как натянутые канаты. Хотя, в отличие от подавляющего большинства стоящих в коридоре у меня вступительный экзамен по математике — вовсе не первый. Второй, однако. Мог бы и привыкнуть…
Мог бы. Но не получается. Нервы звенят, пальцы подрагивают… Сходить покурить, что ли?
Еще утром, когда бы всей нашей дружной комнатой собрались и пошли на экзамен, я страдал от невозможности покурить. Папиросы давно закончились, а мальчишки-соседи, так уж получилось, не курили. Редкое, кстати, здесь качество: здесь, судя по всему, начинали курить сразу после окончания школы — в смысле, официально начинали, а так курили класса, наверное, с шестого — и курили везде: на улице, в кинотеатре, в автобусах… — да просто везде! Кроме метро, здесь курящих не было. Курили, в основном, папиросы, самокрутки с табаком и махоркой, иногда — сигареты, без фильтра[2], курили мужчины, курили, пусть и реже, женщины — примерно так на двух мужчин с папиросами мне встречалась одна курящая женщина[3] — курили, наверняка, и мальчики, а может быть даже и девочки, но те, из опасения за свои уши, на людях не дымили…
Но вот так мне свезло, что курева у моих соседей не было. Мамочкину, видимо, запрещала мамочка, Берген Кароев именно сейчас решил начать бросать курить, красавчик Арман, я подозреваю, все же имел сигареты, но зажал, а Ирис Мартанко, несмотря
на фамилию, куркулем не был и поделился бы, но он сам последнюю выкури с вечера, так что утром, чуть отстав от компании, мы с ним наперегонки кинулись к табачному киоску.Отвык я как-то за время своего бродяжьего состояния, что у меня, оказывается, в кармане есть деньги, и я могу не выпрашивать покурить у соседей и прохожих, а просто купить папиросы.
Поначалу мой взгляд упал на папиросы с название «Афосинские», на котором был изображен товарищ Афосин, на лихом коне, поднявшемся на задние ноги над каким-то обрывом… Потом до меня дошло, что это — не Афосин, а местный вариант Медного всадника. Ну да, если вспомнить, что Афосин — не только город, но и здешний аналог товарища Ленина, а Владимира Ильича, при всем к нему уважении, сложно представить на коне… В общем, папиросы были интересные, но обладали совершенно конским ценником в семь рублей с полтиной, поэтому я ограничился бюджетным вариантом — папиросами «Канал», за два рубля. Размял одну из них в пальцах, потому что табак в здешние папиросы набивали так, что затянуться ими было практически невозможно, табак приобретал плотность чуть ли не ДСП, а вы пробовали курить ДСП? Чиркнул спичкой — и с наслаждением впитал в себя порцию никотина в несколько глубоких затяжек.
И вот сейчас, в ожидании вступительного экзамена и преддверии начинающегося мандража мне все больше и больше хотелось покурить еще раз. Нет. Будем стойкими и сдержимся. Еще и потому, что дышать табачным дымом в лицо экзаменатору — нехорошо… впрочем, экзаменатора и не будет. Я не на инженерный факультет поступаю, где экзамен по математике устный и письменный, у нас всего лишь письменная часть. И все равно — вонять табаком не стоит.
Спрашивается в задаче — как успокоить разгулявшиеся нервишки? Валерьянка? Был у меня один знакомый, который, вместо того, чтобы покурить, как все нормальные люди, жевал валерьянку, такие маленькие желтенькие таблеточки. Но это не мой случай — я валерьянку и прочие пустырники органически не перевариваю. Меня флакончик Новопассита успокоит только в одном случае — если я с размаху фигану его о стену. Но, опять-таки, в нынешнем варианте это не подойдет, слишком радикально.
Остается — отвлечь мозг от самопоедания на другую задачу.
Я достал из кармана тонкую бумажную книгу, раскрыл и углубился в чтение.
«Цифры располагались группами, с промежутками между ними. Внутри каждая группа разбивалась запятыми на три части. Внизу, вместо подписи, стояло: «И. № 267 (5198)»…
— Что за методичка? — подскочила ко мне девчонка. Светленькая, полненькая, с круглым лицом и курносым носом, делающим ее похожим на розовую свинку. Еще бросали в глаза ее… кхм… глаза. Размера так четвертого, не меньше. А те глаза, что на лице были, наоборот, непримечательными — серо-голубого цвета, окруженные белесыми ресницами и тонкими светлыми бровями. Лицо, кстати, такое… я такие лица называю «стянутыми»: как будто хозяйка в любой момент ожидает нападения, отчего мышцы лица постоянно напряжены, превращая лицо в маску.
Неприятная девушка, в общем. Стервоза.
Я посмотрел на обложку:
— Тайна профессора Мекшаева.
— Какая еще тайна? — захлопала поросенковыми ресницами «свинка», — Секретная, что ли?
— Да нет, — я протянул ей книжку. Девчонка схватила ее, раскрыла… и чуть ли не в лицо мне ее швырнула, — Это же про шпионов! — обвиняющее выкрикнула она.
— Ну да, — меланхолично кивнул я. Чтение детективчика из стопки, притащенной в общежитие из брошенной квартиры моряка, меня действительно успокоило.