Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история
Шрифт:

— А хочешь, я угадаю, о чем ты думаешь? — хитро прищурилась Мада.

— Ну, попробуй.

— О девушке.

— Отку… Как… В смысле, почему ты решила…

Да ладно уж, ты спалился.

— Как ты догадалась?

— Ох, мальчики, мальчики… — с интонациями умудренной годами женщины вздохнула сестренка, — У вас все на лице написано. Она тебя бросила?

— Нет.

— Не знаешь, как ей признаться?

— Да… в смысле, не в чем признаваться!

— Да, да, — закивала Мада, а хитрющие глаза говорили, что она не поверила мне ни на грош.

— Просто… Она

завтра приезжает, и мне надо ее встретить. А я не знаю — как?

— В смысле — не знаешь? Приедь на вокзал и встреть.

— Как? С цветами?

— Как-как — с парадом слонов, конечно! Ершанчик, не будь глупым — нам, девочкам, важно внимание. Ей будет неважно, приедешь ты с цветами или нет, главное — чтобы ты приехал. Тем более — ну куда она на вокзале эти твои цветы денет?

Мы прошли еще немного по улице молча. Потом Мада спросила:

— Раз ты ее встречаешь… Значит, она с нами учится? В общежитии живет?

В моей голове возник образ Холмса с трубкой и словами «Даже я офигел!». Женщины, вас этому с детства учат, что ли?

— Да, в нашем.

— А я ее видела?

— Видела. Помнишь, когда мы с тобой в комнате…

Мада остановилась:

— Это… Это та… Комиссарша?!

О! А думал, кого же мне Нитка напоминает, как габаритами, так и общей прямолинейностью и подвижничеством. Точно — вылитая комиссарша, только кожаной куртки и маузера не хватает.

— Да, она.

Сестренка молча пошла дальше. Через несколько шагов покачала головой:

— Угораздило же тебя.

* * *

— Ершан.

Нет, я, конечно, не ожидал, что Ланита бросится мне на шею, завизжит от радости или покроет меня поцелуями. Но и настолько сухого приветствия я тоже не ожидал. Осталось только пожать друг другу руки, как при встрече старых товарищей.

Может, я просто навыдумывал себе всякого и она воспринимает меня, как друга? Съездила в свою родную забыл как называется, встретила первую любовь, с которой еще в школе за одной партой сидели и за амбаром целовались — и думать забыла про всяких там ершанов…

Сердце болезненно сжалось.

— Я решил тебя встретить, — констатировал я очевидное.

Нитка молча подхватила два белых холщовых узла, связанных вместе и потянулась за небольшим чемоданчиком.

— Дай я помогу… — потянулся я. К узлам, конечно, иначе мы совсем глупо будем выглядеть — девчонка тянет два мешка и рядом я фистикулирую в костюмчике, с чемоданчиком.

— Не надо… — она отстранилась, я потянулся следом, наши пальцы соприкоснулись…

Нитка отчаянно вцепилась в мою руку, сжала ее…

— Ершан… Ершан… Я так… Я соскучилась…

Знаете, что такое счастье? Нет, не знаете, ведь вам никогда посреди перронной толпы не говорила самая лучшая в мире девушка, что она по тебе скучала.

* * *

— Отдай, — Нита потянула с моих плеч мешки.

Из-за этих мешков уже произошел короткий бой на вокзале, в котором я победил и добился права помочь их нести. Перед общежитием бой начался по новой — Нитка категорически не хотела, чтобы кто-то увидел, как несу ее вещи. Ведь кто-то может подумать, что я

и она… А «Я и она» — это неприлично.

— Ну, почему я не могу помочь девушке…?

— Я не девушка, я — комсорг!

— Почему я не могу помочь комсоргу?

— Потому что на мне не написано, что я комсорг. И все увидят, что ты помогаешь мне, как девушке!

Ох, как же тяжело… да не с мешками — с Ниткой!

Так тяжело — и так легко.

По дороге сюда мы болтали, как давние приятели, как будто знаем друг друга тыщу лет. Больше, конечно, Нитка — я старался меньше говорить, чтобы не пропалиться на том, что я никуда, собственно, и не ездил. Зато эта неутомимая лягушка-путешественница успела не только съездить в родную Талань («на родную Талань», как она говорила), но и доехать в гости к дядюшке, который жил где-то здесь неподалеку от Афосина, в колхозе. И вот уже от дядюшки — сюда.

— Отдай мешки.

— Не отдам. Может, они вообще мои? Никто ж не знает.

— Ты в костюме.

— И что? Я талганец, нам правила приличия побоку. Могу в костюме хоть навоз… от крокодилов… вычищать.

Нитка тяжело вздохнула:

— Что ты талганец — это и так всем издалека видно? Может, сбреешь бороду? Она тебя старик, как будто тебе лет… ммм… тридцать.

Ну да, глубокая старость для восемнадцатилетней девчонки.

— Нет, — гордо заявил я, — Каждый талганец носит бороду, это признак его мужественности!

Вообще-то я и так собирался ее сбрить, честно говоря, борода надоела мне до чертиков — она же чешется! — но не сразу. Потом, чтобы все успели запомнить меня, как талганца.

— Мужественность должна быть не в бороде, а в другом месте!

Я резко остановился. Не понял…

— В сердце! — зажала рот пальцами Нитка, — В сердце, а не там, где ты подумал, пошляк!

Мы вошли в общежитие, где возле вахты делала вид, что оказалась здесь совершенно случайно, Мада. При виде нас она «незаметно» округлила глаза и показала мне большой палец. После чего подмигнула и исчезла.

— И что это была за сколопендра? — когда мы вошли в пустынный коридор, Нитка остановилась и повернулась ко мне.

— Где?

— Возле вахты. И не делай такое невинное лицо, я видела, как вы там перемигивались!

— Это, — сделал я невинное лицо, — моя сестра… Двоюродная.

— Ах, сестра… Слышала я про талганские традиции, связанные с двоюродными сестрами…

Нитка осекалась, ее круглые щечки залились краской и стали напоминать свеколки:

— Что… Что ты со мной сделал? Я говорю такие пошлости!

С этими словам она схватила меня за лацканы и крепко поцеловала.

* * *

— В этом году еще одна экспедиция отправилась в район Столбовой Бирарки. Она точно найдет следы метеорита!

Как и любой фанат, Мамочкин мог говорить на любимую тему часами, отбросив всегдашнюю нерешительность. А помешан он был на космосе.

Все началось с моих писем, которые я положил на тумбочку. Вернее, с одной из марок, на которой в желто-синих тонах было изображено что-то непонятно, я, собственно, и не всматривался. А вот Мамочкин всмотрелся.

Поделиться с друзьями: