Детские приключения

Глава первая, в которой Чармейн приходится взять на себя заботы о доме волшебника — Чармейн должна помочь, — настойчиво произнесла тётушка Семпрония. — Мы не можем бросить двоюродного дедушку Уильяма одного. — Твоего двоюродного деда Уильяма? Он же… — тут миссис Бейкер понизила голос, желая скрыть неприличность вопроса. — Он ведь волшебник, не так ли? — Самый настоящий, — кивнула тётушка Семпрония. — Но, видишь ли… — Теперь и её голос опустился до шёпота. — У него опухоль, где-то внутри, —…

Не учесть такое обстоятельство на Петькином месте может только дурак. И потом, разве быть летчиком неинтересно? Пятилетий мокроносик и тот, наверно, знает, что пилот — вольная птица. Сегодня он во Владивостоке, завтра — в Москве или в Одессе, а та глядишь, отправится и на Северный полюс. Летит себе, посасывает леденцы, а внизу от края до края — льдины и какой-нибудь медведь из-под лапы высматривает: кто это, мол, по небу разгуливает? У шофера свободы, конечно, меньше. Вроде кузнечика из одного…

Это был Вася Чиж. В руках он держал большой блокнот, карандаш и электрический фонарик. - Девушки, вы мне ужасно нужны! - Ужасно? - Ужасно! - Я боюсь! - Тише, - сказал Чиж. - Только без шума. У меня строго конфиденциальное дело. Зина, что бы ты сделала, если бы узнала, что тебе осталось жить десять минут? - Дурак! - обиделась Зина. - Ага, так и запишем. - И Вася чиркнул карандашом в своем блокноте. - А зачем тебе это? - спросила Тамара. - Я сейчас скажу, но сначала ответь на…

ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2022 Machaon® Когда героями становятся дети Большая беда затрагивает всех. И взрослых, и детей. Такой большой бедой для нашей страны стала война 1941–1945 годов. Потом её назовут Великой Отечественной. Отечество — от слова «отец». Это земля наших предков — отцов. Это Родина, которую защищают тоже наши отцы. Так было всегда. На защиту Отечества вставали взрослые. Детей на войну не брали. Хотя и в прежние времена бывали дети-герои.…

— Нет, не сознательно, — признался папа. — А куда её прикажешь запихнуть? — Её вообще не нужно запихивать. Её нужно уложить, чтобы она не разбилась. — Я именно так и собирался сделать. — Я видела, как ты собирался. — Каким образом ты могла это видеть, когда я всего-навсего переставил её, чтобы она не мешала? — Господи! — воскликнула мама. — Этот человек сведёт меня с ума. У буфета лежал свёрнутый валиком ковёр. Гоша шагнул через сетку с кастрюлями и уселся на валик. Он знал, что будет…

Я открыл коробочку и сперва ничего не увидел, а потом увидел маленький светло-зеленый огонек, как будто где-то далеко-далеко от меня горела крошечная звездочка, и в то же время я сам держал ее сейчас в руках. – Что это, Мишка, – сказал я шепотом, – что это такое? – Это светлячок, – сказал Мишка. – Что, хорош? Он живой, не думай. – Мишка, – сказал я, – бери мой самосвал, хочешь? Навсегда бери, насовсем! А мне отдай эту звездочку, я ее домой возьму… И Мишка схватил мой самосвал и побежал домой.…

Гулькин ровно шагал, не оглядывался. Гайка – следом, но на достаточном расстоянии, чтобы казаться независимой. Потому что больно нужен ей этот Гулькин! Просто надо, чтобы в случае чего она могла сказать: «Я гуляла не одна…» Гулькин остановился у плоского камня-песчаника. Поставил на него ранец. Стянул белую рубашку и, скомкав, спрятал в ранце. «Вот неряха, не может свернуть аккуратно…» Потом Гулькин стряхнул сандалии и тоже сунул в ранец. А белые носочки запихал в карманы на шортах неопределенно-пыльною…

Что ж, и их группа неплохо подготовилась. Понемногу переправили в продуктовую кладовую взрывчатку. Заложены три заряда. Под самым носом у штурмбанфюрера Гравеса и его людей. Грохнуть должно знатно! Осталось подключить провода да проверить, чтобы не было обрыва как тогда, когда он подрывал мост в сорок первом. И вывести из гостиницы своих людей. Впрочем, это уже не его задача, тут командует Гертруда Иоганновна. А его задача - взрыв. Чурин докурил цигарку, бросил ее под ноги, придавил каблуком,…

Оля смотрела в окно и хмурила тоненькие бесцветные бровки, а Одика так и распирало от улыбки, и он героически боролся с собой. Улыбаться сейчас было нельзя, потому что мама с отцом заспорили. Охота же! Делать им больше нечего. Мама провела пальцем по зеркалу, занимавшему всю дверь в купе, и зеркало, как молния, рассек зигзаг чистой дорожки. Она передернула плечом: — Даже вагона не убрали как следует. А что будет днем? Духотища, жара… Ну точно помешалась на чистоте! И дома от мамы нет спасения:…

– Человек, если он читает книжки, в среднем может прочитать на протяжении жизни десять тысяч. Вот мне как раз и хватит. – Будет тебе десять тысяч книг! – Жмуркин похлопал Витьку по плечу. – Только если ты их в свою квартирку убогую перевезешь – вам там развернуться негде будет. Ты будешь в ванной спать… – Ничего, – сказал Витька, – я эту проблему решу как-нибудь. – Договорились! – Жмуркин хлопнул в ладоши. – Тебе, Генка, «Харлей», тебе, Витька, макулатуру. И со своей подружкой сможешь в Гренландию…

Глава 1 Как называется страна, в которой рыбы, умеют лазить по деревьям? Карандаш и Самоделкин жили в небольшом двухэтажном домике с синей черепичной крышей, на берегу синего моря. В этом домике вместе с ними жили и учились их ученики. Наступило лето. Жаркое, солнечное и зелёное. А вместе с летом в школе наступили летние каникулы. – А давайте снова отправимся в какое-нибудь удивительное путешествие, – весело позвякивая пружинками предложил Самоделкин. – Сядем на корабль и поплывём к неведомым…

Нужно быть уж очень знаменитым человеком, чтобы тебя вспомнили после сорока лет отсутствия. Уйдя отсюда мальчиком и вернувшись зрелым человеком, я убедился в том, что меня совершенно забыли. С трудом вспоминали даже моих родителей. Они умерли еще до того, как я, совсем маленьким, ушел из дому. Вдобавок мой отец был моряком, он редко бывал дома. В моих воспоминаниях о нем осталось только, как я горевал, когда узнал, что его корабль погиб и он утонул вместе с большей частью экипажа. Увы! Моя мать ненамного…

Дмитрий Чарков РЫЦАРИ ИЗ БАЛКОННОЙ ПАЛАТКИ повесть 1 Валера всегда с нетерпением ждал наступления лета. Каникулы, загородный лагерь, речка, футбол – что может с этим сравниться? Долгие зимние вечера за компьютерными играми уже порядком наскучили, лепить снеговиков – это забава больше для Сашки, его младшего брата, который в школу-то пойдёт впервые только осенью, а пока он постоянно крутился у Валеры под ногами, то и дело задавая наиглупейшие вопросы. Иногда, впрочем,…

Зчорнів від горя Свенельд, але й словом лихим не прохопився. Затамував до слушного часу думки про помсту. Два роки Свенельд уперто вчив Ярополка державної премудрості: — Одна держава — одна голова. Хто поділить на двох щит і меч, сам лишиться незахищеним. Прийдуть печеніги й побачать: нема сили на Русі — силу поділено на дві півсили. Молодший брат мусить коритися старшому. Так віддавна повелося — має бути старший у роді, перед словом якого всі схиляються. Шкоди ж братові по роби, але пам’ятай:…

А покамест отец моется под умывальником, Миколка юрк из-под одеяла и к дорожному сундучку. Прикинет на вес, есть ли в нем что-нибудь такое, из-за чего стоит им интересоваться. — Привез что-нибудь, папка? — строго спрашивает Миколка. — А что сделаешь, если не привез? — лукаво улыбается в ответ отец. — Что сделаю? А ничего не сделаю… — готов обидеться Миколка. Тогда отец открывает сундучок, достает щербатый чайник, обернутый бумагой стакан и ломтик «заячьего хлеба»—…

Госелен вскочил на ноги и, подняв высоко одной рукой виолу, а другой — смычок, воскликнул: — «Слушайте меня, рыцари и солдаты, горожанки и горожане, бароны и мудрые клирики, умеющие читать, прекрасные дамы и девушки, и вы, маленькие дети, слушайте меня все мужчины и женщины, малые и большие!..» И какой дьявол затащил нас в этот лес?!. — Тот самый, — отозвался Ив, стоя на коленях и раздувая плохо разгорающиеся сыроватые ветки, — который сейчас лежал на траве и мечтал о вольной жизни, вместо того…

Я справді мало не все життя мандрував і справді багато читаю, але мої простодушні земляки помиляються щодо моєї вченості. В юності я не мав можливості здобути ґрунтовну освіту, і все, що знаю, вивчив самотужки й поспіхом, знаходячи для цього час в перервах між пригодами, яких у моєму житті було чимало. Я вже сказав, що мої земляки знають про мене дуже мало, і вас це, певно, дивує. Та це легко пояснити. Я втік з дому дванадцятилітнім хлопцем, і потім цілих сорок років моя нога не ступала на рідну…

Раза два в месяц я выполняю домашнюю повинность – иду на рынок за картошкой. До рынка можно доехать на автобусе, но ходит он редко и набит под завязку. Поэтому проще, даже с тяжелым рюкзаком картошки, плестись пешком. Вот и плетусь. Наш район называют Вокзальным: рядом железнодорожный вокзал. Мне он нравится своей разномастностью. Здесь есть всё: от нашей девятиэтажки, «хрущоб» и сталинских каменных четырехквартирных домиков с полукруглыми балкончиками до частных, дачного типа деревяшек в яблоневых…

– А от чего вешаются? Когда конфет не дают? – Ну… за дело. – Для девчонок это – дело. – Вот дуры. – Пося, тебе не понять. – Чего это мне не понять? Все я понимаю. – Конечно! У тебя девчонок было… отсюда и до речки. – Чего вы опять? Королев! – Уговорили, сейчас я вам все расскажу. А повесилась она в изоляторе. Сначала вены попыталась себе вскрыть, а потом повесилась. – На чем повесилась? – Пося, отвали! На собственных трусах повесилась. – А дальше что? – Ничего! В землю…

Спустя десять лет после памятных дней 1942 года он, выйдя в отставку, приехал в Веселый Подол на постоянное жительство. Вскоре после приезда полковника Красюка попросили поделиться воспоминаниями о Великой Отечественной войне. Районный Дом культуры не мог вместить всех, желающих послушать Красюка, и поэтому пришлось объявить, что полковник выступит не раз, затем придет еще и в школу. Но Андрейка Седых и его друг Федя Боярченко не могли ожидать так долго и постарались попасть на первую беседу.…