Книги о войне

2. Матвей и Авдотья В дом вошла свекра с улыбкой Авдотья, С радостью и прижилась она в нем Скоро, ко всякой привычна работе, Радуя ближних в усердье своем. В доме у свекра ее не теснили. Как родню приняли, впрочем, родня Ведь и была. По обычью учили Что здесь да как; всё умела она. Но в каждом доме отличны порядки С домом соседним. У свекра в дому Было побольше, чем в отчем, достатка, Строже, должно, был и спрос потому. Шире хозяйство. Народу поболе Тоже, однако: сам Власий…

– Симпатизируете ему? Ну-ну! Вы же вроде как из крестьянской семьи, не так ли? А так как отбросы эти, «революционэры», за рабочих и крестьян горой стоят, может, вы заодно с ними, господин Котлинский? – Нет-с, господин штабс-капитан, – покраснев от злости, передразнил его подпоручик и, еле сдерживая себя, сквозь зубы процедил: – а жаль, очень жаль! – Чего жаль, Котлинский? Что не с ними? – Нет, штабс-капитан. Жаль, что по законам военного времени не могу вас на дуэль вызвать. Я с превеликим…

Всякий раз с первых строк, стоило оказаться во власти ритма стихотворения, сердце у Ивана начинало ускоряться. Оно рвалось горлом, когда подходил к кульминационным строфам. Всю ночь, шагая как маятник, Глаз майор не смыкал, Пока по радио утром Донесся первый сигнал: – Все в порядке, добрался. Немцы левей меня, Координаты три, десять, Скорей давайте огня! Орудия зарядили, Майор рассчитал все сам, И с ревом первые залпы Ударили по горам. И снова сигнал по радио: – Немцы…

Недалеко от площади, по левой стороне от колонны стояли сельские женщины. Уставшие и грязные с лопатами в руках. По приказу они были пригнанные сюда для того чтобы капать и расширять ров. Они с сочувствием смотрели в толпу. Эти женщины работали здесь уже несколько дней и знали, какая судьба ждёт этих людей. От шествия в этой колонне их спасло только то, что они не были еврейками. Но находиться за пределами колонны не значило быть свободным и чувствовать себя в безопасности… *** Когда немцы…

Видимо, в эту ночь Мамина болезнь и усугубилась. Пашка в тот вечер топил печку чем мог: книги, мебель, паркет, обои, в ход пошли уже даже старые дырявые штаны. Запах стоял отвратительный. Тепла они давали немного, а дышать было совсем нечем. Дым стоял столбом, но это играло Пашке только на руку. Он мог реветь не опасаясь, что Мама увидит его и огорчится, что ее сын не настоящий мужчина. Он мог свалить все на дым. В день смерти Мамы он действовал как по инструкции. Укутал ее в пододеяльник, обвязал…

С ребятами мы часто играли в войну, и эта тема меня интересовала всегда больше других. Мы часами выпиливали из дерева себе пистолеты, наганы, винтовки, сабли и самострелы. А потом бились смертным боем команда на команду, бывало и до боли, и до крови. Всегда одна команда были советской, другая немецкой, но немецкой стороной никто не хотел быть и тогда мы кидали жребий. У нас с братом была отдельная комната, где окно выходило в сад, откуда в комнату всегда пробирались различные запахи цветов, яблок,…

Длительное пребывание в госпиталях и больницах примиряет с нелепостью госпитальной одежды. Выцветшие от частых стирок халаты, бесформенные полосатые пижамы, кальсоны со штрипочками, тапочки без задников и почти обязательное газетное сооружение на голове спустя месяц пребывания на госпитальной койке начинают носиться с откровенной долей пижонства. Сама собой определяется «мода», и от вынужденного больничного безделья способ завязывания кальсонных тесемок, по-особому запахнутый халат, кокетливо подшитый…

На полуслове оборвалось танго, и чей-то вкрадчивый женский голос со слабым немецким акцентом и характерной радиохрипотцой сказал: – Германское командование обращается к вам с благородным гуманным предложением: вы должны выйти из подземелья и сдаться. За это вам гарантируют жизнь и свободу… Вернулась Маша с огарком свечи. Снова опустилась на колени перед Сергеем: – Вот у нас с тобой и свет есть… Теперь бы только выжить. – Нам известно о вас все, – говорил мягкий женский голос с немецким акцентом. –…

Глава первая Арест и боевое крещение Не отпускай ни крик, ни стих, Ни миг, что нам ещё остался, Ни это утро на двоих, Ни звуки старого романса. Не отпускай. Вцепись зубами, За всё, что не случилось с нами, За всё, что будет суждено, Испить, как горькое вино… (Инна Костяковская ) Утомлённое солнце Нежно с морем прощалось, В этот час ты призналась, Что нет любви [1] … Чёрная пластинка с красным кружком посредине вращалась на заведённом…

– Здравствуйте, Матрена Яковлевна! А та только отворачивает свое сухонькое, исчерканное морщинками лицо и бормочет в ответ что-то невнятное. Но Лешка поклясться готов, что бормочет она те же самые слова, которыми встретила их в день приезда: «Принесла вас нелегкая!» Тогда бабка Матрена здорово поразила их этими словами… И еще тем, как презрительно протопала мимо трехтонки, в кузове которой громоздились их некогда никелированные кровати, истертые, обесцвеченные матрасы, колченогий стол и жестяные…

2. Юки был странным псом. Весь белый, как снег – а голова чернее антрацитового угля. И только лукавые бусинки глаз поблескивали, да язык мотался розовой тряпкой, то и дело норовя кого-нибудь облизать. Черная голова, будто пришитая к туловищу другой собаки, однако же сидела крепко, то и дело вертелась из стороны в сторону, вынюхивала, чем бы поживиться, чего бы стянуть. Юки не старел. И если это и не бросалось никому в глаза, то лишь потому, что бабушка Кайо жила совсем уж на отшибе и редко показывалась…

« Люди гибнут за металл…» (Из арии Мефистофеля) Часть 1. Секретный груз Глава 1. В тундрах Заполярье. Май 43-го. Лапландия*. Над бескрайним морем голубых лапландских тундр, что, перемежаясь с сопками, тянулись от скалистых фьордов Норвегии до побережья Кольского полуострова, стоял полярный день. В лучах немеркнущего солнца искрился последний, еще не растаявший ноздреватый снег, зеленел ягель, блестели холодной водой небольшие озера, с которых доносились разноголосые крики вернувшихся…

Ничего этого Игорь не помнил. Ни полёта, ни падения – ничего. Очнулся, в госпитале. Первая мысль: что с глазами? Будто матовое стекло поднесли к лицу, сквозь его муть видел окно, стены, соседнюю кровать. Пришёл врач с медсестрой, медсестра держала в руках историю болезни, начала читать, он услышал: «Олег, не женат». – Кто этот Олег? – спросил Игорь. – Как это «кто»? – удивился врач. – Вы! С ваших слов записано. – Вот бы Наталья услышала, – сказал Олег, – у меня дочери пять лет. Я – Игорь, женатый…

Рабочие депо, станции железной дороги, путевой части и обслуживающий персонал железной дороги, коротающие век в частных домах окраины Вязьмы, приучены отовариваться на стихийном народном рынке, называемом базаром, расположенным за продовольственным магазином барачного типа. Здание магазина состоит из двух частей. Большая часть отведена под продовольственные товары, меньшая – под промтовары. В «Продовольственном магазине» имеются мясной, хлебный и бакалейный отделы. В «Промтоварах» продают товары…

Со Зверевым мы встретились в «белом доме» и беседа напоминала торг. Не зная всех материалов, Рид Петрович старался подешевле купить голову первого секретаря, а я подороже ее продать. Но, как нас учили когда-то, для таких случаев, я «держал камень за пазухой». У меня были с собой еще кое-какие материалы, касающиеся уже непосредственно обкома и секретарь «скис». Плахотченко сняли с должности, наказали по партийной линии и сослали помощником директора на одну из шахт области, где я, кстати, в…

–Э-эх! Весь в крови, бедняга…Сдастся, наверное, наш… Пал Силыч, -неуверенно проговорил Гордиенко. –Нужен он им, такой…Не-ет… Мало ж ты его знаешь…Я с ним год уже воюю, у него только… за Финскую две… «Красных звезды». Плохо им будет сейчас, -и, уже опасно высунувшись, шире раздвинул кусты Кравец, -э-эх! Винтовочку бы сюда мне, да пару патрончиков…Говорил же Силыч, ду-р-р-раку, возьми-и, Коля, карабин! Так ему ж и оставил…– драл он в отчаянии ногтями овражную глину . Тем временем старшина, шатаясь,…

–А это, чтоб тикать сподручнее было! Ихнего брата немчура, в случай чего, на месте и… кончает, – Гришка, молодой, но уже успевший обзавестись семьей парень, ихний, хуторской, медленно выпрямился и с ожесточением воткнул саперную лопатку в сухую комковатую глину, – а Саакяну, так и вовсе, беда. А комиссару что светит? У фрица ж все мы делимся на русаков и жидов, дядя Митя. Других для него просто нет. Тех за колючку, тех в расход. Дядя Митя, переведя дух, с мрачным лицом всмотрелся в Гришку: …

Глядя, как он сидит – седой, в старенькой выцветшей «гавайской» рубашке с пальмами, как говорит не спеша, иногда слегка помахивая пустой ложкой, я понимал: хочу быть похожим на него, мне нужно научиться жить вот так, размеренно и мудро. Не завтра научиться, не к его годам, а именно сейчас. Но понимал, что у меня вряд ли получится. Не забыть мне и предрассветных минут, когда дядя будил меня излюбленной фразой «Вставай, сэр!» В сумерках, не завтракая, а лишь хлебнув кофе, мы шли к лодке, укладывали…

Получилось ли? Об этом судить Вам. На Ваш суд и представляю я свой роман. С уважением, Геннадий Евтушенко ПРОЛОГ И откуда взялось столько силы Даже в самых слабейших из нас?.. Что гадать? – Был и есть у России Вечной прочности вечный запас. Юлия Друнина Весна в этом году выдалась на редкость теплой и солнечной. Грозы отгремели еще в конце апреля, а потом только редкий солнечный дождичек смывал пыль с рано зазеленевших деревьев и теплыми ручейками стекал с тротуаров в…

А мы идём упорно колонной полковой Засады «красных» по пути огнём снимают «Дрозды» 5 лихой атакой, цепью штурмовой Бескрайней степью тянутся обозы Держась за них шагает стар и млад Крепчают в Таврии первые морозы Но не сбавляет шаг – Врангеля солдат Послышалось не вдалеке какое-то волненье Возница в лево съехал стал у колеи Мы обступили, умерших в смиренье Вздыхая тяжело, к победе, ведь, не довезли Она 6 лежала тихо, и казалась спящей Была накрыта буркой до самого…