Критика

Он едет, едет русскими дорогами, русским бездорожьем, едет по Волге и Каме, по Черному морю и Каспию, и всюду сам собою встречается ему тот людской материал, которого он ищет, потому что он именно – ловец, «ловец человеков», и на него бежит человек. И в результате перед нами – какая-то психологическая этнография, путешествие в чужие сердца, как в чужие, но близкие страны. Непрерывное томление духа побуждает Успенского, бездомного странника, идти на огонек человеческих душ, останавливать всех и каждого,…

Конечно, доброта, дышащая у Короленко, находится в связи с тем, что, в противоположность авторам-пессимистам, он не видит в мире воплощенной и окончательной бессмыслицы, а признает в нем разумный и добрый смысл и в его жестокую разладицу вносит начало примирения и любви. Но этот оптимизм был бы совместим и с художественной объективностью, и он вовсе не требует той неприкровенной и чрезмерной сердечности, какая характеризует нашего беллетриста. Впрочем, он пытается иногда прикрыть ее и для этого…

В таком же духе пантеистического примирения – заключительные строки «Лета». Скосили траву на деревенском кладбище, на могилах. «Зачем же пропадать траве, выросшей хотя бы на наших ближних? Но прибавлю, что кладбищенский покос не показался мне ни странным, ни кощунственным. Напротив, в той простоте, с какой скосили сено в этом таинственном для нас месте, в этой простоте была, быть может, вера: и, во всяком случае, очень покойное, доверчивое отношение к Богу и природе. Мне припомнились наши разговоры…

О художественности Щедрина говорит самый язык его страниц. Удивительно русский – этот язык. Вольной, широкой, полноводной струею льется его богатая словесность. И уже она оправдывает Салтыкова. Чтобы быть сатириком, надо иметь на это право – т. е. надо доказать, что тому, над чем ты смеешься, ты все-таки родной, а не стоишь около смешного, как досужий любопытный, которому смеяться ничего и не стоит, который от этого никакой нравственной боли и не испытывает. Серьезна и трагична фигура только такого…

Ночные дали в лунном свете. Гудур – как мрамор при луне… Гудур в неволе лунной сети… Гудур с луной наедине… ………………………………… Гудур в саду из бледных, нежных, Из лунных лилий… и средь них Пред нею, в ризах белоснежных, Ее тоскующий жених… Она склонилась и любовно Луна улыбкой их зажгла, Немой и бледной и бескровной. Как скорбный снег его чела… И вздох венчает их истому, И он, склоняя бледный лик, К ней, как к причастию святому, Устами скорбными приник. Или в…

Был тихий вечер, вечер бала, Был летний бал меж темных лип. Там, где река образовала Свой самый выпуклый изгиб. ……………………………………………. Был тихий вальс, был вальс певучий, И много лиц, и много встреч. Округло нежны были тучи, Как очертанья женских плеч. Был тихий вальс меж лип старинных И много встреч, и много лиц, И близость чьих-то длинных, длинных, Красиво загнутых ресниц. Кроме любви томной, зародившейся весною, когда «мир – как слабый больной», кроме любви утонченно-чувственной,…

Так Русь святая нам святей. Когда Карамзина читаем. Смиренный, кроткий, без критики, верноподданный своего Бога и своего царя, благочестивый прихожанин мира, он все принимает, на все согласен и, так обиженный судьбою, не обрушивается на нее с воплем негодования и дерзновения. Благодарный к прошлому, в своей тьме признательно помня свет, он переживает настроения мирные и безропотные. Хотя он и знает роковые, выдающиеся несчастья жизни – безумие, казнь, убийство, но изо всех этих потрясений…

Кто любит, тот близок Богу и сердце свое ощущает как Божью чашу: Уж ночь. Земля похолодела, С горы торопятся стада; И у Господнего предела Моргнула первая звезда. Там, в голубой исповедальне, Ночной монах зажег свечу… За нашу встречу, друг мой дальний, Слова молитвы я шепчу. Блаженный ветер, пролетая, Колышет кружево дерев… — Душа, как чаша налитая, Полна тобою до краев. Полна тобою и Тобою… Цитаты – осколки. Надо прочесть стихотворения Шагинян в их цельности,…

Он опаздывает, не поспевает за жизнью. При этом, однако, он слышит, как легко стучит о плиты деревянный башмачок молодой неаполитанки; при этом он знает, как жгуча страсть и пьяно вино, как прекрасно мгновение («дорожу я прекрасным мгновеньем»), и он бы выпил его до дна и затем разбил бы вдребезги бокал своей жизни, – но у него недостает для этого решимости и силы. Он только советует это сделать другим, – например, в следующих стихах: Живите мало. Странно вам? Ромео умер, с ним Джульетта…

Устал ты и ищешь покоя! Усни здесь – и мы над могилой твоей Раскинемся тенью густою… Когда он был «годами еще не стар», ему была уже «мила пора заката»: Какой-то кроткой тишиной В тот миг душа моя объята. Эта кроткая тишина и сердечность разлита во всей его поэзии. И так случайны кажутся на его негромкой и задушевной лире отдельные порывы энергии или мотивы сатирического отношения к действительности. Жизнь не горела в нем ярким пламенем – это была приветливая лампада,…

Леонов говорил о себе и писателях, вошедших вместе с ним в советскую литературу: «Оглядываться нам некуда; мы выросли, и наше миросозерцание сложилось в гражданской войне; уже тогда враги рабочего класса были и нашими врагами; все мы начались творчески после Октября». Леонид Максимович Леонов родился 31 мая 1899 года в Москве. Отец его Максим Леонидович Леонов был поэт и издатель литературы для народа. В 1910 году за опубликование марксистской брошюры он был выслан в Архангельск. Л.М.Леонов остался…

И еще одна фраза Гробмана из другого разговора: «Непризнанных гениев не бывает, — сказал он и, сделав паузу, повторил: — Не бывает непризнанных гениев». То есть — это я уже для себя раскручиваю гробмановскую да, по сути, и кабаковскую тоже мысль — чтобы стать настоящим художником, таланта и мастерства мало, необходима включенность в актуальный художественный процесс. Ибо процесс этот всегда больше самого художника. Нет, вполне возможно, что потомки через два-три десятилетия могут открыть еще одного…

– Ну, пошло! – нахмурился докторъ и тяжело вздохнулъ. – Да, пошло!.. "Общеніе", "совмстная духовная жизнь"… Какія красивыя слова, какъ пріятно употреблять ихъ въ умныхъ разговорахъ! Со стороны можно подумать, какой новый человкъ, съ какими новыми требованіями отъ брака! А на поврку выходитъ – обыкновенный мягкотлый интеллигентъ, нужно только все прежнее. Она говорила нервнымъ, спшащимъ голосомъ, какъ-будто нарочно старалась не дать себ времени одуматься. Ширяеву было неловко. Въ глазахъ доктора…

При таких условиях, казалось бы, первым следовало наслаждаться и торжествовать, вторым же – скитаться по свету с Молешоттом под мышкой и угрызениями в душе; но у г. Лажечникова выходит совсем наоборот. Коли хотите, добродетель в конце концов и торжествует, но уже до того поздно, что в минуту торжества победитель, от старости и расстройства умственных способностей, вместо победного крика, может испустить только слабый писк. Напротив того, порок хотя и наказывается, но уже тогда, когда он успел перепортить…

Таким образом, оказывается, что с какой бы точки зрения мы ни взглянули на существующее в нашем обществе стремление пользоваться чужими порядками, оно не может привести ни к каким другим последствиям, кроме добрых. И даже в таком случае, когда результатом этого стремления будет книга, подобная изданной г. Тарасенко-Отрешковым. Говоря по правде, сделанные нами выше замечания об отношениях русских людей к заграничным порядкам относятся к сочинению г. Тарасенко-Отрешкова лишь весьма отдаленным…

Георгий Иванов — поэт русской эмиграции, потому что в эмиграции, и благодаря ей, он стал поэтом единственным и неповторимым. Важно и то, что он больше других писал в стихах об эмиграции и с эмигрантской точки зрения. Многие писатели и поэты русского 'изгнания эту точку зрения старались стушевать и свои, часто замечательные, картины прошлого задумывали как часть большой, великой предыдущей традиции. У Георгия Иванова это прошлое—откровенно ностальгическое (или ироническое) воспоминание, и оно «субъективно-локально»,…

Вслед за «Введением», где, между прочим, намечены связи русской фантастики с зарубежной, а также взаимоотношения ее с другими литературными жанрами, идет глава «Страницы предыстории». Для читателей, интересующихся происхождением и развитием нашей научной фантастики, этот раздел книги будет отнюдь не лишним — они узнают из него о глубоких корнях, какими произведения советских фантастов соприкасаются с социальными мечтаниями Н. Г. Чернышевского, шлиссельбуржца Н. А. Морозова, А. А. Богданова, А. И.…

В романе, еще в 2000 году получившем премию журнала «Знамя» — «За произведение, утверждающее либеральные ценности», — таких нестыковок и нелепиц разливанное море. Если они входят в дефиницию «либеральные ценности», то нужно ли утверждать такие обморочные ценности? Ну, с Жуковым более-менее понятно — у него либералам отведена известная роль — заваливать врага трупами наших солдат и беречь танки. Кто следующий подходит под категорию врагов либеральных ценностей? Понятное дело, Жданов. Этот…

Весь эпос, без преувеличения, грандиозен и по своему замыслу, и по содержанию; и чтобы достойно интерпретировать его, нужно время и место. В данной же статье речь пойдет об одном из прочтений «Урал-батыра» в его переложении на сказку. В издательстве «Китап» в ушедшем 2004 году вышел сборник сказок известного уфимского литератора, поэта и беллетриста, врача-психиатра Георгия Ивановича Кацерика. Первую часть книги и составляет сказка «Дочь Солнца», написанная по мотивам сказания «Урал-батыр». Разумеется,…