Научная фантастика

Часовой механизм, пущенный в ход, сообщает посредством зубчатых колес движение небольшому, находящемуся внутри столба, горизонтальному валу, на поверхности которого, по спиральной линии, составляющей неполный оборот, вставлены в стальные зажимы, перпендикулярно к оси, восемь длинных гибких камышовых или стальных прутьев. В случае изнашивания их можно заменять новыми. Необходимо также пояснить, что вал имеет еще некоторое последовательное движение влево и вправо по винтовому ходу, чем достигается…

Я жил тогда в самом грязнейшем из грязных переулков Бетналь Грина, в забытом богом Ист Энде и ютился за ситцевой перегородкой у портового рабочего, носильщика угля. За квартиру я платил ему четыре шиллинга в месяц и, кроме того, должен был помогать стряпать его жене, учить читать и писать трех его старших детей, а также мыть кухню и черную лестницу. Хозяева всегда радушно приглашали меня обедать, но я не решался обременять их нищенский бюджет. Я обедал напротив, в мрачном подвале, и бог ведает, сколько…

Я могу опустить повторение подробностей; мои читатели, если они живут на Среднем Западе, читали обо всем этом в газетах, являвшихся моим единственным источником информации. Впервые они появились в печати, когда к делу подключился Уинслоу, и тогда же были опубликованы различные материалы, связанные с этой ситуацией, в том числе описание удивительных умственных способностей доктора Вольни и его любви к симпатичной учительнице средней школы Харрисона – а она действительно была красавицей, как я знал…

Я мог бы подобрать себе что-нибудь получше, но в этом измерении людей не очень-то заботило, кто во что одет. Их больше интересовало, кто вы такой и на что способны. Водитель, подвозивший меня, спросил: – И в какой области вы специализируетесь? Я сказал ему: – Я занимаюсь сокращением времени, необходимого для производства слоновой кости, ускоряя цикл роста слонов. Он был глубоко впечатлен и дал мне щедрые чаевые. Я был менее впечатлен его талантом выращивать кукурузу без початков, и поэтому…

Они принялись аккуратно укладывать долларовые купюры одна на другую и заклеивать пачки по сто долларов полосками бумаги. – Сегодня тысяча сто пятьдесят восемь, – объявил Док Хобсон, когда они закончили. Он тщательно запер дверь, а затем открыл сейф. Они достали оттуда остальные пачки долларовых банкнот и разложили их на столе. – Десять тысяч за десять дней! – резюмировал Хобсон. – Сейчас мы отнесем их в банк, обменяем на крупные купюры и уедем из города. Федеральные агенты со дня на день…

— Ксюха? — Артем даже рот открыл от удивления. — Вот так встреча! Много-много лет назад с Оксанкой Гридецкой они в одной группе изучали прикладную математику. Да что там в одной группе! Дружили когда-то. Оксанка была у Артема первой девушкой. Нет, не правда. Не была она его девушкой. Просто нравилась очень, а что с этим делать, не знал. В конце концов, попытался, как мог, объясниться в любви. Оксана выслушала внимательно, участливо. Сказала, что очень ценит его. Как друга. А любимый парень у…

Однако наш рыбак выбрался очевидно рано. Ещё всё спало, предаваясь блаженству предрассветного покоя и роскоши утреннего сновиденья, роскоши того чувственно сладостного и одновременно чуткого сновиденья, когда утончённая нега пугливого воображенья девственно чиста и прозрачна, когда лёгкая дымка причудливо грёзливого мечтанья витает над вашей главой, являя пред очами желанные картины одну ярче, живее и вдохновенно соблазнительней другой, когда воздушная дрёма минутного забытья небесным обольщением…

Потом были другие лица — светлые, смуглые, совсем темные, были улыбки, были веселые возгласы, но Яркий тянулся к Адылу, к человеку внимательному, сдержанному, возможно, даже суровому, но — первому! Другие — это в основном врачи и биологи, они забрасывали Яркина бесчисленными вопросами, он устал от их вопросов. Спрашивая, они уже знали ответ: компьютер предоставлял им всю возможную информацию. Информации не хватало ему — Яркину, он жадно вглядывался в разнообразные лица людей: смеясь, протягивая к…

И сейчас это «помнишь» сопровождало чуть ли не каждый глоток крепчайшего скотча. – А помнишь пресс-конференцию в отеле «Омон»? – Мартин не был, – поправляет Зернов. – Я другое помню. Коньяк в Сен-Дизье – мечта! – Борис, а как мы с тобой на лестнице сидели! В «Омоне», помнишь? Разговор идет по-английски, и Мартин тотчас же вмешивается: – Я другую лестницу помню. – Это какую? – В казино. Как я по ней из автомата полоснул. – И кончился Ланге. Кстати, ты, говорят, потом его живого встретил?…

— Пешком придется тащиться до города, — вздыхаю я. — Миль десять, — уточняет Мартин. Унылый пейзаж. Ни души вокруг. — Тогда лучше было. Вчетвером веселее. — На кой черт понадобилась опять эта метаморфоза? Даже спокойный Мартин раздражается. В самом деле, зачем хозяевам этого мира понадобился новый эксперимент? Только потому, что мы с Мартином снова оказались вместе?.. Нехотя встали, стряхивая песок с джинсов. — В таком виде и пойдем? — Одежда у нас вневременная и вненациональная —…

— Кто? — спросил он. Рослов не ответил. Шпагин недоуменно оглядел пустоватый зал бара и снова спросил: — Ты думаешь, она нам улыбается? Теперь не понял Рослов: — Кто? — Девушка в красной кофточке. В дверях между побуревшими от времени и пыли портьерами действительно стояла девушка — красный мак на песчаных дюнах; светло-соломенные волосы и такого же цвета юбка закрепляли впечатление. Зрительная ассоциация тотчас же подсказала Рослову, что оно вторично: он вспомнил шепот на скамьях симпозиума,…

И я по-прежнему ничего не понимаю. Где я нахожусь и почему? И кто такой Он? Я решил не пытаться вести этот дневник по "дням" или "часам". Эти единицы времени в моем нынешнем положении утратили всякий смысл, так как, пока я не сплю, свет не меняется. Человеческий организм в отличие от многих видов низших животных не обладает точными внутренними часами. Многочисленные опыты неопровержимо доказывают, что человек, изолированный от всех внешних раздражителей, вскоре утрачивает ощущение времени. Поэтому…

Он покачал головой. Все это он пробовал, и все равно из яиц ничего не выводилось. Он привлек к сотрудничеству в этом деле всех гусаков, каких только мог заполучить, но и это не помогло. Что мне было делать? Я государственный служащий, а не архангел Гавриил. Все, что мог, я ему рассказал, и если яйца все равно не насиживаются, значит, они для этого не годятся. Вот и все. Я вежливо спросил, могу ли я посмотреть его гусей, просто чтобы потом никто не сказал, будто я не сделал все, что мог. Он ответил:…

Блэку стоило еще большего труда сдержать улыбку. – А директор Шлосс? Ронсон бойко затараторил: – Слишком много знает. Пытается поддерживать в своем собеседнике тлеющий огонек интеллекта, и одновременно – не ослепить упомянутого собеседника блеском своего. В результате ничего интересного сообщить не в состоянии. На этот раз Блэк оскалился. – Ну, а если я попрошу объяснить, почему вы пристали ко мне? – Очень просто, доктор. Я на вас посмотрел и решил, что вы слишком уродливы для дурака и слишком…

– Салли, – сказал я, нежно похлопывая ее, – познакомься с мистером Гелхорном. Урчание мотора Салли сделалось на тон выше. Я всегда очень внимательно прислушиваюсь к работе двигателей моих подопечных. В последнее время в моторах почти всех автомобилей часто возникал стук, и замена масла нисколько не улучшала ситуацию. Однако сейчас звук двигателя Салли был таким же ровным, как и ее отполированная поверхность. – Вы всем своим машинам даете имена? – спросил Гелхорн. Его голос звучал насмешливо,…

Но самым удивительным было следующее. В полметре от пола прямо в воздухе повисла туфля с правой ноги профессора. Но вот что-то разрезало ее пополам, передняя часть мгновенно растаяла, а задняя – с глухим звуком упала на пол. Противно запахло серой. Слабый дымок болтался над подиумом. Зрители испуганно озирались и пожимали плечами. Сотрудники лаборатории «ПП» поспешили отключить и увезти свой прибор, как бы совершенно не беспокоясь за участь шефа. Несколько минут в аудитории господствовала тишина.…

Но все же иногда эти две стороны сходились, невзирая на разногласия и взаимную подозрительность. Люди доброй воли – представители обеих сторон – стремились преодолеть страх и ненависть и работали вместе – с переменным успехом. Это случилось на Инферно, маленькой неприветливой планете колонистов. Именно там колонисты и поселенцы предприняли решительную попытку объединить усилия для совместной работы. Жителям этой планеты, которые называли себя инфернитами, грозили две катастрофы. Всем известна суровая…

ЭТО было ремеслом Уинстеда, а он был мастером своего дела. Он так сосредоточился на этой броши, что ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что кто-то стучит в дверь мастерской. Скрытность была его второй натурой: он убрал брошь в потайной карман своего жилета и осторожно направился к двери. — Кто там? — Полиция, go podin Уинстед. Немедленно откройте. На мгновение Рауля охватила паника. В комнате было достаточно улик, чтобы упрятать его в тюрьму лет на двенадцать. Несколько секунд…

— Он слегка отстранился, чтобы не попасться на глаза спутникам Банкрофта. — Если бы вы могли подыскать для меня какую-нибудь компанию… — Он извлек С-банкноту, досадуя, что не умеет проделывать подобные вещи с легкостью и изяществом. — Ну конечно же, сэр. — Она приняла бумажку с ловкостью, которой Далгетти позавидовал, и наградила его обворожительной улыбкой. — Устраивайтесь поудобнее, пожалуйста. Далгетти проскользнул в грот. Дело обещало быть нелегким. Шершавые каменные стены, способные вместить…

В штурманской рубке он взглянул на приборы. На экранах не было ничего необычного. Какого дьявола забеспокоились приборы наблюдения? Значительная доля мощности компьютера была занята игрой, поэтому сам корабль ничего не мог сказать ему. Может, лучше?.. Он сунул сигарету в рот и увеличил изображение. На запад простиралось глубокое пурпурное небо, солнце навечно застыло в позднем полудне. Это был карлик класса К-0, примерно в одну десятую светимости Солнца — цвета догорающих углей. Однако на расстоянии…