Прочая детская литература

Пошатываясь, он подошел к столу, сел и вытянул вперед ноги. — Сэр! — крикнул он в мою сторону. Я подошел. Прядь бледно-желтых и, вероятно, очень мягких волос свесилась на его вспотевший лоб; в голубых глазах, таких ясных и чистых, что их не смог замутить даже хмель, прыгали искорки смеха. — Вы герцог? — Нет, — ответил я. — Граф? — Нет. — Может быть, вы барон? — Сам ты барон! — огрызнулся я. Но он так весело засмеялся, что невольно стал смеяться и я. — Беф-строганы есть?..…

Он, видимо, был голоден, и голод заставил его преодолеть чувство страха. Петух хватал булку, давился, торопясь проглотить. Бабушкин квартирант налил в пустую консервную банку воды и незаметно пододвинул её к петуху поближе. И от воды петух не отказался. Сунет клюв в банку и потом задерёт голову, глаза от удовольствия зажмурит. - Ишь ты его: проголодался! - вздохнула бабушка и вдруг спросила квартиранта, словно извиняясь за что-то: - А на обед что же мы приготовим, раз вам так жалко этого разбойника?…

Я отрезала. Но ягнёнок хлеба не захотел. Понюхал и лизнул корочку, а потом отвернулся. То же самое сделали и его братишки: понюхали хлеб, лизнули его розовыми язычками и отвернулись. - Маленькие ещё, - сказала со вздохом тётка, достала из шкафа кувшин и налила молока в мисочку. Пододвинула мисочку сперва к одному. Ягнёнок ткнулся мордочкой в молоко и смешно зафыркал. Не умели пить из мисочки и остальные. Они тоже забавно вертели мордочками и громко фыркали, расплёскивая молоко. - Будет теперь…

Полдничали обычно подруги таким образом: Наташа размазывала кашу по тарелке и всё время что-то тараторила. Геша ела молча. Чистенько подбирала еду до последней крошки, лишь изредка отзываясь на голос Наташи: "Ге! Ге!" То ли соглашалась с девочкой, то ли возражала ей. А когда Наташу водили гулять в городской сад, Геша тоже вперевалку шла следом за нею. Наташа играла в куклы, копалась в песке. И Геша, как заботливая нянька, ни на шаг не отходила от девочки. Так, в доброй дружбе и в согласии,…

Первым вынырнул откуда-то на палубу круглоголовый румяный крепыш Алик. Я не могла сдержать улыбки, следя за его любопытным веснушчатым носом. - Ты чей? - Я - сын капитана! - с гордостью ответил он. - Ну и ну! Вскоре вслед за Аликом вышмыгнул и худенький вихрастый Лёня. Первое время он держался возле своей матери - по-девичьи тонкой невысокой женщины с тяжёлым узлом чёрных как смоль волос. Сначала мать и сын стояли на носу теплохода, прикрываясь от резкого встречного ветра одним плащом. Затем…

А ночью, когда в лесу царила тьма, хоть глаз выколи, прилетала к ели-сказочнице старая сова. Днём она спала, а ночной порой рыскала по лесу, искала, чем поживиться. - Это ты, полуночница... - недовольно встречала сову ель. - Не люблю я твоих жадных глаз... Все вокруг спят, а ты всё шастаешь, всё шастаешь по лесу. И сон тебя не берёт! - Я днём отоспалась, - позёвывала сова, - а ночью у меня время охоты: где глупого сонного зайца схвачу, где на мышиную семью нападу. Ху-ху-ху! - Злодейка…

- Я вам что-то не скажу. А оно тут близко-близенько... Знаете, где оно? Совсем, совсем недалёчко. Возле одной берёзы. Только я не скажу где... Я подумала, что Галинка попросту хитрит, и не обратила внимания на её слова. Дремота, которая овладела мною на свежем лесном воздухе, передалась и девочке, и вскоре мы обе крепко заснули. За месяц отдыха в деревне я сблизилась с детворой, и все события, происходившие с местными жителями пионерского и даже дошкольного возраста, были мне уже хорошо известны.…

Зато какой смирной и послушной становилась Книга в руках того, кто умел приласкать её. Так, неизвестно по каким приметам, выделила Книга из всего отряда партизанскую связную Таню. У Тани были толстая, до колен, тёмная коса (в эту косу не раз закручивала она гранаты-"лимонки" и так проносила их через немецкие и полицейские посты) и весёлые серые глаза. Когда Таня смеялась, смех её звучал, словно серебряный колокольчик. Книга, если она была в это время где-нибудь поблизости, настораживала…

Дело вот какое: кто у нас Кузьма? Морской свин!. Морской Хаврон. А дети у него - морские чуньки. То есть, морские хаврончики. Значит, их любимая музыка называется "Танец морских Хаврончиков". Урррра-а-а! Стоп, а где Кузьма? На лужайку убежал, пощипать свежей травки. Пойдем-ка и мы туда, отгоним от морского Харона Кузьки Папагавчиков, а то они его совсем задразнили, сядем напротив Кузьмы, вот так: нос к носу, глаза в глаза, погладим его по спине от головы и ушей до... до чего? Не до…

Прошли полгода, за которые я ни разу не сходил в театр или на концерт классической музыки, зато меня все чаще стали приглашать на дни рождения и школьные вечеринки. Мой гитарный репертуар разросся, а вместе с ним возросла и моя популярность в школе. На виолончели я играл все реже. На некоторых вечеринках я встречал тебя и каждый раз все сильнее влюблялся. Признаться же тебе в своих, как мне тогда казалось, святотатственных чувствах, просто заговорить с тобой я не смел. С каждым днем видеть тебя…

В ПРИФРОНТОВОЙ КРАПИВЕ В те дни Чита, захваченная семёновцами и японскими оккупантами, была "пробкой", которая заткнула железную дорогу и мешала продвижению Красной Армии, освобождавшей Дальний Восток. Для решающего штурма к городу подтягивались красноармейские части. С одним из эшелонов, подходивших с запада, приехали Цыган и Трясогузка. Они уже знали, что дальше по железной дороге проезда нет. Надо было искать обходные пути. Короткое совещание со своим единственные подчинённым Трясогузка провёл…

Борис Заходер Листки (поэма в стихотворениях) Предисловие Листки... Эскизы -- не полотна... Ну что ж, беда невелика: Пусть мимолетна ты, строка, Но что, скажи, не мимолетно? Всему, всему отмерен срок, Отмерен срок самой Вселенной, Где мы читаем между строк -Усмешку вечности мгновенной... Краткое содержание Шел -- и встретил женщину. Вот и все событие. Подумаешь, событие! А не могу забыть ее. Не могу забыть ее, А она забыла. Вот и все событие, Вот и все, что было... Пробуждение …

Небо для него всегда было только местом работы, и он привык его оценивать с точки зрения пригодности для полёта: низкая облачность - плохо для посадки, высокая облачность - отлично для полёта, грозовая - опасно. И ещё он много раз видел за крылом самолёта облака зенитных разрывов вражеских батарей - это было опаснее грозы. А земля для него была местом посадки, где можно было отдохнуть в ожидании следующих полётов. Потом лётчика позвали в кабину самолёта, и он ушёл. А через несколько минут мальчик…

Он молчит. "В лесу потерял?" Молчит. "На грибы сменял?" Молчит. "Кому-нибудь дал поносить?" Молчит. Тогда я повернулась и пошла от него. Раз он такой, думаю, никудышный, пусть остаётся один. А Володя очень не любил оставаться один. Он догнал меня и сказал: "Я дал их одному мальчику из деревни. Он был босиком и наколол ногу в лесу. Вот я ему и дал сандалии". Потом, когда Катя была, в общем, ещё маленькая, Володя приехал сам. Он привёз Кате…

- Ну, давай заползай сюда и закрывай люк. Дождь переждём, и я уйду. Хорошо, что пошёл дождь, а то пришлось бы уйти. А он ещё не мог уйти, что-то его держало в этом танке. Мальчишка кое-как примостился рядом с ним. Они сидели совсем близко друг от друга, и было как-то удивительно и неожиданно это соседство. Он даже чувствовал дыхание мальчишки и каждый раз, когда он подымал глаза, видел, как стремительно отворачивался его сосед. - Вообще-то старые, фронтовые танки - это моя слабость, - сказал…

Борис Степанович Житков "Сию минуту-с!.." Это было в царское время. Провожали пароход на Дальний Восток. Стояла июльская жара, и смола, которой залиты пазы в палубе, выступила и надулась черными блестящими жгутами меж узких тиковых досок. Поп сиял на солнце, как луженый, в своем блестящем облачении. Он кропил святой водой компас, штурвал*, он пошел с капитаном вниз кропить трехцилиндровую машину в три тысячи пятьсот лошадиных сил святой водою. Поп неловко топал и скользил каблуками…

Все вскочили, закричали: - Ой, кто, кто это? А Яшка уселся на буфет и строит морды, чавкает, зубки скалит. Юхименко боялся, что сейчас ругать его будут, и скорей к двери. На него и не смотрели - все глядели на обезьянку. И вдруг девочки все в один голос затянули: - Какая хорошенькая! А мама всё прическу прилаживала. - Откуда это? Я оглянулся. Юхименки уже нет. Значит, я остался хозяином. И я захотел показать, что знаю, как с обезьянкой надо. Я засунул руку в карман и крикнул, как давеча…

Нет ответа; лишь страшная смотрит со дна образина: Два огромные глаза горят, как два изумруда; Рот разинутый чудным смехом смеется; два ряда Крупных жемчужин светятся в нем, и язык, меж зубами Выставясь, дразнит царя; а в бороду впутались крепко Вместо пальцев клешни. И вот наконец сиповатый Голос сказал из воды: "Не трудися, царь, понапрасну; Я тебя не пущу. Если же хочешь на волю, Дай мне то, что есть у тебя и чего ты не знаешь". Царь подумал: "Чего ж я не…

Как снег; она ж обрадовалась так, Что умерла. И муж похоронил Ее в саду, под деревом тюльпанным. И горько плакал он об ней; и целый Проплакал год; и начала печаль В нем утихать; и наконец утихла Совсем; и он женился на другой Жене и скоро с нею прижил дочь. Но не была ничем жена вторая На первую похожа; в дом его Не принесла она с собою счастья. Когда она на дочь свою родную Смотрела, в ней смеялася душа; Когда ж глаза на сироту, на сына Другой жены, невольно обращала,…

— Не беспокойся, Костя, присниться может всякая небылица, — пыталась утешить его Ирина Лукинична. — Вовсе нет, — возражал Константин, задыхаясь. — Чувствую — настал мой час… Когда повернули к Могилёву, мне пить захотелось. К чайнику не прикоснулся, не тронул детскую долю. Выпил из придорожного ручья. В этом всё дело… Теперь руки-ноги сводит, будто жилы тянут клещами, тело горит… Вода… Понимаешь, вода… Прощай… Похоронила его на кладбище у Могилёва. Земля была сырой. То ли могилу Ирина Лукинична…