Социально-философская фантастика

Но не для экспериментального полета с сотней пассажиров на борту! — Вот и они, — сказал Гарольд Стаффер, второй офицер. Жилистый и светловолосый, он был даже младше Острейчера и имел маленький подбородок и красивые черты, что в сочетании обычно именуется «слабым лицом». Стаффер был, как уже знал Арпи, примерно таким же слабым, как дизельный локомотив — физиогномика подкачала. Офицер показывал на смотровой монитор. Арпи вздрогнул и посмотрел в указанном направлении. Сначала он не увидел ничего,…

Я уже собрался было звать коридорного, который, спрятав в карман хрустящую купюру, полностью вернул свое расположение ко мне, как двери распахнулись. Так как никто, кроме постояльцев этого номера, не мог войти без моего позволения, мне не нужно было поворачивать головы. – Где тебя носило, Макс? – в благодушный тон я добавил легкую нотку раздражения. – Пьешь? – проигнорировал он мой вопрос. – Не-а. Тебя жду. Я по высокой траектории запустил пробку из-под шампанского в стоящую в дальнем углу…

— Ты серьезно говорил… насчет засады? Джао стремительно поднимается со скамьи, шоколадно-черная кожа южанина матово поблескивает в сгущающихся сумерках. Он нависает над девушкой высокой черной башней и осторожно, словно боясь раздавить, обнимает ее. — Да, тебя ждут возле общежития. Тебе даже с подругами не получится проститься. Но пока я с тобой, Ната, тебе ничего не грозит. Наталья обмякает в его объятиях и шмыгает носом. — А кто настучал? — беспомощно спрашивает она. — Ведь все же проверенные…

Впрочем, кое-что все-таки появилось! Вот дома, например. Улица. Что за улица – трудно понять. Хотя, если присмотреться, можно узнать что-то из давних студенческих лет. Вот общежитие. Приятное волнение слегка прокатилось в груди. Мое давнишнее студенческое общежитие. Вхожу в холл, дальше прохожу в коридор, подхожу к двери в свою студенческую комнату. Сквозь дремоту пробился прерывистый лай, и на душе вдруг стало тревожно. Открываю дверь и попадаю… в свою нынешнюю квартиру. А что тут…

— Двадцать два часа, сорок пять минут, тридцать четыре секунды, — сказало устройство, а потом добавило: — М-м… Голос был низкий, слегка шипящий. — М-м… — произнес голос, выдержав паузу. Что-то было не так, как всегда. — Двадцать два часа, сорок пять минут, тридцать девять секунд, сто семьдесят восемь миллисекунд… Это был мужской голос! Мужчина негромко кашлянул, будто прочищая горло, и затих, как бы ожидая, что скажет дед Никола. На линии что-то шебаршило и потрескивало. — Двадцать…

Корсон никогда не сомневался, что Бестия разумна. Впрочем, это же утверждала инструкция. Может быть, она была даже разумнее человека. Основной слабостью вида, к которому относилась Бестия, было пренебрежение коллективизмом, которому человечество и другие расы обязаны своей мощью. Инструкция говорила, что это был не единственный случай. Даже на сам й Земле, еще перед космической эрой и началом систематической эксплуатации океанов, в море существовал исключительно индивидуалистический вид, который…

Среди всей собравшейся на праздник «елки» молодежи коммуны не было ни одного больного, бледного, изнуренного лица. Ярко блестели задором пытливые глаза, смелы, гибки и ритмичны были движения их упругих, юных тел. Но всего радостнее было то, что переливы веселого смеха неумолчно наполняли светлый, праздничный зал. Молодежь «Десятой коммуны» любила жизнь, любила смех и хмурилась только тогда, когда ей предстояло вступать в бой с единственным оставшимся врагом у человечества — с природой. Но хмурилась…

"Как знать, быть может, откроют ее наши потомки в нужный момент. Как часы бьют! Видимо, хорошо их смазали, и заводить не забывают", – подумал напоследок мастер, тщательно закрывая от любого постороннего глаза икону. Смеркалось. Бой курантов казался еще сильнее. Все сделано. Реставраторы переглянулись и еле заметно с облегчением вздохнули. Тени от ГУМа, от надсмотрщиков в кожаных сюртуках, от моста через реку, стали менее четкими, потекли по воде бесформенными образами, пока не слились в одно темное…

В его глазах был какой-то хитрый огонек, причин которого я понять не могла. Травка? Да нет, не пахло в машине травкой. Хотя… Мне становилось все легче и веселее, я даже подумала: хорошо, что проснуться мне не грозит. Но интересно, что бывает, если в счастливом сне вдруг уснуть? — Степан, а… — Просто Степа. Можешь даже — Стиви. Я думаю, мы с тобой будем часто пересекаться по работе. Он снова оторвался от дороги и посмотрел на меня. Опять с искрой в глазах, но в этот раз внимательнее, задержался…

— Я знала об этом. — Когда ты узнала? — Не сразу. Не в первый вечер. — Значит, он солгал! — Нет, он не лгал. Просто… Мы об этом не говорили. — О чем же вы говорили? — Ну… о Красной, о его работе… — А потом ушли вместе? — Да, ушли. — Хотя ты не имела права. — Почему? — Потому что есть человек… — Тогда я не думала об этом. — Напрасно. И ты ничего не сказала этому человеку? — А что я могла сказать? — Ты не должна была уходить с Прорабом! — Почему? — Почему, почему!…

– Есть такой. Чёрный он. Мертвый. – Что? Мясо застряло в глотке. Светило светилом, но в неведомом таёжном мире услышать подобные откровения не пожелал бы никому. К тому же, при тусклом свете керосинки, сидя спиной к отверстому в ночную неизвестность окну. – А ты не сомневайся. – Старуха встала и принялась возить кочергой в печи. Огоньки заворчали и осветили комнатушку злыми красными зрачками. – Его в гражданскую убило. Хороший был парень. А как вернулся… Лицо у него разрублено. Выживешь ли!…

— И если ты немедленно не прекратишь плакать, я буду сидеть здесь пока не станет совсем темно, и тогда придут ночные летуны и сожрут тебя, и не оставят ничего, кроме косточек из твоих ножек и твоих мерзких, грязных пальчиков... — Хватит. — Высокий человек поднял вверх руки, призывая их обоих к молчанию. Он вздохнул, как может вздыхать только усталый, рассерженный взрослый, и сказал: — Что ж, у меня были свои планы, ну да ладно. Я провожу вас домой. Финдрос уставился на него, прекратив плакать,…

— Есть один, — сказал Абхазаб. — Почему твоя лампа находится в самом сердце пустыни? Я с большим трудом сюда добрался. Не лучше ли расположить эту келью в людном месте, где всем будет удобно? — Все наоборот, — ответил Джин. — Это не я поселился в пустыне. Это пустыня окружает меня. — И зачем? — Для того, чтобы путник, перед тем как исполнятся его заветные мечты, прошел через тяготы лишений, устал, иссохся от жажды и измучился. — Может быть, сто лет назад процесс поиска был именно такой трудный,…

На душе у Егора стало нехорошо. Он вообще не любил врать. А уж собственному сыну… И, чтобы как-то приглушить это неловкое чувство, он поинтересовался: – Кстати, а ты давно был у дедушки Саши? Денис оживился. – Вчера, – сказал он, откладывая книгу в сторону. – Ну и что там новенького? – Хе, – сказал Денис. – Новостей куча. Рита подралась с Мячиком, а из-за чего – не говорят. Серый Волк, кажется, сказку пишет, но никому не показывает. Я уже по-всякому к нему подлизывался. Стесняется. Холодильник…

Дед пережил отца на девятнадцать лет. Он родился в год полета Гагарина и имя свое получил в честь первого космонавта. Не дотянул до векового юбилея всего лишь год. "Правда" напечатала некролог, подписанный руководителями партии и правительства: "Умер старейший член КПСС, активный участник коммунистического сопротивления и борьбы за возрождение Советского Союза". — Я у деда на похоронах не смог побывать в прошлом году, — произнес Сергей. — Мама тоже не смогла, — сказал Саня. — Понятно — лететь…

Второй пожар вызвал большой скандал, так как было много свидетелей. Автобусы, перегруженные домашним скарбом, еще только выезжали из хутора (он назывался «38-й километр»), заворачивали на зимник, как вдруг кто-то закричал, что дома горят. В числе пассажиров переднего автобуса был физинструктор Зот Митрофанов. Он якобы и остановил транспорт. Люди высыпали на снег, но то были в основном женщины и дети. Пламя уже охватило постройки, внутри домов стали рваться газовые баллоны. О втором пожаре написали…

Поначалу все думали, так и надо — немного в степи постоять, поэтому до полудня никто из вагонов не вылез. Журналисты лениво разгадывали кроссворды и наговаривали на диктофоны свои дорожные впечатления для будущих статей, а депутаты — надиктовывали секретарям-референтам проекты очередных постановлений и поминали всуе Мишеля Камдессю, хотя тот о поезде ни сном, ни духом не ведал. И лишь когда подошло время обедать и неожиданно выяснилось, что вагон-ресторан закрыт и туда даже председателей депутатских…

– Кофе крепкий? – Суперкрепкий, – ответил я. Кофейный автомат настроен только на три деления: слабый, крепкий и очень крепкий, пью всегда только самый-самый, но мать где-то вычитала, что кофе в чем-то да вредит, потому снова предупредила: – Поднимает давление… – Это его дело, – ответил я. – Но лучше пусть положит откуда взял. – Ох, не увлекайся… – Не увлекаюсь, – заверил я. Откуда ей знать, что у меня припрятаны блистеры с таблетками модафинила, не говоря уже о том, что пользуюсь и фенотропилом,…

Гонка шла. Корабли из США и СССР стартовали к Марсу в один день, с разницей в несколько минут. Семьдесят дней полета. Непрерывный прямой эфир. Сердечные приступы зрителей, когда там, в пустоте космоса, случались внештатные ситуации. Главное событие двадцать первого века. Весь мир твердил теперь только две фамилии: Зайцев и Гамильтон. Два командира — и два соперника. К концу их разделяло целых два дня полета. Завтра экипаж Зайцева должен был вывести аппарат на орбиту красной планеты и высадиться,…

— Без меня вы бы не врезались и не упали на землю, а значит, не опаздывали бы в магазин — спокойно произнес Коля, хоть и думал про себя, что без него ее сбил бы автомобиль, автобус или трактор. — А что касается господа, то не верю в него я. — Такой добрый человек и не верит в создателя всего сущего? В творца земли нашей и неба вездесущего? Да, разве такое возможно? — Возможно — сказал Николай, когда бабка вновь стояла возле дома, где еще несколько минут назад произошло их роковое столкновения. —…