Книги из серии "Борис Васильев. Собрание сочинений в 12 томах"

Опасения его, однако, оказались необоснованными, так как уже утром хозяйка сообщила, что зенитчики прибыли. В тоне ее звучало что-то вредное, но старшина со сна не разобрался, а спросил о том, что тревожило: — С командиром прибыли? — Не похоже, Федот Евграфыч. — Слава богу! — Старшина ревниво относился к своему комендантскому положению. — Власть делить — это хуже нету. — Погодите радоваться, — загадочно улыбалась хозяйка. — Радоваться после войны будем, — резонно сказал Федот Евграфыч, надел…

Зачем?.. Скулов задумался, в себя заглянул и не заметил, как опять закачался. Молодой следователь, энергичный, хороший, наверно, парень, а двух вещей никак понять не хочет. Во-первых, жить-то зачем? А что, во-вторых, он на суде скажет, если смягчать вздумают? А звучать будет так: три раза Скулов в воздух стрелял, четвертый – в него. В означенного. И если бы промахнулся, снова бы перезарядил, а все равно бы в него. И тогда бы уж дуплетом. Тогда бы уж – залп. Вот на суде этот залп и громыхнет, а следователь…

- Буксир топором да к берегу! - сказал моторист. - Затрет бревнами - "мама" сказать не поспеешь. Иван улыбнулся. - А я по-другому рассудил. Плот только сплочен, троса добрые, а ширина в этом месте невелика: развернул, корму в Старую Мельницу сдал - там камни, уязвил прочно. А катерок свой за мысок спрятал. Знаешь, где малинники? - Ну? - Ну и сдержал лес, не пустил в Волгу-то, на простор. - Ишь, сообразил! - завистливо вздохнул моторист. - Премия, поди, будет, благодарность……

2 — Жизнь начинается с любви. Под старость Дед все чаще склонялся к афоризмам, используя для собственных идей замшелые формы. И, сказав эту фразу, вовсе не думал о зачатии и рождении, а имел в виду, что с того момента, как мужчина начинает понимать, что влюбился, он перестает существовать для себя и стремится жить для других. И все вокруг наполняется смыслом, человек начинает видеть человеков, ощущать их тепло, слышать их стоны и терзаться их тоской. Бессмысленность наполняется смыслом.…

— Откуда вы знаете историю братьев Алексеевых? — Внук, — невразумительно пояснил я. — Тогда вопрос снимается, — улыбнулся Петр Андреевич. — Следовательно, наши предки вместе выбирали предводителя дворянства. Я — из Вязьмы. Роман ему нравился, и он помогал мне с азартом и удовольствием. Нравился он и еще одному известному историку, Натану Яковлевичу Эйдельману. Он позвонил мне по прочтении, похвалил, а заодно и предложил поинтересоваться еще одним, более отдаленным…

— Но зато удостоились поцелуя в уста от самого Скобелева. Правда это или легкая зависть преувеличивает ваши успехи? — Если бы я вам привез именной его величества указ о зачислении в свиту, вы бы тоже расцеловали меня. А именно такой подарок я и доставил Михаилу Дмитриевичу на позиции. — От души поздравляю. — Адъютант пожал руку поручику. — А награда ждет вас в третьем ряду слева. — Здравствуйте, господа. Кто ждет в третьем ряду? К ним подошел рыжий, весь в веснушках…

— А курды, ваше превосходительство? — спросил осторожный подполковник. — Потому вас командиром и оставляю, — сказал Тергукасов. — Курды покорность изъявили, но вы — старый кавказец. — Старый, ваше превосходительство, — вздохнул Ковалевский. — Слыхал я, полковник Пацевич прибывает? — Старшим — вы, — сурово повторил генерал. — Пацевич кавказской войны не знает, а хан Нахичеванский — глуп и горяч, хотя и отважен. — Он помолчал, глянул…

Василий Федорович, вероятно, тоже ощущал нечто похожее, почему уже после второго приема внутрь накрывал ее рюмку ладонью, ведя строгий счет. Однако это не всегда ему удавалось, так как он сам не дурак был выпить, счет своим личным рюмкам не вел, и наш общепризнанный затейник Константин порой успевал подсунуть его певунье лишний бокальчик. Она начинала орать свои припевки, а супруга куаферного мастера (это он сам себя так называл, поскольку почему-то не любил слова «парикмахер») непременно уточняла…

Но лучше всего он запомнил запах. Тот самый («что-то еще»), который, став взрослым, стал излучать сам. Запах боя. Полусмертный, несказанно азартный запах сражения, когда оглядка не вовремя или одно неудачное движение могут оказаться последними. А потом последовал очень длинный и прекрасный праздник. И еще ему помнился день, начавшийся с прихода другого мужчины. От него пахло лошадьми, но и только. Вошедший присел перед ним на корточки, взял за плечи, улыбнулся и сказал: — Вот ты и притопал…

— Они тоже за хозяином! — крикнул старший. — Говорят, раньше нас его отыскали! — Здесь земля Великого Новгорода, — отозвался Сигурд. — Звери принадлежат князю Рюрику. Пусть ищут добычи в своих землях, или я расскажу об этой встрече их конунгу Олегу. — Тут охотник из дома Олега! — В голосе старшего послышался смешок. — А здесь — я, воспитанник великого князя Новгорода Рюрика! — с раздражением крикнул Сигурд. — Пусть посмотрит на мою охоту, если желает поучиться! Некоторое время у саней шли…

— Это ведь для меня жена, — невесело усмехнулся он. — А для вас мачеха, для друзей — всегда посторонняя. Видишь, сколько неудобств? Мы и друзья были отцовским миром, островом в океане, кораблем, на котором он, как и всякий человек, пересекал реку от берега, где ему даровали жизнь, до берега, где ему даруют смерть. Но мне тогда исполнилось семнадцать, я впервые влюбился и впервые считал отца абсолютно неправым. А отец опять лежал в госпитале, и из него опять извлекали немецкое железо……