Книги из серии "Повести и рассказы"

– Э-э, знаю я, куда вы гнете, господин Пайя! – Я никуда не гну, – оправдывается господин Пайя. – Я только говорю… Я здесь, я уж свой… вы нe можете сказать, что я… – И не говорите мне об этом, – перебивает его госпожа Милева. – Во-первых, запомните, что я женщина честная, и, во-вторых, я пробовала было с квартирантами, да только они после этого не платят за квартиру. После таких решительных слов господину Пайе, разумеется, ничего иного не остается, как прекратить в этот вечер дальнейший разговор…

О, это весьма приятное начало, и из него видно, что я не хочу причинить вам никакого вреда. А именно это я и хотел констатировать. И теперь, когда мы окончательно выяснили, что я не желаю вам зла и что начало разговора у нас приятное, я могу, наконец, высказать вам то, что давно накипело у меня на душе. Вероятно, вы уже заметили, что в своих записках я очень часто говорю о женщинах и, признаюсь, иногда говорю о них весьма ядовито. Конечно, я очень легко мог бы найти этому оправдание, если бы захотел…

Сначала он был грязным осленком, затем рос, рос, и вместе с ним росли его уши, пока он не вырос и не стал взрослым ослом. Боже мой, что творилось в душах отца и матери, как заблестели их глаза от слез родительской радости, когда однажды хозяин принес седло и ему. Каждый родитель сможет понять эту радость, если вспомнит тот день, когда он впервые купил книгу своему подросшему сынишке. Но с ослом случилось то же, что бывает и с нашими детьми, когда после покупки книги школьный служитель вынужден силой…

Я, конечно, не могу сказать, что очень хотел, чтобы мой сын пополнил ряды лишних и бесполезных для Сербии людей, просто я боялся, что он вырастет очень способным. Я был уверен, что если он будет очень способным, то, во-первых, он никогда не станет министром, а, во-вторых, чего доброго научится подделывать реквизиционные квитанции или гербовые марки, и, став ответственным лицом, будет составлять заведомо ложные отчеты и изыскивать благовидные предлоги для того, чтобы прикарманить часть государственного…

– Сударь, – сказал мне господин начальник, – вам уже известно о несчастье, постигшем наш город. Вчера ночью скончался Иосиф Стоич, человек с большими заслугами, пользовавшийся уважением всего города. Вы и сами имеете представление о заслугах покойного перед нашим городом и о горячей любви и уважении, которые все мы испытываем к нему. Кроме всего прочего, необходимо, чтоб кто-нибудь из граждан произнес над гробом речь. Мне известно, что вы написали один веселенький водевиль, на основании чего можно…

Кроме того, в зверинце имелись: выдра, лисица, которой специально подрезали уши, чтоб ее можно было назвать «шведской», и обезьяна, которая только и была похожа на настоящее животное и, словно сознавая это, с нескрываемым пренебрежением смотрела на всех остальных обитателей зверинца и даже на публику. В качестве седьмого экспоната зверинца можно было бы считать и жену хозяина, худосочное существо в грязном парике, такое истощенное и прозрачное, что казалось, ее можно взять в руки и смять, как лист…

Прежде всего его огорчило то, что отныне он вынужден был, как уже знакомые нам нерадивые чиновники, проверять свои часы по часам соборной церкви. Конечно, он остался таким же точным, каким был и раньше. Без четверти шесть он был на большом базаре; без четверти семь пил кофе перед кафаной, а в семь был у Тодора и проверял счет. Потолковав немного с Тодором, он каждый раз доставал из кармана часы, чтобы в половине восьмого подняться, откашляться и идти. Но, дойдя до двери, он останавливался и возвращался…

Но все это Петроний терпеливо сносил, он только пожимал плечами, а иногда даже и сам смеялся. Одно только постоянно грызло и мучило его: двадцать один год прослужил он в практикантах, а указа о производстве его в штатные чиновники все не было и не было. А у него было одно-единственное желание в жизни: получить чин и гордо пройти по городку, здороваясь со всеми встречными: – Здравствуй, газда [1] Миялко, как дела? Доброе утро, газда Трифун, как поживаешь? 1 Газда (сербск.) – хозяин, уважительное…

Для раздела «Немного шуток» материал был не всегда, но я ловко выходил из этого положения, составляя «мудрые изречения», которые извлекал прямо из священного писания, катехизиса и других хороших книг. Что касается «Торговли и оборота», то я и сейчас, черт меня побери, не знаю, как я тогда выкручивался. Эта рубрика приносила мне самые большие мучения, и над ней мне приходилось больше всего грызть перо. В один день я пишу: «На будапештском рынке падают цены из-за малой активности покупателей»; на…

Какая красота в женщине, потерявшей лицо? Никакой. Поскольку лица нет. Вместо него что-то раскрасневшееся с вытаращенными глазами, готовыми выкатиться на кофту. Но именно в этот момент, в момент наивысшего отрицательного напряжения, в меня влюбился этот самый мул с широким ремнем на плоском животе. Он даже жвачку выплюнул и спрятал. И электричество наладил сам, без электрика. Нашел куда что воткнуть и снял академика за пятнадцать минут без единого дубля. Вот что значит личная заинтересованность.…

Сережа не взял Светлану в экспедицию, потому что хотел отдохнуть от ее любви и сильного характера. Светлана – профессиональная жена. У нее нет другой профессии и другого призвания, кроме Сережи. И если бы Сережа, например, стал непьющий, нормальный, положительный товарищ – Светлане просто нечего было бы делать на своей должности. И очень может быть, она бы с нее ушла. Таких женщин Лилька называет крестоносцы, и удивительно, как эти крестоносцы находят свои кресты. Время тянулось настолько медленно,…

Композитор не мог понять: это кризис или финал? Он ни с кем не говорил о своих сомнениях, но сам думал постоянно. И у него было состояние, какое бывает у людей, сидящих в очереди к онкологу. «Да» или «нет». «Жизнь» или «смерть». И сейчас, стоя на берегу, он думал о том же, пока не отвлекся на спину. Спина возникла на фоне моря как некий символ спасения. Ибо известно: красота и женщина спасут мир. Антипова тем временем набросила махровый халат и пошла мимо него как ни в чем не бывало. Как будто…

Для того чтобы попасть в Италию, надо быть не просто журналистом, а хорошим журналистом. Трофимов много и разносторонне учился, превращаясь на глазах у изумленных родителей из бездельника в труженика. Впоследствии потребность в труде стала привычкой, и он уже не вернулся в шкуру бездельника. В конце третьего курса двадцатилетний Трофимов получил первый приз журнала «Смена» за лучший очерк, и его фотографию напечатали на предпоследней странице. Фотография была темная, неудачная, но все же это было…

Она поставила перед нами горшок с кактусом. Его и цветком не назовешь. Какое-то выживающее устройство, все в буграх и в иголках. Между прочим, у некрасивых девчонок – покладистый характер. Видимо, все уродливое – неприхотливо, потому что у них нет другого способа выжить. – Можно фикус, – сказала продавщица. – Но это очень дорого. Двадцать пять тысяч рублей. Я не хотела, чтобы папа выглядел бедным, и торопливо проговорила: – Мне вон тот, красненький... Горшочек был самый маленький, цветочек…

Алеша и Нинка лежали в Нинкиной кровати. У Алексея было мало времени, следовало поторопиться с основным занятием. Но Алексей не торопился, смотрел в потолок, что совершенно не соответствовало моменту. – Им ничего не надо, – сказал Алексей. – Знаешь почему? – Какой ты красивый, Алеша! Как Мцыри. Нинка не могла отвести глаз от любимого лица. – Потому что временщики, – продолжал Алексей. – Придут, наворуют и уйдут. – Знаешь, за что я тебя люблю? – спросила Нинка. – Царь оставлял страну своему…

Но это позднее. Это не сейчас. Сейчас все сидели и слушали тетку, которая желала добра и советовала дельные вещи, но при этом разговаривала как барыня с кухаркой, которую она заподозрила в воровстве. В ее интонациях сквозили презрение и брезгливость. Романова выразительно посмотрела на человека, сидящего напротив, как бы показывая глазами, что она не приемлет этот тон, но не хочет спорить. Сидящий напротив, в свою очередь, посмотрел на Романову, как бы встретил ее взгляд, и Романова забыла про…

Очередь стояла криво, как синусоида. Все болтали на посторонние темы, а толстая продавщица Фомина громко ссорилась с Тимченко, которая стояла в очереди первой. Когда на пороге появился Фараон, стало тихо. Все задвигались, вытянули руки по швам и молча выстроились в затылок друг другу. Фараон подошел к прилавку, строго посмотрел на Тимченко. Тридцать лет назад она была троечницей и симулянткой, все уроки математики просиживала в медицинском кабинете. Сейчас Тимченко была кандидат наук, сама составляла…

Женщина кивнула и вытерла слезы носовым платком. * * * Однако Пашка не попал в детский дом. Первые минуты он сидел тихо и поглядывал на угол, откуда вот-вот должна была выйти мама. Она почему-то задерживалась. Пашка мог подумать, что мать стоит в очереди, но он был совсем маленьким и не знал, что такое очереди. Потом он начал разглядывать сидящих вокруг людей. Прямо перед ним расположились две худенькие беловолосые девочки с мамой. Они ели вареные яйца с курицей, запивали из термоса и иногда…