100 shades of black and white

А к вечеру похолодало, и снова пошел снег.

Так что она вернулась.

Вернулась и устроилась на кухне, заперев черный ход и кое-как подтащив буфет к двери, которая, увы, никак не закрывалась. И осталась сидеть в компании своего ноута, идиотской музыки и парочки десятков ножей.

Ножи были острые, и, наверное, с ними было куда безопаснее, чем с кочергой.

— Я тебя не боюсь, — Рэй устроилась на полу возле стены, бессмысленно пялясь на тени, пляшущие за окном.

Спать совершенно не хотелось, да и дом молчал. Казалось, что он совершенно пустой. И ей это просто почудилось.

Она снова была в чужих руках. Снова прижата к кровати так, что не пошевелиться.

И ее призрак утыкался ей носом в щеку.

Рэй аккуратно пошевелилась, стараясь вообще не дышать, и протянула руку к его лицу.

Она должна была удостовериться, что он настоящий. Должна была…

Под ее пальцами была маска. Сделанная из чего-то мягкого, бархатистого наощупь. Маска закрывала лицо, заканчиваясь под подбородком. А дальше шло теплое тело, мягкое горло с выпирающими кадыком, ключицы над воротом майки.

Это был не призрак. А человек.

— Зачем? — прошептала она. Он, наверное, уже должен был проснуться от ее прикосновений, и сейчас ждал чего-то.

— Зачем?

— Поцелуй меня, — у него был сдавленный голос, тихий и хриплый.

— Отпусти меня, пожалуйста, — она понимала, к чему все идет. Прекрасно понимала, зачем он оказался в ее постели. И почему она лежит под одеялом раздетая.

— Сначала поцелуй.

Рэй не знала, зачем это делает. Она просто прикоснулась губами к искусственным губам, совсем не дыша и слушая свое колотящееся сердце.

А затем рванулась вбок, путаясь в одеяле, скатываясь с кровати, и понеслась в сторону двери.

Ей было плевать, что она совсем без одежды, что у нее поджилки трясутся. Выключатель громко щелкнул, на секунду ослепляя, но затем Рэй увидела.

Она увидела все.

Это действительно был человек. Живой, из плоти и крови. Он все еще был в ее кровати, не успев выбраться, чтобы догнать ее. И обеими руками, одной своей, настоящей, а другой пластиковой, или из чего теперь делали протезы, он держался за свое лицо, прикрывая его от взгляда.

— Убери свет, — попросил он хрипло.

— Ты… — если бы у нее была кочерга, да хоть что-нибудь, она бы его на месте убила. Вернее, попыталась, потому что он был слишком здоровенным. Громадным как лось и с широченными плечами. Такого кочергой не возьмешь.

— Убери его! — в этот раз он не просил, рявкнул так, что Рэй вздрогнула.

— Пожалуйста, — вышло совсем жалко. — Не трогай меня.

— Я. Сказал. Убери. Свет.

— Нет, — Рэй не была дурой. Отлично понимала, что стоит ей выключить его, как он кинется на нее.

Бен Скайуокер принялся подниматься с кровати. А это был он, потому что сквозь сцепленные на искусственном лице пальцы Рэй видела те же глаза, что и на картине. Колючие, черные. Обозленные на весь мир.

— Я не убегу, — Рэй вжалась в дверь. — Пожалуйста, не трогай меня. Мне же некуда бежать, — у нее даже губы задрожали, и звучала она жалко.

— Я останусь тут, с тобой. Только не надо, — и она выключила свет, погружая комнату в полную и кромешную темноту, ожидая того момента, когда он набросится на нее и задушит ко всем чертям, потому что она совершенно безмозглая идиотка.

— Иди сюда, — позвал он ее.

Рэй даже не пошевелилась.

— Иди спать.

Она всхлипнула. Кажется, сегодня ей повезло, и до утра она останется живой.

Под утро Бен Скайуокер ушел.

Но оставил ее одежду на стуле возле двери. Пальто, старый шарф и ботинки.

Он разрешил ей выйти. Не уйти.

— Кто это? — она знала, что он следит за нею, поэтому решила остаться в галерее. Тут света было предостаточно, хоть и выключался он тут же.

— Меня… назвали в его честь, — донеслось из угла. Бен Скайуокер умел прятаться. Тени, наверное, были его вторым я, потому что сливался он с ними идеально.

— И все? — такой здоровенный портрет, которому место в музее, занимал тут место исключительно из-за имени? Или из-за истории за ним.

— Нет. Он пытался убить моего деда, Энакина, когда тот решил задушить свою жену. Деду казалось, что она беременна от другого и что дети в ее утробе прокляты.

— Люк и Лея, — Рэй перешла к следующему портрету. — Они были прокляты? — она знала, что нарывается с такими вопросами, но уже не могла сдержаться.

— У них получился я, — Бен развел руками, словно красуясь. И все еще оставаясь в тени так, чтобы она не могла видеть его лицо под маской.

— Что случилось с твоим лицом? — мальчик на портрете еще не носил масок.

— Его больше нет, — он пожал плечами.

— Ясно, — ну, а что она могла сказать? Начать жалеть? Рэй сомневалась, что такому человеку вообще нужна чья-то жалость. — Ты отдашь мне телефон? — ее план побега все еще был теоретически возможен. Но только при наличии фургона, на котором она уедет как можно дальше отсюда.

— Нет, — отрицательно покачал головой Бен.

— Тогда… — Рэй вздернула подбородок. Сдаваться слишком рано. — Тогда я хочу мороженого.

Оставшиеся до приезда Финна дни Рэй считала с удвоенным жаром. Она даже привыкла, что ночью Бен Скайуокер приходил к ней, забирался в кровать и устраивался рядом, требуя, чтобы она обнимала его. С объятиями проблем не было. А вот с поцелуями — да.

— Я не буду делать этого, — сказала она ему, нахмурившись. В темноте он ее надувшееся лицо не мог заметить, но вот тон говорил сам за себя. — И не проси.

— Тогда я сломаю тебе руку, — он ухватился за ее запястье, сжимая так, как это делал в первую ночь. Вот тогда до нее дошло, насколько она беспомощна перед его силой. Он и шею ей мог переломить двумя пальцами.

— Ну ладно, — она сжалась под грубой хваткой. — Но хотя бы можно… можно я не стану целовать эту дрянь, а?

Маска наощупь была жутко скользкой. И неприятно пахла резиной, или чем-то таким.

— Пожалуйста, — попросила Рэй. — Можно я поцелую тебя?

Его губы были сухими и шершавыми, все в корках и шрамах, которые она не могла не почувствовать. А еще он совершенно не умел целоваться, позволяя ей делать все самой.

— Ш-ш-ш, — Рэй попыталась успокоить его, сдергивая с лица маску. — Я же все равно не вижу тебя.