1914

Взываем ко всем воюющим сторонам: положите конец вражде, дабы мир утвердился без аннексий и контрибуций, на началах справедливости и уважения суверенитета. Пусть каждый народ сам устраивает судьбу свою, под сенью креста и закона.

Главное служение Царя — не в славе завоеваний, но в том, чтобы возвеличить Россию трудами мирными, умножить её богатства, укрепить дух народа. Счастье подданных Наших — вот мерило правления Нашего. Сего ради все силы Отечества должны быть обращены на стезю просвещения, развития и благоденствия.

Верьте, чада России: пока Мы на престоле, ни единая капля русской крови не прольётся напрасно. Молитесь со Нами о ниспослании мира Европе, дабы ветры брани не достигли святых рубежей Наших.

Дан в Санкт-Петербурге,

в шестнадцатый день Августа,

в лето от Рождества Христова тысяча девятьсот четырнадцатое,

Царствования же Нашего в двадцатое

На подлинном собственною Его Императорского Величества рукою подписано:

НИКОЛАЙ

Глава 20

17 августа 1914 года, воскресенье

Не время

От вокзала до Зимнего дворца путь недолог, но сколь он значителен в этот торжественный час! Карета, запряженная шестёркой серых в яблоках лошадей, двигалась по петербургским мостовым, словно ладья по волнам истории. По сторонам, застыв в почтительном молчании, стояли подданные — купцы в долгополых сюртуках, мастеровые в засаленных картузах, дамы с зонтиками, украшенными кружевами. В их глазах читалось нечто большее, чем просто любопытство: благоговение, восторг, та почти мистическая преданность, которую лишь один человек на земле мог вызывать — Богом данный Государь.

Конвой Его Величества во всём своём блеске окружал карету непроницаемым строем. Казалось, сама История в этот миг не дышала, затаившись перед великим свершением.

В Малахитовой гостиной, где некогда решались судьбы империй, собрались избранные — те, кому выпала честь стать свидетелями момента, который потомки назовут поворотным. Луч августовского солнца скользнул по золочёным рамам, по бархату драпировок, по строгому лицу Государя, склонившегося над Манифестом. Перо скрипнуло — и вот уже судьба миллионов определена. Затем — шествие в Николаевскую залу, где под сводами, помнившими ещё голос Александра Миротворца, прозвучали слова, которые должны были успокоить, возвысить, объединить. И когда зазвучало «Спаси, Господи», даже самые чёрствые души не устояли: слезы катились по щекам генералов, министров, придворных. И всем почудилось, будто сама Россия в этот миг вздохнула с облегчением. Родила!

На балконе, выходящем на Александровскую площадь, Их Величества предстали перед народом — бескрайним морем голов, платков, шапок. Тысячи, десятки тысяч людей, слившихся в едином порыве. Государь поклонился — и в ответ грянуло такое «ура», что, кажется, дрогнули стены Зимнего. «Единение Царя с народом» — фраза, ставшая штампом в газетах, но в этот миг обретшая плоть и кровь.

А потом — поезд. Опять стук колёс, опять мелькающие за окном то берёзы, то рябины, путники и лошади, бабочки и птички. Царское Село, тихое, уютное, далёкое от столичной суеты.

Весь этот пир духа обошёлся без меня. Я остался во дворце, в своих покоях. Рано мне выезжать, рано. Доктора решили, что сестрам можно, а мне — нет. «Домашний режим», — сказали они. Постель покидать можно, дворец — нет. Впрочем, если честно, не так уж и хотелось.

И всё торжество мне описали девочки, сострадательно смотревшие на меня — пропустил такое событие. Описали высоким слогом, чтобы — прочувствовал.

— Их был миллион! — воскликнула Мария, её глаза сияли, как сапфиры. — И все молились на нас!

— Единодушие поразительное, — согласилась Ольга, всегда точная в словах. — В витринах всех магазинов — портреты Papa и Mama, украшенные цветами. Это Маклаков докладывал.

Да, Маклаков — наши глаза. Сестрам не суждено бродить по магазинам, любоваться витринами, трогать ткани — увы, это не для них. Мальчики охотятся, рыбачат, девочки… девочки мечтают о простых радостях. Инстинкты добытчиков и собирателей — так было написано в «Газетке», и в этом есть доля правды. Селянки собирают грибы, овощи и фрукты, горожанки — ходят по магазинам. Шоппинг. Увлекательнейшее занятие, особенно, если есть деньги. У сестёр денег изрядно, но по магазинам не ходят. И малы ещё, и вообще… По каталогу заказывайте! А хочется самим. Очень. Ничего, и это я изменю — если доживу.

Мы тем временем пишем статью в «Газетку» — разъяснение Манифеста для наших читателей. Передовицу в очередной номер. Ольга, как всегда, берёт на себя главную роль: её перо твёрдо, её слог ясен. Я же — лишь vox populi, голос из толпы. Суть Манифеста проста: Россия — великая держава, и она сама решает свою судьбу. Ныне, в безмерной мудрости своей, Государь возвестил: нам нужен мир. Мир, который укрепит наше благоденствие, умножит достаток, сохранит жизни. Враги же мира — это враги России, враги народа. Они жаждут принести на нашу землю кровь, пот и слёзы. Но народ не потерпит врагов, желающих ввергнуть наше Отечество в пучины горя и смерти. Не потерпит!

Пишет Ольга, мы лишь на подхвате, а она — первая скрипка. Можно сказать, генеральный секретарь Империи. Пока негласный, но дайте срок! Моего в статье было лишь выражение «кровь, пот и слёзы» — вспомнилось из будущего. Из предыдущей жизни. Но выражение звучное, пригодится. Ничего, у меня таких выражений найдётся изрядно.

Телеграф принёс новости. Кайзер Вильгельм, этот вечный актёр на сцене европейской политики, произнес речь, в которой заявил: покуда война Австро-Венгрии и Сербии остается войной двух стран, Германия не намерена вмешиваться в этот конфликт. Германия — миролюбивая страна, и хочет только мира, честного и справедливого. И для себя, и для всей Европы. И потому призывает воюющие стороны поскорее перейти к переговорам.

Ура? Ура, да… но с оговорками.

Другая телеграмма от болгарского царя Фердинанда. Восторг, восторг, восторг! Какое мудрое, проникновенное решение! Вся Болгария молится на вас, мой царственный брат!

Так что братушки болгары очень даже за невступление России в войну на стороне Сербии. Да и полно, по чину ли Сербии быть стороной? Ведь что такое Сербия в глазах Европы? Маленькое королевство, затерянное где-то на Балканах, вечно раздираемое внутренними распрями, вечно ищущее покровительства то у России, то у Австро-Венгрии. И вот теперь, когда когда кровь наследника престола пролилась на мостовую Сараево, вся эта балканская муть снова всплыла на поверхность, грозя утянуть за собой великие державы. «Как смеешь ты своим нечистым рылом здесь чистое мутить питьё моё с песком и илом?» — возмутилась Австрия.

И к илу и песку решили добавить крови.

Но это будет не наша кровь. Не русская. Хотите драться — деритесь без нас.

За ужином Mama сияла. Сегодня она в полной мере ощутила любовь народа — не просто приязнь, а обожание, почти религиозное благоговение. Да, восторги будут ещё долго звучать по всей стране. В храмах зазвучат молебны — и, что важно, искренние. Деревня не хочет войны. Деревне и без войны забот хватает. Хозяйство, семья. В таком вот порядке. Мужик уйдёт на войну? А кто урожай убирать будет, добрый дядя? Пахать и сеять? Опять добрый дядя? А если убьют на войне? А если хуже, не убьют, а оторвет руки-ноги, кто его, самовара, обиходить будет, опять добрый дядя? Не хватит на всех добрых дядьёв. Дядья-то, поди, тоже будут на войне. И потому Mama для деревенского люда, особенно для деревенских баб, стала матушкой-заступницей, благодетельницей и избавительницей. Надолго ли? До следующей беды.