20 лет

– Правильно-правильно, Кристюш. Молодцы! Да ты всю жизнь родителям на радость, что говорить. Никогда о тебе плохих вестей не знали.

Кто-то, похоже, был не в курсе того, что умер человек. Я смотрела, слушала и больше чего-либо хотела протиснуться к входной двери и без всяких слов уйти. Ради чего устраивается весь этот спектакль со сбором псевдородных людей, пришедших не проститься с усопшим, а продемонстрировать свои успехи, обсудить знакомых, работу, дом, семью? Не лучше ли тихо похоронить человека, не расставляя вокруг смехотворные декорации? Не превращая смерть в повод для встречи с теми, с кем "со свадьбы не виделись"? Я продолжала молчать. Половины из пришедших гостей не знала, да и они меня, собственно, тоже. Комедийно получалось, когда кто-нибудь из присутствовавших вспоминал, что у Антона был ребёнок, подходил к очередной двоюродной тётке, стоявшей вплотную рядом со мной, и спрашивал: "А дочь-то приходила?". В такие мгновения я с трудом сдерживала горечь, рвущуюся изнутри вместе с приступом дикого хохота. Гнойного, болезненного ржача. Вполне понимала отца, решившего удавиться.

Продолжалось это представление ещё порядком два - три часа. Встречи и приветствия с "родными", обсуждение обстоявших дел, обсуждение кто где у кого работает, кто сколько получает, кто куда ездит, кто на ком женился, сколько у кого пополнилось детей, кому когда в детский сад, кто оканчивает школу, кто куда поступил. Большая часть новоявленных заботливых родных людей знать - не знала, какой смертью умер отец, не говоря уже о причинах, и это есть норма. Прийти на похороны, дабы показать себя. Блеснуть благородством тем фактом, что ты приехал проститься с человеком, которого при жизни в грош не ставил. Если такова цена смерти, то какова цена жизни? Есть ли вообще у этой жизни ценность? Хотя бы незначительная, мизерная ценность?

Кладбище находилось в нескольких остановках от дома, поэтому шествие до него, к счастью, было недолгим. Солнце обжигало спину, неприятно ослепляло глаза. Я шагала, уставившись в землю, судорожно тряслась то ли на нервной почве, то ли температура поднялась - не знаю. Пока рыли яму, женская аудитория представления, конечно, театрально пустилась в лирические рыдания. "Дурак! Всю жизнь глоткой своей загубил! Всю жизнь!
– причитала одна из тёток.
– Хороший ведь когда-то был человек". Я старалась не слушать. Вернее, не вслушиваться в подобные излияния, но не выходило. Глоткой жизнь загубил? Нет, неправильно. Это жизнь загубила отца. Жизнь и вы, которые отвернулись от него тогда, когда ему нужна была моральная помощь. Когда он нуждался в вас, нуждался в поддержке. Кому легче от этих показных слёз? Всё, что вы демонстрируете - дешёвая комедия. Даже Юля с Кристиной, которым, откровенно говоря, было трижды насрать на отца, на его испоганенную жизнь, - и те стояли подтирая слёзки. Меня мутило. Мутило от боли и стыда перед отцом за то, что даже его уход из мира, как и всё пребывание, оказался пропитан едким соком фальши. Единственным, кому, возможно, действительно было дело до всего происходящего - дядя Гриша, муж тёть Лизы. Он отошёл в сторону и, опустив глаза, скуривал одну сигарету за другой.

Вспоминается сейчас вся эта церемония обрывками. Тогда я ещё мало осознавала случившееся. Состояние аффекта? Возможно. Держала себя в руках, держала в руках боль, терпение, обиду, злость. Знала, что если дам себе слабину, остановиться не сумею. Однако когда наёмная служба рабочих опустила гроб в яму и принялась засыпать его сырой землёй, драматизм обстановки начал ослабевать. Вот уже скоро женщины сменили трагические выражения лиц на полное равнодушие, а, покидая кладбище, и вовсе забыли о том, что недавно ревели. Направлялись в сторону заказного автобуса, улыбались, говорили об успехах детей. Для кого всё это устраивалось? Не для отца. Не знаю, воскресает ли душа после смерти, перерождается или разлагается в могиле вместе с телом, но не думаю, что он хотел бы видеть свои показные похороны с соломенными актёрами.

В арендованной столовой, где обед был накрыт на соединённых в шеренгу столах, я заняла крайнее место, оказавшись в компании Кристины, её пафосного, наголо бритого мужа, то и дело бросавшего взгляд на часы, Юли, какой-то худощавой незнакомой женщины престарелого возраста с оттёкшим лицом и двух троюродных блондинистых сестёр - Лили и Вали. Лиля приходилось ровесницей мне, а Валя - ровесницей двум другим окружавшим меня девушкам. Виделись мы с ними за всю жизнь пару раз, к тому же в далёком детстве. Если б в квартире отца не представились, то и не узнали бы друг друга. Хотя...может, оно было б и к лучшему?

За столом Кристина сразу недовольно призналась, что на диете, в чём её активно поддержали и Лиля с Юлей. Валя с отвращением отодвинула тарелку с гречкой и котлетой, заявив, что уже лет пять как придерживается вегетарианства.

– А нафига оно тебе?
– удивлённо протянула Кристина, вздёрнув красиво нарисованной модной бровью.
– Фигуру держишь?

– Да нет. Просто насмотрелась, начиталась и однажды поменяла мировоззрение.

– И что, не ешь ни курицу, ни рыбу - вообще ничего животного?

– Вообще.

– А чем тогда питаешься?

– Овощами, фруктами. Молочкой.

– Ну да, одной неплохо, в семейной жизни так не протянешь, - улыбнулась та, бросив взгляд на своего расхваленного Олега.
– Замуж не собираешься, кстати?

– Так я замужем.

– Замужем?
– вмешалась Юля.
– А почему молчала? Когда играли-то?

– Два года назад. Но мы особо и не играли, просто расписались, посидели в кафешке с друзьями, шампанское выпили. Всё. Никакой помпезности.

– Ну вы даёте!
– негромко рассмеялась Кристина.
– Тихушники, блин! А что играть не стали? С финансами проблемы?

– Да нет, денег хватает. Просто решили не афишировать на всю Ивановскую. Смысл?

– Смысл? А как же мечта девочки о белом платье, внимании? Родственников бы порадовали. Где ещё можно собраться таким составом? Лишь на похоронах да на свадьбах.

– Вот именно, - кивнула Юля.
– А что насчёт детей? Не думаете пока?

– Думаем. Но у нас год ещё ипотека висит, хотим расквитаться с ней, а там уж о пополнении думать. Хочется, чтоб ребёнок в финансовом благополучии рос, не нуждался ни в чём. А у вас, Юль, что? Вроде давно живёте, не планируете оформиться?

– Планируем, конечно. Сейчас откладываем на свадьбу, плюс Мишка машину хочет поменять, присмотрел Ауди Q3, а у неё цена за два ляма летит. Но он упрямый - фиг переспоришь. Если уж он чем-то загорелся, то всё, лучше не лезть. Ну зато обещается мне свою Тойоту отдать.

– Ты тоже с правами?
– загорелась энтузиазмом Кристина.
– Давно получила?

– Так ещё в студенчестве. Я тогда случайно отцовскую Хонду разбила, семь лет после этого боялась за руль сесть, а сейчас жизнь вынуждает. На метро надоело кататься, Мишка не может меня постоянно возить, сам вечно в делах. В двадцать первом веке без колёс никак.

– А Миша у тебя где? Дома остался?

– Пока да. У него корпоратив сегодня, пусть выспится, а то ночью-то не особо удаётся, - двусмысленно рассмеялась она.

– Не в тему будет сказано, но не перестаю вами восхищаться. Молодцы, что уехали из этой дыры. Мы вон всё никак не решаемся. Витюшка уж первый класс окончил, его сейчас тормошить не хочется, всё-таки и без того непросто было адаптироваться к новому режиму после садика. Олега до начальника подняли. У нас была пару лет назад возможность перевестись, но в большом городе, конечно, такого карьерного роста б не случилось. Там фсб-шников, как он, на каждом углу. Решили остаться. Видно, так и всю жизнь тут просидим. Валька, а вы что? Не хотите никуда?

– У Кости здесь бизнес, связи, у меня тоже с работой в порядке, ипотека, опять же, родители. Мы никогда в принципе не думали о том, чтоб уехать. Сейчас всё стабильно, а уедешь ты - и что? Кому ты нужен в чужом городе?

– Тоже верно. Ну Юлька же вон сумела приспособиться. На Ауди скоро будет разъезжать.

– Ещё не факт, - польщённо проворковала та.

– Ой, ладно тебе. Будешь. Лиль, Кир, а вы что молчите? Поступаете в этом году?

– Ага, - кивнула светлой головкой Лиля.
– Я в Питер прошла на бюджет.