21 интервью

Михалков: Это уже не ко мне…

Минчин: «Очи черные» – как возник этот фильм?

Михалков: Происходила довольно странная ситуация: «Донского» мне делать не дали. Зимянин, тогдашний секретарь ЦК, объяснил, что еще, мол, рано. «Грибоедова» не дали снимать карабахские события. Возникла пауза, а мы три года занимались изучением материала, писали одну версию, потом другую, то есть была тяжелая, кропотливая работа. Чрезвычайно интересная, результатом которой стал замечательный кинороман «Жизнь и гибель Александра Грибоедова», до сих пор неопубликованный (и не снят). Мы нашли уникальные документы, подняли уйму архивов. Нашли, например, факты, подтверждающие, что граф Нессельроде был английским агентом, будучи канцлером, министром иностранных дел России.

Мы провели расследование гибели Грибоедова и пришли к выводу, что это было политическое убийство, спровоцированное англичанами, в котором они, конечно, использовали характер Грибоедова, его личные качества – для провокации. 600 страниц машинописного текста. Это была гигантская работа! С точки зрения культурно-исторической это могло быть явление. Но не дали снимать. Я задумывал две картины по несколько серий.

В восемьдесят шестом возник импульс, я совершенно неожиданно узнал, что Мастроянни хотел бы со мной работать. Это меня очень удивило, я совершенно не представлял, что он видел мои картины. Мы встретились в Париже и договорились, что будем что-то делать. Но несуразно было бы мне снимать картину о Франции или Италии…

Минчин: И напрасно, было бы интересно увидеть ваш срез.

Михалков: Мне это было бы неинтересно, а значит, и зрителю.

Минчин: Я совсем недавно узнал, что у Дюма есть произведение «Кавказ». Он был не кавказский вроде парень?

Михалков: Во всяком случае… С другой стороны, снимать картину с Мастроянни, который играл русского, тоже не имело под собой твердой почвы. Поэтому мы с моим тогдашним соавтором Александром Адабашьяном решили: Мастроянни хотел делать Чехова – мы решили сделать трансформацию. Такой парафраз Чехова – для Мастроянни. И за основу решили взять «Даму с собачкой», но не делать героя русским, а сделать его итальянцем, который влюбляется в русскую. На итальянском курорте. То есть это не экранизация Чехова, и в титрах записано также «по мотивам Чехова». Это самостоятельное произведение, но с чеховской атмосферой. Так возникли «Очи черные», сначала она назывались «Пароход „Улисс“». Мы довольно быстро снимали, но довольно много репетировали. Я лично люблю репетиции.

Минчин: Я получил полное удовлетворение, когда наблюдал за вашей репетицией с Ларионовым и Купченко. Одних коллоквиализмов сколько!..

Михалков: Общались мы через переводчика и сами; я, зная испанский, мог с ним объясняться. Потом с Марчелло я ставил спектакль «Механическое пианино» в государственном театре в Риме. Так что одним кино дело не закончилось. Эта картина, к моему большому удивлению, имела огромный успех в мире. Она получила награду – Пальмовую ветвь – за лучшую мужскую роль. Хотя картина шла прямиком на главный приз. Тогда Климов заявил: либо он останется в жюри, либо «Очи черные» не получат «Гран-При». Это мне сказал Ив Монтан, бывший в тот год председателем жюри Каннского фестиваля.

Минчин: Отчего? Это глупо.

Михалков: Там были свои идеи обо мне, о жизни. Это был его политический расцвет, он был секретарь Союза кинематографистов.

После революционного, 5-го съезда кинематографистов, на котором я сказал все, что думаю об этих «демократических» переменах в киноискусстве. Это был бум! Я стал изгоем, меня как бы отлучили от кино, от общественной деятельности.

Минчин: Кстати, изгоем всегда быть хорошо: они многое успевают сотворить! Мысли вслух.

Михалков: Главный тезис был: я им сказал, что я не верю людям, которые могут не избрать делегатом Съезда советских кинематографистов Бондарчука только потому, что за это ничего им не будет. Свести счеты со всеми теми, кому вы лизали жопу вчера, только потому, что не лизать жопу… стало безопасно. Хотя лизать или не лизать – всегда индивидуальный выбор каждого; вы выбрали – лизать! Так вот теперь, когда вам за это ничего не будет, вы решили ее кусать! Это рабская философия, это рабство. А я не люблю петь в хоре, и я никогда не был в стае.

Картина имела номинацию на «Оскара», что очень престижно, и была масса всяких призов: лучшая иностранная картина года Италии, лучшая иностранная картина года Испании. И полная обструкция здесь, полная. Издевательски-иронический тон, она была утоплена в прессе, ее не показывали, не пускали прокатом по стране. Ее игнорировали, над ней измывались как могли, думая, что это как-то меня унизит или сломит. Но важно ведь, не как ты выглядишь перед кем-то, важно, как ты выглядишь перед Богом. Для чего я снимал картину – за валюту, за деньги, чтобы поехать за границу? Никогда меня это не волновало, не прельщало, у меня никогда не было вожделенной мысли уехать за границу и снимать там. К тому же я задавал себе вопрос: снимал бы я эту картину, если бы не было Мастроянни? И однозначно отвечал: да, снимал бы.

Минчин: Кого бы вы выбрали тогда на главную роль?

Михалков: Я думаю, им мог бы быть Янковский. Мог бы быть Олег Борисов.

Минчин: А из «нашей» братии, американской?

Михалков: Но это то же самое, что и с Мастроянни: валюта, другие условия, но не суть. Впрочем, мне абсолютно неважно, что эти люди про меня думают, я их не уважаю.

Минчин: Феллини – ваш любимый режиссер?

Михалков: Один из…

Минчин: В «Очах черных» есть какие-то интроверсии или аллюзии – модное слово, заимствованные из классики Феллини?

Михалков: Ну, конечно, скажем, весь эпизод в банях, это заведомая феллиниана. Вариации маэстро в исполнении на русском. Воровство – это когда берешь чужое и выдаешь за свое. А когда я этим пользуюсь открыто, я не выдаю это за свое – это влияние. Скажем, Рахманинов писал вариации Паганини.

Минчин: Героиня в «Очах» – она, по моему представлению, должна была олицетворять идею русской красоты, русской души, русского добра, то есть квинтэссенцию лучшего, что есть в России. Она должна была влюблять в себя с физиологической точки зрения?

Михалков: Да-да.

Минчин: Вот это прыщавое лицо и есть олицетворение русской красоты? Русской красавицы, когда самые блестящие умы и творцы мечтали и женились на российских женщинах. Назову: Дали, Пикассо, Шагал, Набоков. Все были очень удивлены вашим выбором. Почему?

Михалков: Я не очень понимаю, чем вам не угодила Лена Сафонова, мне с ней хорошо работалось. Она мне очень понравилась уже в картине Мельникова. Лена показалась мне актрисой нового характера – это во-первых, а во-вторых, она произвела впечатление на итальянцев-продюсеров: они не хотели бы русскую красавицу с толстой косой, они хотели нечто более европеизированное, субтильное, для понимания европейского менталитета. И я в этом направлении не сопротивлялся, ибо был уверен, что Лена Сафонова это может сделать. Надо сказать, что картина открыла Лене огромные перспективы, она стала много сниматься и во Франции, и в Италии. Как я понял, эта роль принесла ей успех.

Минчин: Довольны ли вы как режиссер тем, что она сделала?

Михалков: Во всяком случае, мы друг с другом сделали все, что могли. На большее я лично сам не мог бы рассчитывать. Лена – очень профессиональная актриса, которая выработала в себе мощнейший иммунитет против плохой режиссуры. Это вообще беда наших актеров: при ужасной режиссуре они все равно должны быть на уровне. То есть они как бы занимаются саморежиссированием и окружением себя определенным защитным полем, которое не дает грубому режиссеру, плохому режиссеру, неталантливому нарушить ту инфраструктуру, которая существует в актере. Моя проблема в том, что это поле у Лены очень сильное, и поэтому нам было трудно вначале: мне добиваться ее доверия, а ей обмануть меня, что она искренна.