4-05. Finale spiritoso

– Я ему по шее дам сначала!
– сердито сказала Фуоко.
– Из-за него все началось!

– В ухо плюнуть!
– поддержала ее Зорра.
– Выпороть! Добавить ума через мягкое место, ку-ун!

– А ты помалкивай, ушастая, - Кирис дотянулся до нее и хлопнул по загривку.
– Вы двое там вообще не возникайте, а то мало ли что... Начнете выделываться в самый неподходящий момент, судья разозлится и засудит.

– Кирис считает нас дураками, - задумчиво проговорил Гатто.
– Нужно воспитывать.

– Не глупее некоторых!
– поддержала Зорра.
– Кирису самому надо помалкивать! Грубый! Шпана уличная! Хулиган!

Кирис показал обоим кулак. Мать совсем по-девчоночьи хихикнула, прикрыв рот ладошкой.

– Мы почти приехали, - невозмутимо сказал Себастиан, словно не замечая парсов. Фуоко вгляделась в окно - лимузин и в самом деле уже ехал в густеющем потоке машин по Большому проспекту, его скорость ощутимо снизилась.
– Давайте еще раз пройдемся по плану. Итак, сейчас мы едем прямо в Дворец правосудия, где вам, молодые люди, придется снова предстать перед комиссией психиатров...

– Мы же с ними общались!
– удивилась девушка.
– И через видеосвязь, и даже в Арене, в виртуальности.

– Боюсь, не все члены комиссии доверяют новым технологиям, пусть даже исходящим от паладаров. И не все верят, что можно надлежаще проверить человека дистанционно. Так что, увы, вам придется пройти через еще одно обследование. Слушания открываются ровно в полдень, сейчас почти восемь. У вас есть три часа на то, чтобы пообщаться с комиссией и отдохнуть с дороги. Журналистов перед слушаниями до вас не допустят, в зале суда им придется помалкивать, но после вынесения вердикта - неважно, какого - вас наверняка растерзают на части, готовьтесь морально. Потом... ну, вам виднее. Если проиграем дело сегодня, начну готовить апелляцию в Верховный суд, но ваше участие не понадобится. Вы можете отправиться обратно в Университет.

– Еще чего!
– возмутилась Лойза.
– Мы с Фучи с зимы не виделись! Я даже в больницу к ней приехать не успела. Не отпущу! Мама, скажи!

– Конечно. Пару дней, молодые люди, вы у нас в любом случае погостите, - сурово заявила мать.
– Фучи... как у тебя ребенок?

В ее глазах мелькнула тревога.

Фуоко машинально погладила живот.

– Дзии говорит, что анализы крови без отклонений. Но сейчас сложно сказать что-то конкретное, слишком рано. Еще и двух декад не прошло. Эмбрион пока даже ультразвуком не определяется!

– Ты... все-таки решила оставить ребенка?

– Решила!
– упрямо заявила девушка.
– Мама, я же не знаю, что с нами случится. Вдруг этаи захотят... ну, куда-то опять меня утащить. Они же не люди, мы их логику не понимаем. Пусть хоть ребенок от меня останется, если что.

– Ох, Фучи, рожать в пятнадцать лет...
– мать покачала головой.
– Я бы не стала. Бедра у тебя узкие... Молчу, молчу!
– поспешно добавила она, пока Фуоко не успела разразиться отповедью.
– Я помню, что у тебя тело больше не развивается, что в будущем лучше не станет, а Дзии большой специалист по родам. Но учиться и ребенка одновременно воспитывать... Ты даже подготовительный колледж еще не закончила!

– Мне же спать не надо, - напомнила Фуоко.
– У меня в полтора раза больше времени, чем у других людей, все двадцать два часа в сутках мои. И Дзии пообещала, что поможет. Справлюсь как-нибудь. А что пятнадцать, так полтора века назад в двенадцать рожали, и ничего. А тогда нынешнюю акселерацию еще не изобрели.

– Ну, дай-то бог...

Лимузин затормозил и свернул к подножию высокого белого кирпича Дворца правосудия. Сопровождающие мотоциклисты просигналили сиренами, развернулись и уехали восвояси. Тише, однако, не стало. Даже сквозь толстые стекла машины снаружи донесся гул гигантской толпы, столпившейся перед главный входом, запрудившей не только подъезды и тротуары, но и обширные газоны. Тут и там над головами возвышались плакаты с кривыми, от руки сделанными надписями, пестрящие словечками вроде "позор", "слава", "человечество", "этаи", "паладары", "герои", "долой" и "даешь". Цепи полицейских с трудом сдерживали напирающие ряды журналистов, ощетинившиеся микрофонами и объективами камер, полыхающие блицами, словно тропическое море искрилось под полуденным солнцем. Фуоко оцепенела, чувствуя, как напрягшиеся пальцы Кириса до боли стискивают ее руку.

– Что... что там такое?
– пролепетала она, чувствуя, что в глазах темнеет.

– Все то же самое, Фучи, - сочувственно сказала мать.
– После того, как паладары опубликовали свой доклад, пресса как с цепи сорвалась, а через них - и остальные. Я уже на людях и показываться-то боюсь. Ну, ты не бойся, внутрь всех не пустят, я специально с судьей говорила. Не более тридцати аккредитованных журналистов, только в зал на время заседания и исключительно при условии тихого поведения. И ни одного представителя светских журналов и желтой прессы, только серьезные новостные агентства, журналы и телеканалы.

– Можно кусаться?
– деловито поинтересовался Гатто, через окно оглядывая окрестности.
– Царапаться? Мясо клочьями, кровища рекой? Только журналистов или всех подряд?

– Лучше инфразвук, - не согласилась Зорра.
– Массово. Быстро. Надежно. Паника, давка, тысячи трупов - классное развлечение!

– Дэйя Фуоко, дэй Сэйторий, вы бы окоротили своих телохранителей, - посоветовал Джион, поспешивший стереть с лица мелькнувшую одобрительную ухмылку.
– Не ровен час, действительно что-то учудят. А любая паника, даже без жертв, сыграет против вас.

– Да-да, именно, - поспешно кивнул Себастиан.
– Спасибо, дэй Айдари, прямо мои слова.

Фуоко глубоко вздохнула и задержала дыхание, хотя и понимала всю бессмысленность трюка для своего контролируемого этаи организма. Однако приступ паники подавить он помог. Девушка глянула на друга и, вопреки своим опасениям, увидела на его лице не угрюмую гримасу затравленного хулигана, а иронично-свирепую улыбочку. По каналу от него пришла волна эмоции, примерно соответствующей "не дрейфь, прорвемся". А ну и ладно! Мы не боялись ни пиратов и волют в реальности, ни чудищ в виртуальности, так что журналюг и подавно не испугаемся. Мало, что ли, мы их видели?

– Кир!
– решительно скомандовала она.
– Бери сумку, но никого ей по башке не бей. У меня там хрупкая косметика, духи и пудреница, разобьешь - голову оторву. На ноги наступать можешь, но незаметно. Зорра, Гатто! Держаться рядом, никуда не шнырять, помалкивать и никому на голову с неба не падать, поняли? Лая, мама, идите позади, Джион прикроет вас с тыла. Дэй Проциано, а вы...

– Ладно, ладно, вака, в смысле дэр командир!
– адвокат шутливо поднял руки.
– Я плетусь в арьергарде и действую по ситуации.

Фуоко решительно толкнул дверцу лимузина и выбралась на дорожку, сейчас представляющую узкий проход между полицейскими в колышущемся человеческом море. Она одернула блузку и сообразила, что лифчик не надела, и очертания грудей отчетливо проступают сквозь тонкую ткань. Ну и ладно, там нечего стыдиться - пусть меньше, чем хотелось бы, но все равно неплохо. Пусть все смотрят и завидуют - и ей, и Киру. Она поправила брошку-кулон на цепочке и решительно зашагала к входу в здание, стараясь улыбаться в камеры своей наиболее очаровательной улыбкой. Кирис, как она видела краем глаза, пружинисто шагал рядом с сосредоточенной мордой. От него тянуло веселой готовностью в любой момент дать в морду, за которой по-прежнему не чувствовалось ни капли страха или смущения. Зорра и Гатто трусили впереди на четырех задних лапах, приподняв переднюю половину туловища и приветственно размахивая передним лапами. Фуоко с удовлетворением видела, что по крайней мере половина камер направлена на парсов. Журналисты за полицейским оцеплением выкрикивали вопросы наподобие тех же, что в аэропорту, но девушка их игнорировала, продолжая скалить зубы.