90-е: Шоу должно продолжаться 14
Шрифт:
— Пусть валит в палатку и не отсвечивает тогда, — сказала Наташа. — А завтра едет в свою Америку, Антарктиду, куда угодно, где ей интересно и не дискотека в пионерлагере.
Повисло молчание. Настолько красноречивое, что ощущалось прямо-таки коконом, в который не проникала ни музыка, которую играли на сцене, ни вопли и крики зрителей. Все отошло куда-то на задний план. Побледневшая девушка несколько раз молча открыла и закрыла рот, как зевающая рыба. Наташа скрестила руки на груди и, тоже молча, возвышалась над ней. Эту игру в гляделки Маша-Марина с треском проиграла. На ее глаза навернулись слезы, она резко почти отпрыгнула назад, развернулась и скрылась
— Значит так, — чеканя каждую букву, проговорила Наташа, обращаясь в нашим «стажерам». — Кто хочет побежать следом, чтобы вытирать ей сопли, обратно можете не возвращаться. Это ясно?
Все молчали.
— Ясно? — повысив голос, спросила Наташа.
Теперь все кивнули. Слаженно, как китайские болванчики.
— Для тех, кто сейчас в голове про себя думает, что я просто такая самодура, которая возомнила о себе… всякое… — Наташа поджала губы. — На всякий случай объясню. Нытье, что «где-то там зеленее трава» я считаю заразной болезнью. Заразной. И те, кто вот так ноет, вместо того, чтобы действовать, могут сразу идти на хрен и не портить жизнь остальным. Понятно? Да, может быть, мы и ошибаемся тут. И пока вообще только первые шаги делаем. Но лично я хочу, чтобы про наше «Рок-озеро» всякие там американцы потом друг дружке с придыханием рассказывали. И завидовали тем, кто смог сюда приехать. Вот. Я сказала.
«Все-таки, она гениальна», — подумал я. Ну да, возможно, показательная порка в виде «пошла отсюда» была жестковата. И девчонка, понывшая о том, что «в Америке интереснее» получила неслабую такую психологическую травму только за то, что озвучила витающие в воздухе общие настроения. Ну да, здесь в девяностых, на Америку вообще очень много молились. Журналы друг другу давали почитать со статьями «а как у них». Драки за гуманитарную помощь устраивали. И даже не столько потому что голодали, сколько просто чтобы приобщиться ко всяким там необычным консервам и упаковкам с иностранными надписями. Вот девочка и высказалась в общем ключе. И попала под тяжелую руку Наташи. Жестко, да, но Наташа была права. Вот же у нас уже свой фест! Сколько сюда съехалось? Полторы тысячи? Две? Билетов было куплено тысяча двести с небольшим, но тут ведь как… Зайцев-то хрен посчитаешь, лес ведь. Флажки на палатках точно не гарантия.
— Расслабили булки, — сказала Наташа и помахала руками у всех перед застывшими лицами. — И зажжем так, чтобы нам даже небо подпевало. Ясно?
И всех как-то сразу отпустило. Только Антон бросил быстрый взгляд в ту сторону, куда убежала Маша-Марина. Но послушно закивал тоже.
— Конрад, тебя, если что, тоже касается! — Наташа состроила теперь уже нарочито-грозную гримасу. — Никакой лажи, на полную катушку играем, понятно?
— Да, моя королева! — Конрад усмехнулся и отвесил церемониальный поклон с воображаемой шляпой.
— Слушай, Велиал, я видела у нас там куча картонных коробок, — на лице Наташи снова отразилась напряженная работа мысли. — Возле кухни, на свалке.
— Ну да, продукты завозили в коробках, часть уже пустые, — кивнул я.
— Короче, сейчас я скажу идею… — Наташа запустила пальцы в волосы. — Надо сделать такую… типа елку. Ежик… Из палок и досок. Ну, чтобы торчали во все стороны. И взять эти коробки. А на каждой коробке чтобы музыканты, которые у нас в концертах участвуют, написали свое название. И все остальные желающие написали свои имена тоже. И всякие еще желания, может быть…
— Типа «за мир во всем
мире»? — спросил Антон.— Ну… типа того, — медленно кивнула Наташа. — И мы эти коробки нахлобучим на этого ежа. А в конце сожжем!
— Если бы я был пожарным инспектором, я пришел бы в ужас от этой идеи, — сказал я. — Хорошо, что я не он. Утром возьму Бориса и Шемяку и поставлю перед ними задачу.
— Это типа мы оставляем следы в огненном мире рок-музыки, — с неожиданно-философским видом проговорил Конрад. — С огня все началось, и пусть в огонь и вернется…
На секунду показалось, что на лицах нашего «кружочка у сцены» заплясали языки пламени. От тех факелов, которые мы потушили в ведре. Отчаянно захотелось запомнить этот момент вот таким, магическим, почти потусторонним. Наши студенты, которых я называл так скорее по привычке, в ведущие этого феста попали только те, кто уже прошел огонь, воду и медные трубы в «Фазенде» и «Африке», те, в ком мы были на все сто уверены. Которых уже можно было смело считать нормальными такими шоу-менами. Ну и Конрад еще. Его музыканты стояли отдельно.
И лица у всех такие… Яростные. С горящими глазами. Наверное, с как раз такими вот лицами историю и творят. Несмотря на то, что окружающая реальность все еще напоминает дискотеку в пионерском лагере.
— Велиал, — Наташа коснулась моего плеча. — Нам уже пора выгонять «Рандеву» со сцены, или у них еще одна песня?
Глава 22
— Помолчи пока, сейчас… — Ева вжикнула молнией на спортивной сумке и достала оттуда объемный сверток. Нечто, с закрученным поверх полотенцем.
— Доброе утро, — попытался сказать я. Но получилось так себе. Голос я очень качественно ночью продолбал. Предсказуемо так. И сейчас мог только тихонько шептать.
— Помолчи! — почти прикрикнула Ева, разворачивая полотенце. Под которым обнаружился термос с красными розами и металлической кружкой-крышкой. Такие, кажется, в каждой семье были. — Еще теплый, хорошо…
Она наполнила кружку-крышку белесой жидкостью и протянула мне.
— Пей, тетя Марта приготовила, — сказала Ева. — Какой-то ее особый чай. Она раньше лекции читала, говорит, что только это ее голосовые связки и спасало.
Я осторожно сделал глоток. Так, в основе волшебного зелья — чай с молоком. Или даже скорее со сливками. Ощущается мед, гвоздика и еще какие-то специи.
— Молчи! — прикрикнула Ева, едва я успел открыть рот, чтобы сказать спасибо. — Весь секрет в том, чтобы с утра пить этот чай и молчать. Тогда к полудню сможешь говорить нормально… Хотя, после вашего ночного шоу я в этом не уверена. Сегодня же тебе не нужно на сцену.
Я покачал головой и отпил еще. Напиток был здорово слаще, чем я любил. И слишком пряный. Но по саднящему горлу растекался магическим бальзамом. Допив первую порцию, я даже почувствовал, что смогу сказать что-то вслух. Но Ева живо пресекла этот порыв и снова наполнила кружку. А сама снова полезла в сумку, за свертком с бутербродами.
— А ты молчи! — она строго погрозила мне пальцем. — Да, я знаю, что там у нас какой-то завтрак по расписанию, но эти бутеры — вторая часть зелья тети Марты. Вот. Откусываешь, жуешь, глотаешь, запиваешь.
Я кивнул. С совершенно искренней благодарностью. Бутеры из белого батона без корочки со сливочным маслом. Ну да, в принципе, где-то даже логично…
После пары бутеров и второй кружки чая я ожил настолько, чтобы посмотреть на часы. Половина десятого. Ну, даже приемлемо. Я думал, что раньше полудня глаза открыть не смогу…