90-е: Шоу должно продолжаться 14

В памяти цветным калейдоскопом всплыли осколки нашего ночного действа. Как я подбрасывал Наташу в воздух… Как мы с ней вместе орали с «Пиночетами» припев какой-то их песни, слов которой я не знал, а зрители скандировали хором: «Караван придет! Шоколад принесет!» И я уже даже не помню, откуда вообще эта кричалка взялась… Вот я разрываю на груди майку одним резким рывком и падаю на колени, а Наташа льет на меня сверху воду из мятого алюминиевого бидона. Вот «ангелочки» выходят на сцену цепочкой с факелами… А потом, на «Темных тенях» между Астаротом и Надей вклинивается какой-то белобрысый чел с убийственным каким-то голосом. Чуть ли не оперный баритон, натурально…

— Пей давай, пока не остыло! — Ева сунула мне в руку третью кружку чая. — Тебе нужно все это выпить, ясно?

В этот раз я послушно не стал пытаться ничего говорить. Пожал благодарно ее пальцы и выхлебал зелье крупными глотками. Вопросительно посмотрел на Еву. Мол, что там, осталось еще лекарство, доктор? Ева вылила в кружку остатки.

Я отпил чуть-чуть и отогнул ситцевую ветхую занавесочку и выглянул в окно. Нам с Евой я выкружил отдельную комнатку, но она была крохотная, на одного человека. С неудобной кроватью с панцирной сеткой, тумбочкой и прикрученной к стене у двери вешалкой, на много слоев покрытой такой же зелено-голубой краской, что и стены почти до самого потолка. Из пузырящегося двп с одиноко болтающейся по центру лампочкой на шнурке. Ну да, турбаза «Рассвет» люксовой точно не была. Разве что чуть-чуть комфортнее, чем в палатке…

Я прихлопнул зудящего над ухом комара.

Но этих кровопийц здесь все равно сильно больше, чем приемлемо. Благо ночью, когда мы ложились спать, я отрубился, не успев донести голову до подушки, и мне было все равно, жрет меня кто-нибудь или нет.

— О, наш корпус «А» тоже оживает… — сказала Ева, тоже выглядывая в окно.

Корпусом «А» домик номер два прозвали мы. Потому что туда заселили «Арию», «Алису» и «АукцЫон». На вид это сооружение было похоже на помесь барака с пионерским отрядом. Туалет на всех был общий — деревянный, в сторонке. А еще тут где-то был умывальник, тоже родом из дремучего пионерского детства — длинный ряд раковин прямо на улице. Но его из нашего окна было не видно. Зато видно дверь того самого корпуса «А». Открытую. Несколько помятых рокеров сидели за деревянным столом рядом с крыльцом, трое торопливо шагали по тропинке к сортиру. Звезды в таком виде и обстановке ровным счетом ничем не отличались от обычных завсегдатаев новокиневского рок-клуба. Ну, разве что Гаркуша выделялся, но его как раз снаружи еще не было.

— Вот теперь можно идти завтракать, — вынесла вердикт Ева, закрыла термос, укутала его обратно в полотенце и сунула в сумку. — Как себя чувствуешь?

— Приемлемо, — тихо, но уже почти нормальным голосом произнес я. И даже не закашлялся.

— Нда, придется тебе помолчать еще… — Ева обняла меня и уткнулась носом в макушку. — Ночью отличное получилось шоу. Хотя к концу, когда ты уже хрипел в микрофон, я хотела уже по голове настучать этим придуркам…

— «Пиночетам»? — не напрягая голос, спросил я.

— Да нет, группа та, которая вне программы влезла, — сказала Ева и поморщилась. — Не помню, как называются. Часа в два выступали которые. Там еще солист такой в бумажной панаме был…

— А, точно, — я беззвучно засмеялся. — «Резиновый утенок». Сибиряки какие-то. Прикольно играли, что ты так про них?

— Так это на них же ты голос сорвал, — хмыкнула Ева. — Когда вы взялись соревноваться, кто из вас громче крикнет «Стекловата».

— Черт, а я даже не помню этого, — сказал я. — Ничего алкогольного не пил… Хотя…

Ночной концерт слился в чехарду разных групп, диких выходок, воплей, мечущихся огней… Вот момент, когда вдруг отрубилось все электричество. Бах! И поляна погрузилась во мрак, как будто глаза лопнули. Толпа заголосила на все лады, засветились редкие лучи фонариков… И вопли: «Хэй, темнота — друг молодежи!»

Я посмотрел в мутноватое овальное зеркало. Да уж, видок еще тот, конечно. Хорошо, что перед тем, как уснуть, я догадался волосы обратно в хвост собрать. Где-то с середины нашей с Наташей части концерта я свой хаер распустил, потому что надо было гривой потрясти за компанию с металлюгами откуда-то с Урала. И обратно так до конца и не собрал. Правая щека и рука покрыта равномерными красными пятнышками. Ну да, спал на левом боку, так что весь правый комары обглодали. На ребрах слева — длинный ожог. Ага, это я факел ловил, когда Наташа его уронила, пока балансировала на табуретке. Не помню уже, зачем. Что-то мы там гнали про наклеивание звезд на небо, вот она в высоту и тянулась, а я подстраховывал…

Колени содраны, прямо как в детстве. Ну и еще всякие неопознаваемые следы вчерашнего веселья. Разводы какие-то черные, скорее всего, отработкой заляпал. Два симметричных пятна синей краски… А, точно, это выступали «Митридат и пацифик», там пели близнецы в синем гриме, они с двух сторон и приложились, когда мы изображали какую-то морскую фигуру.

— Весело получилось, — криво ухмыльнулся я и посмотрел на Еву.

— Причем, если бы я своими глазами не видела, откуда взялись царапины на спине, то точно бы сцену ревности закатила.

— Да? — я изогнулся, стараясь заглянуть за спину. — У меня еще и спина поцарапана?

— Это еще хорошо, что вы отвлеклись и не начали по углям ходить, — засмеялась Ева.

— По углям… — повторил я. — Да уж, нормально мы так маховик бредогенератора раскрутили.

— Пойдем уже, — Ева толкула меня в бок. — Одевайся. Мне любопытно, что там сейчас на поляне! Мы же когда ушли, концерт еще не закончился. Там же Антон с Костиком подхватили…

— А мы когда ушли, уже светало, — покивал я, натягивая джинсы. Снова посмотрел в зеркало и понял, что с волосами я, пожалуй, буду разбираться потом. Отчаянно хотелось принять душ, конечно. И вроде бы он тут где-то даже есть… Ладно, сначала, пожалуй, совершим «круг почета», чтобы оценить масштаб ночных разрушений, а потом поглядим…

Но умыться и почистить зубы я все-таки сбегать не поленился. Места тут дикие, конечно, но не настолько, чтобы совсем уж человеческий облик терять.

Лесная тропинка от «Рассвета» до поляны была бы восхитительным местом для прогулок, если бы не приходилось все время отмахиваться от комаров. В остальном утро было совершенно волшебным. Солнечные лучи пробивались через хвою сосен световыми кружевами и подсвечивали зелень травы во все оттенки. Цветочки цвели, пеньки живописно торчали из травы. День снова обещал быть жарким, но пока еще было утро, воздух идеально свежий. Птички чирикали, пять же. Но гармонию лесного утра нарушали и другие звуки. Периодические взрывы гогота, чьи-то возмущенные вопли, немелодичное треньканье гитары и вокал, явно не попадающий в ноты.

— Концерт продолжается? — хихикнула Ева.

— Да уж, кто-то воспользовался тем, что некому его со сцены согнать, — хмыкнул я.

Мы миновали полосу кустов, последнее препятствие на пути к поляне. И остановились, чтобы оглядеться, что как.

Народу на поляне было в разы меньше, чем ночью. Большая часть явно еще спала. А вот бордствующие разделились на две четкие категории — те, кто уже проснулся, и те, кто еще не засыпал. Проснувшиеся в основном тусовались за столами столовой. Раздача завтрака еще не началась, но запах от кухни уже шел вполне такой красноречивый.

— Пшенная каша, — Ева сморщила носик. — А мы, кстати, миски не взяли. Без них не накормят.

— Могу сгонять по-быстрому, — предложил я.

— Да не, стоять на месте и ждать — смерти подобно, — Ева прихлопнула десяк комаров одним махом. Как только мы остановились, их туча над нами немедленно сгустилась. — Погнали посмотрим, что там происходит.

Я посмотрел в том направлении, куда указывала Ева. Собственно, главный источник шума. И исходил он от компании в десяток человек. Парни и девчонки были явно нетрезвы, но не настолько, чтобы ползать, пуская пузыри. Напротив, они были бодры, активны и полны творческого энтузиазма. И направлен этот энтузиазм у них был на поиск «безбилетников». Вот, например, сейчас они окружили хохочущей толпой одну из палаток, на которой не было синего флажка.