A and B, или Как приручить Мародеров

— Мать ко мне ни разу не зашла, — невесть за чем сказала Беата. — Херня какая-то творится, Блэк. Не нравится мне это.

— Херня творится снаружи твоей тюрьмы, — парировал Блэк. — Вчера при очередном «налете» мракоборцы забрали мой коллекционный нож, подаренный дядей Альфардом, — голос Блэка против воли дрогнул. Он не знал, зачем рассказывает об этом кому-то еще, кроме бутылки виски, но не смог промолчать.

— А его колдограф? — спросила Беата. Просто так, чтобы отвлечь.

— Нет. Его я спрятал, — мотнул головой Блэк. — А с ножом расстаться не мог. Дядя учил меня охотиться с этим ножом. Свежевать оленей. Однажды я провел с ним целое Рождество.

Очень хотелось сострить по поводу оленей, но Беата силой загнала эту мысль обратно.

— Отчего он умер?

— Говорят, от Оспы, — глухо сказал Блэк и тут же с ненавистью сказал: — Только я не верю в это. Он был единственным Блэком, откровенно выступавшим против Волдеморта.

— Когда это случилось?

— Перед тем, как я сбежал из дома. Был август, мать пришла ко мне в комнату и молча положила письмо на тумбочку, а потом вышла. Мы уже тогда почти не разговаривали, а я… Я был гордый. Решил, что прочитаю письмо потом, на следующий день. А может, и вовсе сожгу его ко всем чертям. Все мои письма приходили мне с совой Джеймса или Ремуса… Но я прочитал его. Из любопытства. Это был свидетельство смерти моего дяди. Дяди, который оказывается «долго болел», а они даже не пускали меня к нему! Он болел, а я… я был слишком горд, чтобы прочитать это письмо сразу. Я прочитал его только тогда, когда вся моя семья уже вернулась с похорон. Я даже не попрощался с ним!

Блэк замолк, прикрыв глаза, и только под ресницами что-то предательски заблестело.

— Потом я сбежал. Собрал все, что было — все, что я мог унести, и сбежал. Сначала отправился на его могилу, потом к Джеймсу. Потом узнал, что дядя завещал мне дом — буквально чудом узнал. Друэлла, мать Нарциссы шепнула мне об этом. Если бы не она, они бы и дом его себе прикарманили, сделали бы из него какой-нибудь сарай для Пожирателей.

Сириус сглотнул, украдкой вытер глаза и тряхнул головой.

— К черту все это.

— К черту, — Беата согласно кивнула. — У тебя есть его дом, смекаешь, Блэк? Оставил бы твой дядя тебе дом, если бы был обижен на тебя или зол? Ты не попрощался с ним при жизни, но после смерти сделай в его честь что-нибудь полезное.

Сириус кивнул, упрямо уставившись в каменный пол. Ноги затекли, стена неприятно холодила спину сквозь тонкую ткань рубашки, но Блэку хотелось застыть здесь прямо так. Без проблем, без боли, вне времени и событий.

— Ты думал над тем, что сейчас происходит? — спросила Беата.

Она не развела сопли, не гладила Блэка по руке, не уговаривала его, что все будет хорошо. Смотрела спокойно — так же, как однажды на Блэка смотрел Джеймс. Когда грязный, лохматый гриффиндорец в одежде трехдневной давности заявился на порог дома Поттеров и хриплым от сигарет голосом сказал: «Дядя… Умер». Тогда Джеймс выслушал его, сделал вид, что не замечает слез друга, а потом хлопнул того по плечу и потянул за собой.

Всю ночь они сидели на холме, окруженном молодыми осинками и порхающими мотыльками, и распивали отцовский коньяк двадцатилетней выдержки. Горланили пьяные матерные песни, зло и глупо смеялись, посылали проклятия небу и миру. Но ни тогда, ни сейчас Джеймс не задал Блэку ни одного вопроса. Он просто слушал, а потом творил или нес какую-то невообразимую идиотскую херню, и Сириус начинал улыбаться. Или хотя бы просто снова хотел жить.

Подумать только, то лето… то лето было последним, когда он видел семью Поттеров всю вместе. Когда Дореа Поттер, а в прошлом Блэк, налила ему жасминового чая с лимоном и невзначай ласково провела ладонью по его руке. Когда Чарлус Поттер набил личную трубку крепким табаком, раскурил ее и молча протянул Сириусу.

Всего этого уже не будет.

Все они мертвы.

Дореа, Чарлус, Альфард… какова же длина этого списка на самом деле?

Блэк очнулся, почувствовав подозрительно знакомый табачный запах. Еще через мгновение он осознал, что прямо перед его носом зависла чудная трубка из бриара, старинная, а оттого еще более ценная и притягательная.

— Что это? — тупо спросил он и повернулся к Спринклс. Всего на секунду ему привиделось, будто это отец Джеймса сидит прямо перед ним и добродушно улыбается. Но только на секунду. — Спасибо, — тихо сказал он и побыстрее перехватил трубку, пока та не погасла.

— Давай мыслить логически, Блэк, — сказала Беата, и Сириуса затопило волной удушающей благодарности. Благодарности за эту трубку, которую он, кажется, когда-то видел у Дамблдора. Благодарности за то, что она сделала вид, будто и не было этой слезливой сопливой исповеди. Благодарности просто за ее присутствие и за эти вечно веселые искорки в зеленых нахальных глазах.

— Давай, — кивнул он наконец, справившись с очередным наплывом эмоций.

Спринклс подождала, пока Сириус окончательно вынырнет из своих воспоминаний, и продолжила:

— Ну ладно, тот факт, что меня здесь заперли — вполне логичен. Если бы этого не произошло, я бы снова отправилась в колонию Сивого.

— Нет у тебя совести, — буркнул Блэк и, вопреки здравому смыслу, затянулся.

Мозги вышибло ударной дозой табака, легкие вывернулись и перекрутились, в носу засвербело, а в глазах предательски щипало от дыма.

Зато теперь перестало быть больно.

— У меня много чего нет. Но! — Беата подняла вверх указательный палец, снисходительно наблюдая за мучениями Блэка. — Что такого должно было случиться в Министерстве, если все выходы из школы заблокированы? Даже Травологию отменили, ты сам говорил.

— Очевидно, мракоборцы не могут контролировать территорию за стенами школы, — слабым голосом отозвался Блэк через пару минут. — Значит, Пожиратели научились проникать через защитный барьер. Или нашли того, кто научился.

— И что помешает им пролезть сюда?

— Ничего. Но охранять периметр школы проще, чем периметр школы со всеми окружающими землями — площадь меньше.

— Нам нужно разузнать ситуацию.

— Нам?

— Нам, — Беата цокнула языком и задумчиво уставилась на серый бугристый камень напротив.

— Ну уж нет, Спринклс, — Блэк вздохнул, с кряхтением поднимаясь с ледяного пола. — В этот раз ты вне игры. Мы с Мародерами проберемся наружу ночью и разведаем что к чему.

Беата хмыкнула и скосила на Блэка глаза. Ее лицо неожиданно размягчилось, стало спокойным, почти добрым.

— Не уходи, — просто сказала она, и Сириус вздрогнул от этого голоса. Слишком большое влияние он теперь оказывал на него.

— Я и не собирался, — чуть развязно ответил он и сложил руки на груди.

Прошло тяжелое, слишком долгое мгновение, и Сириус медленно, словно напоказ, снова опустился рядом. Он вздохнул и закрыл глаза, словно перед прыжком.

А потом провалился в плотное покачивающееся марево, наполненное чужим теплом, болезненными острыми поцелуями и прикосновениями чужих жадных рук.