А небо по-прежнему голубое

Прерывисто вздохнув, девочка обмакнула кончик пера и принялась выводить ровные строчки ответа на письмо Чарити. Всё лето Гермиона исправно посылала ей письма и не получила ни одного ответа, кроме этого, так спонтанно нарушившего чаепитие на кухне. Также девочка написала, наверное, неприличную кучу писем Гарри, но приятель ни на одно из них не ответил, что заставило Гермиону всерьез обеспокоиться ситуацией. Она писала и Рону, тот отвечал за всех троих — себя и близнецов, иногда и за Перси, если тот становился свидетелем написания письма. Гермиона частенько хохотала до слез, читая длинный пергамент, принесенный семейной совой Уизли, Стрелкой, исписанный строчками разных почерков.

В середине июля пришло письмо от мистера и миссис Уизли, приглашавших Гермиону погостить в их доме, названном «Нора». Рон и близнецы пару раз упоминали об этом названии, говоря, что понять его возможно, лишь увидев обиталище семейства Уизли собственными глазами. Родители Гермионы, всё еще с подозрением относившиеся к миру магии и к волшебникам, естественно, не отпустили единственного ребенка черт знает куда к черт знает кому. Они даже не пожелали встретиться лично с мистером Уизли, хотя это предложение было также озвучено в письме. Гермиона тогда жутко рассердилась и обиделась на родителей.

Однако после разговора и некоторых размышлений девочка поняла волнение родителей и смирилась с тем, что они пока что боятся за нее, считая, что она недостаточно освоилась в чужом мире. Ох, знали бы они, каким родным успел стать ей мир волшебства! Но нет, они упрямо отказывались это понимать. Их стеклянные глаза во время очередного упоминания Хогвартса, семьи Уизли или Гарри Поттера были лучшим подтверждением их отчуждения от собственной дочери.

Впрочем, они и раньше не находили для нее времени, занятые карьерой и своей стоматологической клиникой. Недостатка в любви Гермиона, конечно, не испытывала, но, согласитесь, расти одной в обществе книг, в изоляции от сверстников, в окружении их постоянных насмешек и соседей, изредка присматривающих за излишне самостоятельной девочкой — это сложно.

А Гермиона действительно была самостоятельной. Она часто оставалась дома одна, без присмотра, умела подогреть себе еду из холодильника и позвонить в случае чего на указанные родителями номера. Она ловко управлялась с сигнализацией, и никогда еще родители, вернувшись домой, не заставали дочь в позднее время не в постели, не заставали беспорядка и разбитых ваз. Посуда всегда вымыта, в доме порядок и чистота, как в операционной. Дочь — под одеялом, как и полагается послушному ребенку.

Словом, мистер и миссис Грейнджер всегда были спокойны за свою умную правильную дочурку.

А Гермиона была всегда уверена в родителях. И правда, разве могла она их не любить? Они никогда и ни в чем ее не ограничивали, готовы были выслушать — в свободное от частной практики и домашнего отдыха время, которого практически не было, — и, попроси Гермиона, они бы с радостью выполнили ее просьбу. Гермиона любила их, таких родных и близких, и только непонимание омрачало ситуацию в семье.

Дописав письмо, девочка аккуратно сложила его и спустилась вниз, где мама продолжала всё так же опасливо следить за совой, мирно пьющей воду из подставленного Гермионой блюдца. Зрелище было комичным, так как блюдце совсем не годилось в качестве поилки, и длинный крепкий клюв птицы то и дело стукался о дно. При каждом стуке миссис Грейнджер устало прикрывала глаза.

— Отнеси это мисс Бэрбидж, — прошептала Гермиона так тихо, чтобы мать не услышала. — Ты ведь лучше меня знаешь верный адрес, не так ли? Удачного полета.

Птица, ухнув, вылетела в окно, задев крылом открытую створку. С улицы донеслись удивленные возгласы:

— Сова!

— Днем!

— Из окна Грейнджеров!

— Они всегда были странными. Особенно дочурка.

— Не слушай, милая, — очнулась миссис Грейнджер, закрывая оконную створку. — Болтают невесть что.

Но слова, услышанные Гермионой, надолго остались в ее памяти. Их словно выжгли у нее внутри, и девочка долго рассматривала потолок и тени, скользившие по нему от огоньков уличных фонарей, всё больше убеждаясь в том, что мир маглов — не для нее. Уж слишком она странная для мира рациональных прагматичных людей, не верящих ни во что, кроме научно доказанных фактов. Для мира, в котором логика царила над воображением, где мечтать было непозволительной роскошью.

Невольно Гермиона задумалась о Гарри. Ему, как ни крути, пришлось еще тяжелее после возвращения из Хогвартса. Как-то у него дела? Почему он не отвечает на письма? Неужели родственники снова устроили свою диктатуру и отобрали у Гарри все вещи, связанные с волшебным миром? Гермиона даже поежилась, ощутив беспричинный — или всё-таки обоснованный? — гнев на семейку Дурслей. Вот было бы здорово провести лето втроем! С друзьями. В полной свободе от родителей, в доме Рона… Гермиона мечтательно прикрыла глаза, и веки ей наконец-то смежил долгожданный сон.

А спустя пять дней, в отсутствие родителей, на пороге дома семьи Грейнджер снова появилась нежданная гостья, на этот раз не в твидовом костюме, а в весьма демократичных шортах и свободной рубахе мужского покроя. Голову с отросшими рыжеватыми локонами закрывала широкополая соломенная шляпа, а в руках дама, в которой с трудом узнавалась Чарити Бэрбидж, сжимала перевязанную лентой стопку книг.

— Что, не ждали? — ухмыльнулась гостья, шутливо салютуя оторопевшей Гермионе. — В дом не запустишь, боишься?

— Нет, что ты! Чарити, я так скучала! — Гермиона уже бросилась было обнимать даму, но та вежливо ее отстранила.

— Мне не с руки стоять здесь со стопкой этих тяжеленных книг. Давай-ка лучше усядемся где-нибудь в теньке и пока что отложим обмен нежностями до лучших времен.

Гермиона ничем не выдала того, что слова Чарити ее покоробили — уж слишком она была рада видеть непредсказуемую волшебницу, привносившую с собой атмосферу легкого хаоса. На ум снова пришла ассоциация с братьями Уизли. Пока Чарити с любопытством осматривалась, хотя уже успела изучить дом еще прошлым летом, Гермиона налила в стаканы освежающий апельсиновый сок и пригласила гостью расположиться в теньке под деревом на заднем дворе, куда Чарити захватила с собой и стопку книг.

— Я тут узнала такую новость — упадешь на месте! — как всегда торопливо трещала Чарити в перерывах между опустошением стакана и репликами Гермионы. — На место Квиррелла удалось найти нового преподавателя по Защите от Темных искусств. Сразу скажу: кандидатура, на мой взгляд, абсолютно непригодная, но выбор директора я осуждать не посмею. По крайней мере, не при личном присутствии, — хмыкнула дама. — Теперь вас учить будет “очаровательный” Златопуст Локонс, детка. Слышала о нем, небось? Ах, да, — разочарованно протянула волшебница, заметив озадаченный взгляд Гермионы, — я совсем забыла, что ты не выписываешь «Ежедневный Пророк». Все передовицы только и пестрят заметками о его принятии в штат преподавателей Хогвартса. Новость номер один. — Чарити презрительно скривила губы. — Начал с того, что добавил в список необходимой литературы свои книжонки. Бурда отменная, враньё на вранье. Я решила, что тебе не стоит тратить свои капиталы на эту недешевую макулатуру и потому сама купила тебе экземпляр. Можешь не благодарить, — отмахнулась дама, когда Гермиона уже открыла рот для изъявления смущенных благодарностей.

Рядом с Чарити было совершенно легко позабыть обо всех неудачах и неурядицах, смеяться без остановки и болтать, болтать, болтать… Гермиона смогла поделиться с нею всеми впечатлениями, рассказала про приключения в конце учебного года, про Норберта, и под конец невольно проговорилась насчет Малфоя с его пренебрежительно-уничижительным «Грязнокровка». На этом слове брови Чарити сдвинулись к переносице, что могло означать только одно: гнев.

— Как же меня раздражают эти принципиальные чистокровные выродки! — выругалась она в сердцах и тут же заставила себя улыбнуться, только улыбка вышла натянутой и кривой, и оттого — жуткой. — Сами не сделали ничего, кроме как принижали всех маглорожденных волшебников и волшебниц. Да они гораздо лучше этих спесивых нечестивцев! Взять хоть тебя, детка: ты вообще ничего не знала о мире волшебства, и, тем не менее, блестяще проявила себя уже на первом году обучения. Да что б меня дракон спалил, если ты не обещаешь стать самой выдающейся ведьмой своего времени! А эти Малфои? Что с них взять? — презрительно скривилась Чарити. — Только и могут, что кичиться безупречной родословной, которая вовсе не предполагает в них истинно ценных человеческих качеств. Так что даже не задумывайся над этим! — Не выдержав, волшебница притянула к себе девочку за плечи и пристально посмотрела ей в глаза. — Запомни, детка: ты — лучшая, и плевать, что там шипит за твоей спиной этот белобрысый уродец, натасканный своим папашей. Ничтожество. Я знаю, как тебя угнетает это прозвище, и потому только и говорю с тобой об этом. Больше повторять не стану, ясно?