А обещали сказку…

– Значит, если она не будет колдовать, то будет жить? – Хорт.

– Нет. Колдовство ускоряет процесс отдачи жизненных сил. Но и без него феи понемногу выкачивают жизнь. И жить ей осталось… месяц. А впрочем, – смотрит на вампира и откровенно ухмыляется, – если сделаешь ее своей вампиршей – будет жить вечно. Как и все мы.

– Ты уже жить не будешь точно, – встрял Мурз.

Улыбка на лице старухи подувяла. Она вспомнила, что с некоторых пор сама является чем-то вроде трупа. Зато бессмертие заполучила, зараза.

– Иди сюда, – Вирх поманил меня, отходя от окна.

Вопросительно поднимаю бровь, все еще приходя в себя.

– Укушу, – сообщил он, улыбаясь.

– Гм. Да мне и так неплохо, – делая шаг назад и мысленно уже представляя, как после укуса становлюсь его рабой, женой и бесплатным омолаживающим средством для полусотни фей в придачу.

Громкий хохот мертвой ведьмы неплохо врезает по нервам.

– Заткни ее! – Вирх бросил взгляд на охотника.

Тот кивнул и подошел к тетке, крепко зажав пасть рукой. Хохот оборвался. Вирх все еще приближается ко мне: осторожно и медленно. Следя за тем, как я отступаю назад.

– А… я слышала, что без согласия жертвы в вампира обратить нельзя, – нервно.

– Да. Но если жертву сначала укусить, а после – убить…

– О-о-о…

Беспомощно смотрю на Мурза. Вылизывается, зараза.

Вампир подходит вплотную, руки скользнули по талии, прижав меня к себе, дыхание щекочет шею.

– В-вирх, – испуганно. Глядя на него широко открытыми от страха глазами.

– Не бойся, – медленно склоняясь ниже и проводя по коже кончиком носа. По телу прошла волна дрожи, мне почему-то не хватало воздуха. – Это будет… приятно.

Я сжала его плечи, зажмурившись. И резко, на выдохе, поменялась телами с Мурзом.

Сижу, во рту – хвост. Смотрю, как выпучившую глаза девушку кусает вампир и слизывает капли ее крови.

– Сладко, – улыбается вампир.

– Мяу, – прошептала девушка, ошарашенно глядя на меня.

Вампир отстраняется, смотрит в психически невменяемое лицо и… страстно впивается в губы, скользнув языком в приоткрытый рот и осторожно прижимая ее к себе.

Меня трясет, хрюкаю на подоконнике, представляя эмоции вырывающегося Мурза.

Но тут Вирх что-то почувствовал, нахмурился и отстранился.

– Марина?

– Какая, на хрен, Марина? Это я! Му-урз!!!

Вампир вздрагивает, отпускает девушку и поворачивается ко мне. Улыбаюсь, машу лапкой, пытаюсь вытянуть губки бантиком. Хорт кашляет в кулак, сидя на кровати и глядя в пол.

– Укуси меня! – капризно мяукаю я, выгибая спинку.

Рычание Вирха проходит по нервам и внутренностям. Вампир явно в бешенстве. Кот ошарашенно разглядывает свое новое тело, приподняв юбку и изучая колени.

– Хвоста нет, – убито, Мурз.

Вирх выругался, подошел и сграбастал меня на руки. Смотрит зло, но я зачем-то встаю на задние лапки и осторожно трусь носом о его щеку.

Вампир угрюмо меня изучает. Удивленно чувствую, как длинные тонкие пальцы осторожно скользнули по спинке, даря невообразимое удовольствие. Из груди вырвалось что-то низкое и вибрирующее. Хм… я теперь еще и мурчать умею?

– Кхм, кхм. Не хочу никого отвлекать. – Жмурюсь от осторожного почесывания за ушком. – Но вам не кажется, что Марина, совершив колдовство и переместив меня в свое тело… должна быть уже некоторым образом мертва? – влез Мурз, отвлекшись от изучения своих рук.

Вздрагиваю и пытаюсь сосредоточиться. Все смотрим на ведьму.

– Поцелуй первой любви разрушил колдовство, – мрачно процедила она, сплюнув на пол.

Переводим взгляд на красного как рак Мурза.

– Кхм, – угрюмо. – Понимаю, что сейчас сморожу глупость. Но… Вирх. Так я что, твоя первая любовь, получается? Тронут.

Вирх в упор смотрит на девушку, хмуря брови и удерживая меня на руках.

– Но ты ведь понимаешь, – упрямо глядя в алые глаза, – что я не смогу быть с тобой! Я ведь сам мужик в каком-то смысле. Да еще и животное… Если ты понимаешь, о чем я.

Вампир хмуро повернулся к ведьме.

– Объясни еще раз, – напряженно.

– Ты думал, что целуешь Марину, – это сняло чары, – пожала та плечами.

Облегченный выдох обоих.

– А то я как представлю, что бы он со мной сделал в этом теле, – пожаловался кот Хорту.

Я явственно услышала скрежет зубов. Но только зевнула, вспоминая, как мало спала. Так что, свернувшись клубочком, я устало сомкнула веки, чувствуя, как пушистый хвост укрыл лапки.

Вампир отвлекся от девушки и посмотрел на котенка. Минуту или две – просто разглядывал, продолжая стоять. А потом подошел к кровати, осторожно перекладывая зверька на подушку.

– Но он целовал ее и раньше. – Хорт, тихо.

– Значит, тогда он еще не был влюблен, – пожала плечами фея.

Очнулась я ближе к полудню. Сонно зевнула, мяукнула и встала, выгибая спинку и выпуская коготки из подушечек лап. Вампир лежал рядом. Волосы – в творческом беспорядке, рубашка расстегнута, а длинные черные ресницы чуть подрагивают, касаясь белой кожи лица.

Красивый, спокойный и надежный. И ведь и вправду любит. Даже во сне не отпустил, и теперь я сижу на груди в кольце его сильных рук.

Осторожно переступив через руку, подхожу к лицу и разглядываю.

Идеальная кожа, тонкий длинный нос и высокие скулы. Нет, я помню, что люблю Хорта, просто… Вирх очень красив, и отрицать это было бы глупо. Плюс так заботится обо мне непутевой. Мне вдруг стало очень стыдно за свое недавнее поведение. Ради меня стараются, терпят и вытаскивают из неприятностей, а я… только их добавляю.

Вздыхаю и в порыве благодарности осторожно провожу розовым язычком по кончику его носа. После чего удивленно смотрю в открывшиеся черные, как ночь, глаза. Замираю и делаю шаг назад, спотыкаясь и падая на спину. Впрочем, тут же вскочив.

– Ты не спал?!

– Спал.

– Но… но ты… это просто…

Он положил руку мне на спину, осторожно пододвинул упирающегося котенка к себе и мягко, нежно поцеловал в мокрый розовый нос.

И, судя по рухнувшему в живот и судорожно заколотившемуся сердечку, это был самый романтичный поцелуй за всю мою жизнь.

На кухню я гордо въехала на его руках. Дождалась! Меня таскают на шее, плече или в объятиях и не намекают на признаки лишнего веса. Какое счастье.

Посадив меня на стол, Вирх придвинул плошку с молоком и положил рядом куриное крылышко. Мурз (в виде девушки) валялся здесь же, на лавке, с распухшим животом и устремленным в потолок грустным взглядом.