"А се грехи злые, смертные..": любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России (X - первая половина XIX в.).

Цесарь же погребе ее с великою честию. И бе плача и крича-ния по ней много.

Минувшим же днем сетованию, и похвали цесарь разум ея, и отдаде сына своего седми мудрецем, да научат его всякой премудрости, елико сами художни[ки] суть. Мудрецы же цесаревича прияша с радостию и веселием и отидоша во страну свою.

И рече старейшина мудрецем: «Послушайте мене, елико реку вам: созиждем палату посреди Римския области, пречюдну и велию зело, и подпишем на стенах от всякого любомудрия кийждо нас, что разумеет, а вверх полаты подпишем небесныя стихии и звездное течение, дабы отроча спеяло ко учению».

Мудрецы же похвалиша совет его, и создаша палату велию и красну зело, и подписаша, елико разумеша, и начата цесаревича учити с потщанием велми зело.

И бывшу ему во учении седм лет, и реша мудрецы между собою: искусим ученика своего цесаревича и узрим, гораздо ли учение наше восприял.

И рече старейшина мудрецем, ему ж и имя Бащелеус: «Положим по листу в подножие одра его, и кийждо станем при одре его». И учиниша, елико восхотеша. И егда возляже цесаревич опочивать, и положиша в подножию одра его по листу. Диоклитиан же пробудися, и начат смотрити вверх палаты своея семо и овамо и руками хватати за постелю свою.

И реша ему мудрецы: «Великий государь Диоклитиан, что зриши вверх палаты своея и за постелю хватаешися?»

Он же рече им: «Не вем убо*, верх ли палаты шатнулся или земля подо мною поднялася кверху».

Мудрецы же уразумеша, и рекоша кийждо себе друг другу учители любомудрецы, яко: «Цесаревич приял вышнюю премудрость, и мним, зане несть такова премудра, и в Поднебесней не обрящется подобный ему».

Сия же оставлыпе, на предлежащее возвратимся.

Мати убо отрочаги умерши, и по неколицех днех приидоша к цесарю боляре и воиводы, и князи местныя, и дворяне думныя, и началнейшия всеа Римския области и начаша его увещати, со умилением глаголюще: «Великий и преименитый и преславный государю наш, цесарю! Еще убо ты в средней юности суще, а супружницы у себе не имеешь. Молим тя, да посягнеши на вторую женитву и возстави плод наследия державы царствия твоего, да не без государни останемся, и недруги твоими окольними не будем восхшцени. Писано бо в закон: аще кому умерет жена, посягнут на вторую, аще вторая умрет — на третью посягнут».

Цесарь же рече им: «О преизящнии моея думы боляре и воиводы, и князи местныя, и дворяне думные, и все началники нашеа области! Весте ли убо началника и сопрестолника, и наследника моему цесарьсгвию, и вам государя, имею сына своего Диоклитиана единороднаго ми суща, а за любовь жены моея первыя не могу на другую посягнут».

Они же рекоша ему: «О великий и преславный государь наш, аще сына имееши Диоклитиана, а нам государя, ино государь-ство ваше велико, и многия царьства под твоею областию суть. Аще бы и много чад было у тебя, преславнейшаго государя, есть им где государьствовати. А мы боимся того, егда нечто случит-с я твоему сыну, а нашему государю, и нам безгосударьным ос-татися, и недруги твоими, околними цари, восхшцени будем, и землю твою поядят и пусту учинят».

Сия слыша, цесарь и уклонися на прошение их, и розосла по многим государьствам и кралевствам своея державы, и повеле избрати деву сущу, достойную цесарьствия своего. И обретоша же во граде Кателии деву юну и красну, ея же приведоша цесарю. Он же воззрев ю, и понудися красоте ея, имеяше ж любовь жены своея первыя, и сотвориша брак чюден и пресветел зело, и созва на веселие брака своего из всего кралевства области своея изрядныя паны и боляр, и воивод, и местных князей, и думных дворян, и много множество людей государьства его. Гласу же и звуку бывшу велию обрученнаго и почтеннаго учреждения сего, еже кимбалом и литаврам, и громогласнаго игра-ния трубнаго, и клицания тяжесть, сиречь сурны сладкогласни-цы, и цымбалы звяцающии, и оргйны, всякаго различнаго муси-кийскаго согласия; людем же всем всякаго чину весялящимся и славящим государя своего цесаря и цесареву величающе. Браку же мимо шедшу, сыну же цесареву на браце не бывшу⁸⁰, умо-ления ради матере его, еже ко отцу его цесарю, понеже убо в то время у мудрецов во учении бысть.

И по некоем времяни сказаша мачехе его еже о цесареве сыне Диоклитиане. И како бы могла отца его, цесаря, по сыне его в забвение привести, еже не воспомянути его, или како бы его погубит мысляше убо в себе не по едино лето.

Во едину же от нощей цесарю, возлежащу с нею на постели, и нача глаголати: «О вселюбезная и пресладкая, свете очию моею, утеха и возжделение, прекрасная моя цесарева, ничтоже в Поднебесней точно красоте твоей, ничтоже ми любезнее тебе пред очима моима, вся ни во что же суть, понеже что восхоще-ши, да сотворю ти по воли твоей, но не буди же ми того, в чем преслушати тебе, но вся буди по твоей воли, да ничто от тайны моея не утаится тебе».

Она же, видев к себе усердие цесарево и несумненную сладкую любовь еже к себе, и дерзновение восприм же, рече к нему: «О пресветлый государю мой милый цесарю, аще ли праведно любиши мя, от души своея, даждь ми видети сына своего и моего Богом даннаго сына Диоклитиана».

Он же рече ей: «Все учиню повеленное тобою!» И повеле цесарь к мудрецем писати послание сицево: «От пресветлейша-го, и преславнаго, и достохвалнаго великаго государя Елеозара

129

цесаря Римския области, многоименитого государьсгв повелителя и обладателя. Вёдомо убо вам да будет: дах и отлучихся сладчайшаго ми сына Диоклитиана, сего ради болезнует ми душа и плачется сердце, понеже много лет не видех его пресвет-лаго образа и не слышах от уст его премудрых и медоточных словес. И ньше помышление вниде в сердце мое, да аще вскоре его не узрю и не услышу словес уст его, болезнует живот мой от жалости, и терпети не могу, еже бы ми не видети его. Вскоре привезите его ко мне, и от нас достойную честь восприимете!»

Посланию же написану бывшу, и, запечатав цесарь перстнем своея руки, скоро посылает к мудрецем. Привезену же посланию бывшу, прияша мудрецы и прочтоша его честно. Достигши же нощи, начата на звезды зрети и разсматривати своим любомудрием на звездах, каков будет приезд Диоклитиану ко отцу своему, и усмотриша: егда бе Диоклитиан приедет ко отцу и не может противо отца своего никакова слова изрещи седмь дний, и смерть ему прияти, и веден будет в ту седмь дний на шибали-цу, да обвесят его. И видеша се, мудрецы его и смутишася зело, и рекоша в себе: «Уне есть всем нам умрети, нежели Диоклитиану!»

Диоклитиан же, ис полаты своея узрев их унывших и скорбевших, и рече им: «Господие мои седмь мудрецев, что я вас вижду унывших и скорбящих зело?» Они же рекоша ему: «О премудрый государь наш Диоклитиан-цесаревич, сего ради сетуем зело и скорбим: прииде убо к нам от преславнаго государя нашего цесаря, отца твоего, послание, да без всякого умедления вборзе с тобою, мудрым государем, едем к нему. Мы же о сем своим любомудрием во звездах разсмотрили, каково будет твое пришествие ко отцу, и увидехом: егда узриши отца своего, и не возможеши к нему ни единаго слова изрещи седмь дний, и еще и смерть лучится прияти тебе и в ту седмь дний, на кийждо день, веден будеши к шибалице на обвешение».

Диоклитиан же рече: «Хощу и аз, да вижду небо звездами». И приспевши второй нощи, и призва мудрецев и начаша зрети звездное течение прилежно, и увидев сам сие все, еже сказаша ему мудрецы, к тому же видевше и иное, еже и уразумеша мудрецы, да избудет цесаревич смерти, а во осмый день оправ-дится, и у отца своего цесаря и у всех людей в чести велицей будет. И указа то видение во звездах мудрецем своим. Они же прилежно о сем смотривше, и узнаша, что истинно Диоклитиан рече им, и возрадовашася зело, что цесаревича сподобил Бог превыше их мудрости. И начаша готовитися и да едут ко царю.

Во едину же от нощий спящу цесаревичю и виде сон страшный, яко взыдоша на него четыри месяцы, из них же изросло седмь розг, на те же розги взыде лютый зверь, и пущаше на него слины. И исповеда сон мудрецем своим. Они же ему разсу-диша и сказаша сице: «Четыри месяцы — то суть четыри злодеи, а розги — то суть седмь дний веден будеши на смерть от мачехи, а слины — то суть мачеха иметь отца твоего подстрека-ти на убиение твое». Сия же рекше, поехаша.

И приехавшим же им в Рим, и срете⁸¹ его отец цесарь сына своего с великою радостию и обнем⁸², и целова его любезно. Он же поклонися отцу своему и не возможе проглаголати ни еди-наго слова и изрещи. Цесарь же о сем нача велми дивитися, что сын его с ним беседы не творит и никакова слова не глаголет, и помысли себе, егда запретиша ему мудрецы и не веляху с ним глаголати. И приим его за руку, и веде его подле себе, и начат на него смотрити прилежно, и рече ему: «О драгое мое чадо, сладколюбезный мой сыне, повеждь ми, како тя учиша мудрецы?» Он же став пред лицем отца своего, и поклонися, а слова к нему никакова ни единаго не изрече. Цесарь же о сем дивися и в великое недоумение впаде.