"А се грехи злые, смертные..": любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России (X - первая половина XIX в.).

Таким образом, строжайшие требования сексуальной чистоты, предъявлявшиеся священнослужителям по церковным уставам, на практике могли быть сильно смягчены. Составители уставов неукоснительно требовали исключения из состава приходских священников лишь тех людей, чьи сексуальные прегрешения были до такой степени серьезны и широко известны, что превращали этих священнослужителей в публичное посмешище. Возможно, исходной мотивацией определенной снисходительности являлась постоянная нехватка церковнослужителей?¹.

Нормы, применявшиеся к женам священнослужителей

Согласно принципам славянского церковного права, безоговорочно считалось, что мужчина, живущий с нецеломудренной женщиной, сам становился прелюбодеем независимо от собственного поведения. По этой причине моральный облик жены для кандидата на священнический пост иногда становился гораздо более важным предметом обсуждения, чем личность самого кандидата. Церковное право предусматривало критерии надлежащего выбора супруги для кандидата в священники или дьяконы. А во избежание будущих проблем пономарям и регентам, которые хотели добиваться рукоположения, надлежало получить одобрение в связи с выбором ими супруги?².

От жены приходского священника требовалось, чтобы на момент заключения брака она была девственницей⁹³. Как именно она до этого теряла девственность, в расчет не принималось и не играло роли, с кем она занималась добрачным сексом — с будущим мужем или с другим мужчиной; не имело также значения, если это произошло в предыдущем браке, завершившемся вдовством. Даже обручение до рукоположения делало девственницу неподходящей супругой будущего священника, поскольку состояние брака определялось религиозной церемонией, а не реальностью супружеских отношений⁹⁴. Если жена на момент брака не была девственницей, то ее муж имел право стать священником, лишь предварительно разведясь с нею?⁵. А поскольку для священника, живущего в миру, брак был, по сути, обязателен, то при подобных обстоятельствах можно было стать священником лишь при монастыре.

Запрет на брак будущего священника с женщиной, нарушавшей церковноправовые нормы сексуального поведения, понятен: если церковнослужитель был обязан являться образцом христианского образа жизни для всей паствы, то и жена его была обязана представлять собой такой же пример порядочности, как и ее муж. Православные церковноправовые нормы исключали из числа подходящих жен для священнослужителей женщин, пользовавшихся дурной славой, в частности, рабынь, кабатчиц, лицедеек и плясуний⁹⁶. Если священник уже после брака и рукоположения обнаруживал, что его жена принадлежала к одной из этих категорий, то его обязанностью было немедленно прекратить служение, чтобы у его паствы не возникало сомнительных мыслей по отношению к этим женщинам⁹⁷. Запрет женитьбы на вдове в данном контексте менее понятен: Церковь признавала, пусть даже без особой охоты, законность вторых браков. Но поскольку вторые браки рассматривались как уступка человеческим слабостям, церковные иерархи сомневались, можно ли разрешить повторный брак священникам, которые должны были обладать большей силой духа, чем миряне. Более того, иерархам, по-видимому, были известны библейские запреты («коганим»), исключавшие для древнееврейских священнослужителей возможность женитьбы на вдове или разведенной женщине.

От кандидатов на рукоположение требовалось также, чтобы в их браке самым строжайшим образом соблюдались нормы, связанные с недопустимостью для будущей жены определенных степеней родства с будущим мужем. И хотя мирянину было позволительно взять в жены женщину, связанную с ним седьмой степенью родства (то есть жениться на троюродной сестре), для кандидата на обретение священнического сана это исключалось⁹⁸. Если обнаруживалось, что брак у священнослужителя носил кровосмесительный характер, то он отрешался от своего поста наравне с иерархом, который являлся его духовным наставником и совершал рукоположение. Если же этому священнику заведомо было известно, что его супружество — недозволенное, то его вдобавок не разрешалось допускать к причастию. То же самое правило действовало и тогда, когда супруга священника оказывалась бывшей монахине!?⁹.

Жены священнослужителей считались частью клира, и их поведение регулировалось особыми правилами. Жена священнослужителя должна была отвечать тем же высоким требованиям в сексуальном поведении, что и ее муж; всяческие нарушения с этой стороны могли самым серьезным образом отразиться на карьере супруга. Если жена кандидата совершила прелюбодеяние уже в период брака, но до рукоположения мужа, тот оказывался непригоден для принятия священнического сана, несмотря на собственное праведное поведение¹⁰⁰. Некоторые уставы допускали, что такой кандидат вправе искать рукоположения лишь после развода с женой, в свое время сбившейся с истинного пути¹⁰¹. После же рукоположения ситуация становилась еще более запутанной, ибо иерархи не были полностью уверены в том, несет ли священник всю полноту ответственности за неправильное поведение жены. «Если жена священника прелюбодействует, но тот об этом не знает, ему позволительно служить литургию. Если же кто-нибудь скажет ему об этом, он должен воздержаться от литургического служения до тех пор, пока сам все не проверит. Если сказанное о ней — правда и он убедился в этом собственными глазами, то ему следует развестись с нею. Он должен оставаться терпеливым (то есть не жениться повторно) и продолжать служение. Если же он, разведясь с женой, женится вновь, то не может более служить литургию, но вправе причащаться вместе с мирянами. Если же он оставит при себе жену, то на него следует наложить епитимью; однако после смерти он может быть похоронен как одинокий священник-праведник. Если же жена умрет прежде него, а он не сойдется с другой женщиной, то получит право на священническое служение без наложения епитимьи. Если же она жива, а он не в состоянии уличить ее в сожительстве с мужчиной, о котором ему было сказано, то ему следует продолжать служение и не следует разводиться»¹⁰².

Согласно большинству уставов, одного лишь подозрения в неправильном поведении было недостаточно для оправдания развода у священнослужителя. Лишь один из уставов разрешал священнику жить врозь с женой, путешествовавшей с другими мужчинами¹⁰³.

Если прелюбодейство жены священника было доказано, то священнику дозволялось продолжать служение в прежнем качестве лишь в том случае, если он разводился с нею¹⁰⁴.

Этот же порядок распространялся и на дьяконов¹⁰⁵. Как и овдовевший священник, дьякон, у которого умерла жена, мог уйти в монастырь и стать «черным» священнослужителем, прислуживающим монахам. Но даже этот вариант был иногда под вопросом. Правило, приписываемое Василию Великому, исключало для дьякона участие в церковных таинствах, если его жена совершила прелюбодеяние с язычником. И даже если дьякон разведется, а его бывшая жена выйдет замуж за этого язычника и обратит нового супруга в христианство, этот дьякон все равно не мог получить право вернуть себе свой сан. И мотивировал это правило святой Василий даже не фактом прелюбодеяния, а вступлением бывшей жены дьякона во второй брак¹⁰⁶.

Поскольку прелюбодейство со стороны жены священника, дьякона или пономаря делало дальнейшую церковную карьеру мужа невозможной, составители уставов вводили исключительно жесткие епитимьи за это прегрешение. Считалось, что жена-прелюбодейка как бы «убивала» мужа, поскольку, пока он был женат на ней, ему нельзя было продолжать священническое служение¹⁰⁷. В некоторых уставах устанавливалась шестнадцатилетняя епитимья как для жены, сошедшей с пути истинного, так и для ее любовника, а само прегрешение зачастую приравнивалось к кровосмесительству¹⁰⁸. В русских уставах просматривается тенденция следовать обычным нормам, установленным для прелюбодеяния либо святым Василием (пятнадцать лет), либо Иоанном Постником (три года)¹⁰⁹. В тех случаях, когда вожделение не привело к греховным деяниям, на мужчину, похотливо возжелавшего жену священника или дьякона, надлежало возложить шестинедельную епитимью¹¹⁰.

Ввиду особого внимания к целомудрию жен священнослужителей, даже невольная неверность порождала в быту ряд вопросов. Некий священник обратился к митрополиту Иоанну II: следует ли ему принять жену после того, как она оказалась «осквернена», будучи «пленницей языческого племени»? Митрополит ответил, что изнасилованная женщина невинна, а развод с невинной женой превращал и жену, и ее мужа в прелюбодеев; но в одной из рукописей все же утверждалось, что священник все равно обязан в таких случаях развестись с женой, чтобы самому не замараться¹¹¹. Женам священнослужителей давалась определенная свобода в деле сохранения целомудрия. Церковные нормы позволяли жене священнослужителя, имеющего связь на стороне, развестись с ним, чтобы не осквернить себя контактом с ним. Ей, однако, не позволялось вступать в новый брак, и, более того, ей предписывалось оставаться в браке, если муж прекращал незаконную связь¹¹².

Поскольку приходским священникам брак был необходим, чтобы уберечь их от сексуальных прегрешений и тайных связей, то, когда священнический брак прерывался, поощрялся отказ разведенного священника от прежнего места службы. Однако в качестве «высшего блага» уставы вынуждены были разрешать раздельное жительство супругов по взаимной договоренности, причем оба супруга обязаны были соблюдать воздержание: «Если жена священника пожелает покинуть его ради собственного целомудрия, чтобы не осквернять себя с ним, она вольна сделать это, поскольку она не ищет иного мужа. Но если сам священник захочет жить отдельно, чтобы предаться блуду, то он обязан оставаться со своей женой так же, как и дьякон, так же, как и пономарь»¹¹³. Аналогичные правила препятствовали уходу священника в монастырь, если его жена не согласится на безбрачие. Если она позднее повторно выйдет замуж, то, согласно мнению отдельных иерархов, священнику должно быть воспрещено дальнейшее служение. Мирянин, отвергший супружескую жизнь ради того, чтобы стать «черным» священнослужителем, также становился непригодным для дальнейшего служения, если его жена вновь вступала в брак¹¹⁴. Русский митрополит Иоанн II не признавал подобной нормы и утверждал, что грешил в таком случае не священник, а новый муж его бывшей жены — и именно этого человека не следует допускать в ряды духовенства!¹¹⁵ Ввиду возможности злоупотреблений один из уставов одиннадцатого века отказывал священнослужителям в разводе со своими женами ради занятия более высоких церковных постов, причем за такого рода прегрешение накладывалась епитимья продолжительностью от семи до десяти лет¹¹⁶. Священнику, беспричинно выгнавшему жену, так же не разрешалось продолжать служение, даже если он не вступал в противозаконный второй брак. Если же он упорствовал в своем отказе принять жену назад, то лишался сана¹¹⁷. То же самое правило применялось и к священникам, невольно разлученным со своими женами¹¹⁸.

Овдовевшие священники

Первоначально по нормам церковного права всем вдовцам запрещалось после рукоположения вступать во вторичный брак, который приравнивался к блуду и прелюбодейству¹¹⁹. Точно такой же запрет распространялся на дьяконов и протодьяконов, но не касался пономарей¹²⁰.

Однако канонические правила Отцов Церкви не требовали от овдовевшего священника покинуть мирское служение и избрать монастырскую жизнь. По этому вопросу в мире православных славян сформировалось два мнения. Более жесткое толкование норм призывало овдовевших священнослужителей покинуть мирскую общину. Придерживавшиеся этого мнения иерархи опасались, что когда священник станет вдовцом, то окажется не в состоянии удержаться от греха, и потому настаивали, чтобы священник искал прибежища в монастыре. Если даже священник лично следовал строжайшим нормам морали, вдовство делало его беззащитным перед лицом «непристойных инсинуаций». Для укрепления авторитета Церкви был более выгоден уход из мирской жизни священнослужителей, лишившихся жен.