… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
Под конец нас вообще развернуло в обратную сторону и, проехав сколько-то задом-наперёд, машина опрокинулась под откос.
Он был невысоким – метра два, поэтому мы перевернулись не больше двух раз.
Странное ощущение, когда находишься в кабине машины кувыркающейся под откос. Как будто ты рыба в аквариуме.
Наверное, это и есть невесомость.
Мимо тебя проплывает висящий над сидением водитель, руль, дверь, опять водитель…
На него я и приземлился. Машина лежала на боку. Но из кабины он вылез первым, через окно в двери над головой.
Я
Повезло.
На шоссе заскрипел тормозами «козёл» комбата. Не дожидаясь продолжения, я ушёл в зелёную листву опушки.
– Это кто ещё был?
– Не знаю, из отдельной роты попросился…
Через два километра лес кончился, а у меня улеглась напряжённая дрожь в руках и пошёл Ставрополь.
Я поехал в кино – снять адреналин. «Как украсть миллион» с Питером О’ Тулом.
Или это был «Повторный брак» с Бельмондо?
Нет! После Бельмондо я познакомился с Надей.
Студентка чего-то там. Мы долго гуляли, я её обнял, но когда начал целовать, она укусила меня за язык.
– Я знаю на что ты намекаешь!
Вот дура! Какие тут намёки? Я даже говорить не могу, больно же!
Я проводил её до одноэтажного дома, где она снимала квартиру. Она зашла туда и вынесла банку сгущёнки. Типа, утешительный приз раненому бойцу.
Я обнял её на прощанье, но целовать поостерёгся.
Оставшись один, я посмотрел на банку у себя в руках, потом на стену дома, но гвоздика нигде не оказалось.
Поставив банку на перила, я ушёл.
Какое уж там наслаждение с прокушенным языком.
В отряде остались всего четыре дембеля – я, Серый, Рыжий из Днепра, и Саша Рудько.
Я уже достал себе парадку – попросил у «фазана», потому что из-за перевода меня в четвёртую роту на должность кочегара мне её тогда так и не выдали.
Утром, до начала развода, рядом с сортиром закрутился хоровод.
Накануне вечером Серый заставил «молодого» автокрановщика везти его с объекта в часть, а уже возле отдельной роты сел сам порулить и – врезался в столб.
Ничего страшного не произошло, крану даже ремонт не нужен, но начштаба утром как узнал – взбеленился и догнал Серого возле сортира.
– Бляааадь!!
Какой замах! Какой хук! Майор вложил в удар весь вес своего габаритного тела и – … промахнулся.
Отскочил Серый.
М-да… Эх, майор, а я-то думал, что ты боксёр…
Начштабу помогли подняться, Серого сопроводили на «губу».
На разводе замполит объявил, что Рыжий отправляется на дембель, а мы с Рудько – завтра.
– Товарищ замполит, мне характеристику надо.
– Какую ещё характеристику?
– Для поступления в институт.
– Ну, ты, Огольцов, совсем, блядь, борзой! Охуел? Алкоголик, наркоман, дебошир! Я тебе такую дам характеристику, что тебя ни одна зона не примет – прямиком на крытку повезут.
Наша вина перед обществом, что ты вообще отсюда выходишь!
Ну, ничего, общество с тобой справится – в мелкий порошок перетрёт!
Нам троим выдали в штабе деньги. Ничего себе! Так я ещё
и заработал!Сто двадцать рублей за два года честного труда.
Мы с Рудько поехали провожать Рыжего и заодно экипироваться.
В дорогу Рудько купил себе спортивную сумку, а я дипломат-кейс; они только-только входили в моду.
Его чёрное пластмассовое нутро приняло в себя дембельские гостинцы – колготки Ольге в прозрачном целлофане, бутылку водки нам с отцом, и малиновую шёлковую скатерть с бахромой за 7 руб. 50 коп., которую Рыжий купил своей мамане, но попросил, чтоб полежала в дипломате, пока сбрызнем ему дорожку. Туда же я положил туфли – лёгкие и практичные, из чёрного вельвета, всего за шесть пятьдесят, потому что в отряде я так и не смог найти ботинки для парадки, а те, в которых вышел в город, нужно вернуть в каптёрку третьей роты.
Когда мы сбрызнули Рыжему дорожку и шумно попрощались, не доходя до остановки, откуда ему ехать на вокзал, я не был пьяным и помнил, что в моём дипломате лежит малиновая скатерть с бахромой, которую он купил своей мамане.
Я не напомнил Рыжему о ней.
Я её украл.
В какой-то момент, предоставляя мне последний шанс, он отрезвело глянул на меня – может вспомню? Но я смолчал.
Он снова захмелел и пошёл к остановке; вот между нами десять метров; двадцать…
Но я так и не окликнул:
– Рыжий! Ты ж забыл!
( … и никакая падла с берегов Варанды не оправдает эту мою подлость …)
Следующим утром на разводе мы с Рудько стояли лицом к строю и начштаба объявил, что мы уходим на дембель.
Мы сделали поворот «налево!» – я со своим дипломатом и Рудько с синей спортивной сумкой.
Через пару шагов комбат углядел на мне вельветовые туфли, направляющиеся к воротам, за которыми затаилось в засаде общество, изготовясь стереть меня в порошок в первый же удобный для этого момент.
Батяня-комбат сделал последнюю отчаянную попытку спасти обречённого:
– О! А эт чё за еби о мать?!
– Да, пусть пиздует к еб'eне ф'eне!– сказал начштаба.– Заебал, блядь, он уже, на хуй.
Прощайте и вы, отцы-командиры…
Но и сутки спустя я всё ещё торчал в Ставрополе.
В его аэропорту деревенского вида.
Мало «отслужить как надо», надо ещё суметь вернуться.
У меня был билет до Киева, купленный в городской кассе Аэрофлота, и я провёл ночь в гостинице, но когда приехал в этот, типа, аэропорт, посадку отложили на час, потом ещё на один и лишь к полудню наш АН-24 пробежал по взлётной полосе и под крылом самолёта, под гул моторов, поплыли редкие облачка и топографические пейзажи.
Стройбат остался в прошлом, но я всё ещё оставался в стройбате и думал о старшине первой роты, что на прошлой неделе прицепился ко мне в городском автобусе.
Главное, оно ему надо? Он же в гражданке был. Подвыпивший, вот и решил пошугать.
– Ты чё тут? Немедленно в часть. Комбату скажу на разводе.
– А я скажу, что ты был пьяный как свинья.
Никто никому ничего не сказал.
И тот майор тоже в гражданке был. Вообще не знаю откуда он и что.
– Я – майор!– кричит.– Ты что себе позволяешь?!