… а, так вот и текём тут себе, да …

Стены там в полтора метра, а из бойниц видно как по равнине, далеко внизу, галопом пролетают тени облаков, словно всадники разбойной ватаги.

Она угощала ликёром из ежевики. Мне не понравился – слишком приторная хрень.

За два года обучения у неё явно поменялись приоритеты и взгляд на жизнь, по сравнению с той ночью, что мы с ней провели на первом курсе.

Однако, всерьёз воспринять её в практических целях я не мог.

И дело вовсе не в злопамятности, типа «ах, не дала, так теперь иди погуляй».

Нет, я не такой.

Всё из-за моей послушливой исполнительности; мне один раз скажут «нет» и я послушно отступаю, а чтобы впоследствии я снова приступил мне нужно сказать «иди сюда».

Она же понадеялась обойтись ликёром.

Не мог я сосредоточиться и на другой практикантке, тоже Ирине, но уже из Нежина – на дочери проректора Будовского.

Во-первых, мне не импонировала его лысина и общий моральный облик, а во-вторых, сразу ж видно, что она ещё целка.

Так что лавры первенства, вполне предсказуемо и неизбежно, достались блондинке-физруку, опять-таки Ирине, но из соседнего лагеря.

Сначала мы встречались с ней на берегу реки в сопровождении её «спидолы», но в моём спортзале оказалось теплее.

Один раз меня посетила группа гостей: Славик, Двойка и Петюня для игры в преферанс и Света для всего остального.

После игры мальчики побегали по спортзалу за ёжиком, которого в тот день принесли ко мне пионеры.

Я попросил их не мучить животное и они переключились на подслушивание эротических арий из радиоузла, где Ирина из Бахмача принимала приехавшего к ней в тот же день гостя, тоже из Бахмача.

Я выдал мальчикам лагерные одеяла – не спать же им на голых досках, и выключил свет.

Света, имевшая законное право на часть моей койки, исполнила с этого возвышения для трёх, притихших вдруг на полу меломанов, концерт для флейты без оркестра.

В другой раз я съездил в Нежин, типа, на выходной, но повёл там себя как свинья.

Облопался колёсами и, обедая в столовой на вокзале, хотел уснуть на тарелке с борщом.

Иру это возмутило и она ушла.

Пришлось Славику, который тоже ехал в Чернигов, тащить меня, как овощ, в дизель-поезд.

Потому что ветка до Чернигова не электрофицирована.

В дизель-поезде я проспался, но мне всё равно было нудно. Как и большую часть той практики.

Нудно, что соврал мужику в поле, который спросил из какого я лагеря.

Зачем сказал, что из «Химика»?

Нудно, что когда в лес, на чьей-то папиной «волге», заехали черниговские недоросли, начали блатовать и один из них достал красивый нож-тесак, я заоглядывался за какой-нибудь палкой, хоть видно ж было – он только и ждёт, чтобы у него отняли.

Секунда промедления, момент упущен и – трофей достался шофёру лагеря. Молодец мужик.

Нудно, что, ныряя с обрыва, я чересчур запрокинулся и, типа, вывихнул хребет, но отлежался.

Нудно, что, при ночном купании в реке, на берег заехала какая-то легковушка, высвечивая фарами девушек, которые уже передумали купаться, и мне пришлось выходить из воды в чём мать родила, вооружённому лишь перекошенным выражением небритого лица.

Не знаю какую аборигеновую маску изобразил мой анфас, но фары потушили.

Потом Ирина из Бахмача насмешки строила – вот уж не знала, что у меня такой маленький. Меня и это не задело – как-то всё нудно…

Дар напрасный, дар случайный, Жизнь, зачем ты мне дана?..

А что на день Посейдона пионеры двух лагерей меня поймали и бросили в пруд рядом с речкой, это правильно, а не нудно.

Сперва обидно, мокро, а потом смешно – молодцы, шпингалеты! Так и надо!

В ночь перед отъездом мы с Ириной физруком опять сидели над рекой.

Звёзд высыпало столько, что за ними и неба не видно и меня охватило томление, что как-то всё уходит, утрачивается.

Она почему-то не дала и мы просто сидели, опёршись спиной в спину.

Звёзды светили снизу – из широкого плёса тихого Снова, и сверху тоже.

Вот они были и будут, а удержать их всё равно невозможно. Всё утекает.

Наверное, это всё из-за «спидолы», что начала вдруг читать проповедь на английском.

О чём конкретно я не понял, потому что говорилось не про семью Паркеров из институтских текстов, но можно догадаться, что проповедь.

Я проводил Ирину до «Химика». Она зашла и заперла ворота, но я её снова окликнул.

Мы взобрались на ворота с двух сторон и простились по-лагерному – поцелуем поверх решётки.

Прости-прощай, утрата.

С городом Прилуки я знаком был давно, но заочно. На пачках «Примы» сзади напечатано «сигаретна ф-ка м. Прилуки».

Город Прилуки построили немцы во время его оккупации, поэтому улицы в нём строго параллельны и методично перпендикулярны друг другу.

За исключением той окраинной, где впоследствии построили автовокзал.

Командир студенческого отряда – Владимир Майба с физмата.

Комиссаром – Игорь, украинский националист. Он подозревает Майбу, что тот сексот и потому постоянно над ним насмехается и всячески подрывает авторитет.

А я, типа, ведущий специалист, потому что у меня в военном билете написано «каменщик».

В отряде две девушки и пятнадцать студентов-физматовцев, не считая командного звена.

Нас разместили в общежитии «химиков», но только на одну ночь – утром поедем в 4-ю автобазу, что на шоссе между селом Ивковцы и посёлком Ладан.

«Химики» это заключённые, которых за примерное поведение выпускают из зоны доматывать свой срок «на химии».

Какой-нибудь завод, или фабрика с вредным для здоровья производством, шахта, стройка – всё годится, чтобы стать «химией» для примерных зэков.

Контроль за «химиками» довольно жёсткий – в общагу они должны являться не позже указанного часа, не попадаться с выпивкой, блядей не приводить и много других «не»; но всё-таки не под конвоем и спишь не в кубрике общей спальни.