А я останусь!

– Ты Елисеевых, что ли, будешь?

– Да. Меня Надей зовут.

– Чуднo! – Баба Нюра зашаркала валенками по длинному обшарпанному коридору. – И чего ей тут надо…

Девушка пожала плечами, глядя вслед бабушке. Юрка, не обращая внимания на ворчание старухи, достал из ящика врезной замок:

– Вот! Почти новый.

Надя как-то неловко ухватила его, и тот с грохотом упал на пол. Анна Николаевна обернулась, покачала головой. Продолжая немой диалог, Надя сложила руки с мольбой о прощении.

– Ладно! Пошли! – подняв замок, скомандовал Юрка и тихо, почти бесшумно, закрыл входную дверь.

Спускаясь по лестнице, они встретили тетю Лиду – соседку со второго этажа. Надя стала рассказывать ей про кражу. Женщина охала, причитала и советовала срочно заявить в милицию.

Юрка не стал слушать бабью болтовню и вышел на улицу.

20

Выбежав из подъезда, Надя увидела около Юрки неприятного, незнакомого ей типа с папиросой во рту. В руке у него была хорошо знакомая Наде кастрюля, в которой ее мама в тот последний семейный ужин варила картошку.

– Держи! Твоя доля, – сказал мужик, протягивая Юрке посудину, – бабке отдай, пригодится. А зайца сеструхе твоей – пусть позабавится.

Надя быстро подошла к ним, заглянула в кастрюлю, которую держал уже Юрка. Из нее торчали уши плюшевого зайца – ее детской игрушки. Надя даже остолбенела от неожиданности.

– Краля твоя? – Мужик оценивающе посмотрел на девушку. – Ну, бывай! – сказал он и неторопливой походкой пошел со двора.

Панкратов не проронил ни слова и глядел в сторону.

– Это же наша кастрюля! Это мой заяц! Юра! – Надя смотрела на парня, начиная осознавать страшную правду. – Так ты с ними заодно?! А я-то думаю: почему ты от милиции меня отговаривал!

– Надь, ну я ж не знал, что ты вернешься…

Оправдание выглядело глупо. Юрка сам это понимал и старательно отводил глаза.

– А! Так вот почему ты меня в голубятню свою зазвал. А я-то, дура, подумала…

Надя отвесила парню звонкую пощечину, выхватила из его рук кастрюлю и пошла в сторону своего подъезда.

– И позвал! – крикнул Юрка ей вдогонку. – Да потому позвал, чтоб не укокошили тебя, дуру. Хорошо, что это меня послали посмотреть, всё ли на улице спокойно, – и как раз тебя принесло. А то зарезали бы, как курицу, чтобы не было лишних свидетелей!

Надя вбежала в подъезд. Панкратов, махнув рукой, пошел к себе.

Оставаться на ночь в квартире без замка Надя не решилась. Подумав, она вернулась к Синицыным.

21

Наташа выслушала подругу, не задавая лишних вопросов о подробностях кражи, а потом накормила ее гречкой и напоила чаем.

– Утром вместе в милицию пойдем.

– Наташ, я сама. У тебя и так забот полно… – Надя зевнула. – Ох, спасибо! Спасла ты меня от голодной смерти.

– Ложись к стенке. Утро вечера мудренее, – сказала хозяйка и загасила керосиновую лампу.

Утром Наташа взяла с Нади честное слово, что та немедленно пойдет в милицию, и только после этого отпустила ее.

22

Хотя идти до отделения милиции было недалеко, но Надя шла долго, невольно притормаживая. Смутно было у нее на душе. И от предательства Юрки, и от понимания того, что заявить о краже нужно. Но тогда придется выдать Панкратова…

«Ну и пусть! – решила наконец Надя. – Как он со мной, так и я с ним!»

У входа в отделение девушка остановилась. Люди входили и выходили. Дверь хлопала, визжали несмазанные дверные петли. А она всё стояла и не решалась сделать еще несколько шагов. Какая-то женщина, очень бледная, растерянная, проходя мимо, нечаянно толкнула ее и даже не извинилась. Пошла дальше. Надя словно очнулась и поспешила прочь от этого места, всё ускоряя и ускоряя шаг.

23

Город жил своей, ставшей уже привычной, военной жизнью.

Надя шла по улице в глубокой задумчивости, как вдруг увидела очередь за дровами. Раньше за всё жизнеобеспечение их семьи отвечали родители. И забота о том, чтобы в доме было тепло, конечно, тоже лежала на них. Мысль, что теперь думать о дровах придется ей, привела Надю в чувство, и она встала в хвост длинной очереди. Перед ней было человек двадцать. Люди, чтобы согреться, притоптывали на месте, хлопали рукой об руку.

Дрова выдавали по норме. Распилены они были на довольно крупные бревна – метр-полтора длиной. Стояли за топливом для буржуек в основном представительницы слабого пола. Перетащить тяжелое бревно даже на несколько метров было для них задачей не из легких. Двое мужиков распиливали бревна двуручной пилой за особую плату, а третий орудовал топором. Тот со звоном впивался в древесину. Поленья разлетались в разные стороны – только успевай подбирать. Тут же крутились дети – они собирали щепки. Взрослые на их добычу не покушались. Такой уж был негласный закон: щепки – детям.

Чтобы скоротать время в ожидании своей очереди, москвичи вели разговоры на животрепещущие темы.

– Вчера в угловом скумбрию давали. Консервы. По рыбным карточкам.

– Не знала. За скумбрией я бы постояла.

– Говорят, очередь на три часа была.

– Это еще что! За тушенкой и по пять часов стояли, когда давали.

– А на той неделе в Елисеевский крабов завезли! Консервы, разумеется, – включилась в обсуждение симпатичная дама в малиновом берете, стоявшая в очереди с сыном-подростком. – Так продавцы понять никак не могли, по каким карточкам их продавать. Как рыбу или как мясо?

– Ну да! Краб, как говорится, ни рыба ни мясо! – хохотнул старик в треухе.

Вслед за ним и другие заулыбались, засмеялись. Очередь оживилась.

– Так и не смогла я купить деликатес… – вздохнула дама.

– Да на что они нужны, крабы эти? Не купила – зато деньги целее будут, – выразила свое компетентное мнение старушка в клетчатом платке. – А вот за тушенкой постояла бы!

– Постоять-то можно. Если достоишься. Дней десять назад около Центрального телеграфа на улице Горького [10] бомба упала! Слышали? – вступила в разговор баба в плюшевой душегрейке. – У меня там золовка в очереди за продуктами была. Ей-то повезло – только контузило немного. А народу вокруг поубивало и покалечило – страсть! И никакого тебе объявления воздушной тревоги – бац, и всё!

10

Улица Горького – в 1932 году вся магистраль от Манежной площади до Белорусского вокзала получила новое общее название – улица Горького. Прежнее название – Тверская улица – было восстановлено в 1990 году.

Помолчали. Каждый думал о своем и о своих.

– Вчера опять бомбили район Павелецкого вокзала. Знаете? – вполголоса заговорила пожилая женщина в черном платке, обращаясь к своей соседке.

– И бомбы всё бросали какие-то тяжеленные. Говорят, полтонны, а то и целая тонна! – поддержала разговор баба в душегрейке. – Когда такая падает, даже в метро, в бомбоубежище, земля из-под ног уходит.

– А у наших соседей квартиру обнесли. Они только позавчера в эвакуацию – а эти тут как тут!