Ад без жала
Шрифт:
– Кто вы? Зачем вы здесь?
– Нас прислали к Вам, - ответила девушка.
– Хорошо. Я - Бенедикт фон...
– Нам сказали, - прервал начальника мальчик. Бенедикт слегка оторопел и решил подождать и понять, что же это такое - нахальство, обусловленное возрастом, или же совершенная невоспитанность.
– Тогда назовитесь вы сами. Имя, возраст...
Мальчик пробормотал нарочитым басом:
– Алекс. Четырнадцать лет.
Как бы то ни было, это бурчание прояснило его. Юноша был одет в колет или курточку из черной кожи, очень старый, с длинными крестами у застежки, явно чем-то протравленными. Тем же средством юнец протравил и волосы - они висели, неживые,
– А полностью?
– Александр Терещенко.
– Хорошо. А Вы, барышня?
– Нинель. То есть, извините, Нина Венгерова. Мне пятнадцать лет, ваше превосходительство.
"Ох ты черт! Молокососы! Московиты! Вроде бы взрослые, но ведут себя - совершенные младенцы, особенно мальчик"
– Латынью и греческим владеете?
– Латынью... Совсем немного, - это Нинель.
– Нет, - это Алекс.
– Чем вы занимались?
– В школу ходил, - с вызовом объявил Алекс.
– Я училась дома, ваше превосходительство, - Ниночка смягчала разногласия, как могла.
"Еще хуже. Что ж, не привыкать - просил подмогу, а получил еще одно адское мучение. Теперь держитесь, детки - дьявол ленив, и все мы здесь мучаем друг друга сами"
Тут Бенедикт задумался серьезно, захватил подбородок в кулак, глядя на них так, как дети очень не любят - как если бы их тут не было, а он таращился вроде бы просто вдаль. Но и далей не было тоже. Алекс смотрел ему в лоб недовольно, с отвращением, а девочка потупилась. Вид получился такой, как будто бы они заранее перед столоначальником виноваты. Столоначальник сосредоточился и сказал:
– Что ж. Нина, будьте добры, налейте черных чернил. Угу. Возьмите бумагу - вот ту, вон ту, шершавую!
– возьмите перья...
Мальчик повертел перо в пальцах и прикусил за нерабочий конец.
– ... и попробуйте переписать хотя бы вот это, - он указал на красный текст инструкции для адских служителей.
Дети не поняли, приказ это или просьба. Взрослыми их считают или детьми? И надобно ли слушаться прямо так сразу? На секунду растерялись, переглянулись. Нина что-то смогла сообщить Александру, и тот уселся.
– Воронка вон там.
Девушка нашла ее, нашла чернильницу, но подымать и наклонять ведерную емкость пришлось из вежливости Бенедикту. Мальчик мерно жевал перо.
Итак, бумагу и перья взяли. Положение оказалось примерно таким же отвратительным, как Бенедикт и подозревал. Девушка водила по бумаге уголком рабочего конца пера, хотя в готическом шрифте важен правильный поворот руки, чередование жирных и волосяных линий, - а у нее получалось что-то наподобие очень растянутой безвольной черной паутинки. Мальчик не только изжевал бородку пера, но и умудрился расщепить его конец - перо оставалось только выбросить; сделанная им копия, если не приглядываться, была не так дурна - но он не писал, у него получался рисунок, и очень медленный. Ему бы кистью писать. Концы пера поехали в разные стороны, когда он нажал чуть сильнее.
– Нет, не годится.
Ребята с облегчением вздохнули и бросили перья прямо на то, что писали.
"Не умеют ничего. И, насколько я знаю студентов, у меня им будет скучно и страшно - не люблю бездарных. Значит, мне придется их развлекать, чтобы не бояться"
– Хорошо. Александр, сделайте, пожалуйста, вот что. Тут у меня документы - раз, два, три, четыре... Ага, двадцать девять. Видите, стопки?
Стопки эти уплывали и терялись в пыльное марево, но без хорошего курьера они с места не
сдвинутся, так?– Мне нужно двадцать девять курьеров разнести их по отделам. Какая литера наверху стопки, такой и отдел. Они должны знать.
На это самое "должны" мальчишка сделал стойку; так ведут себя те, кто развлекается, стрекает учителя, чтобы увидеть, где тот не покрыт панцирем.
– Я не знаю, где курьеры.
Попал, дерзец, сразу же попал! Дело в том, что сам Бенедикт понятия не имел, где и как их искать!
– Выйдете в коридор - перехватите первого попавшегося и следуйте за ним.
Мальчик вышел за дверь, и шаги его тут же смолкли.
– А Вы, Нина, подойдите сюда.
Девица почему-то смутилась. Обыкновенная девочка в коричневом странном платьице с рукавами величиной и формой примерно с арбуз. Красавицей она не стала бы, но волосы уложила аккуратно: в кукишек на затылке, а ушки прикрыла толстыми "бубликами".
– Скажите мне, Вы сразу попали сюда, ко мне?
– Нет, ваше превосходительство, я была в отделе XYZ, а потом его расформировали. Разделили на X и YZ. Столоначальник отдела Х целиком перешел на греческий и меня не взял.
– Понимаю. Сплошные Ксантиппы и Ксенофонты.
Девочка чуть расслабилась и продолжила:
– А столоначальница YZ...
– Продолжайте.
– Она... Она устроила сокращение. Она сказала, что делать там и ей особенно нечего. Но, я думаю, это ее старухи были против меня...
– Барышня, а вот об этом новым начальникам не говорят!
– Я поняла.
На всякий случай сделав реверанс, Нина решила подождать. И тогда Бенедикт ее по-настоящему атаковал:
– Скажите мне, из-за чего Вы здесь? Я должен знать своих подчиненных, и потому отослал Александра, чтобы Вы не смущались.
– Но я уже рассказала...
– Я имею в виду, в Преисподней.
– Ох!
Все оказалось просто и примерно понятно, несмотря на реалии более поздних времен. Итак, она - единственная дочь статского советника, а мама умерла при родах, ее имя горюющим отцом не упоминается, нет о ней ни рассказов, нет портретов. Все скучно - занятой папаша, старая нянька да старый учитель, книжки о несчастной любви (во времена Бенедикта студенты называли "И вместе умерли они" все это бумажное скопище). Подружки? Вроде бы нет. В один прекрасный день некая пехотная рота расположилась на самом видном месте, чтобы проводить ежедневные занятия. И она... Она полюбила поручика! Он был так юн, так хорош, когда вытягивался во фрунт перед штабс-капитаном, и еще более прекрасен, когда учил своих солдат делать ружейные приемы. Ничего не было - Нина видела его только издалека, не могла определить ни цвета волос его, ни цвета глаз. А поручик в ее окно не заглядывал (наверное, он был слишком старателен на плацу), а она смотрела на него из-за занавески) и совсем не знал о ее существовании. Так продолжалось года два, а потом полк ушел из города. Узнав об этом, Нина проглотила очень много каких-то спичечных головок. И отравилась фосфором насмерть. Вот почему она здесь, больше она ни в чем не виновата!
И вот почему она оказалась среди служителей ада - для самоубийства необходима какая-никакая жестокость.
– Что ж. Я понял. Как жаль.
Нина почему-то продолжала смущаться и делала это очень заметно. Тогда Бенедикт спросил прямо:
– Нина, Вы смутились. Вы меня боитесь?
Она выпалила:
– Я никогда не оставалась наедине с незнакомым мужчиной!
Бенедикт не выдержал и словно бы лопнул от смеха, довольно странного хихиканья:
– Не беспокойтесь, барышня! Это самое пришло бы мне в голову в последнюю очередь!