Адмирал Ушаков. Том 3

письмами доставлялись в наши руки, между сими он писал к

генералу Гарниеру и упрашивал, чтобы тот, оставя Рим и Чивита-

векки, поспешил бы к Анконе, как важнейшему городу во всей

Папской области, и чтобы общими силами принудить неприятеля

снять осаду. Между тем жители всех прилежащих мест, имеющие

главные города Фано, Сенигаллия, Пезаро, Фоссомброн, Езии,

Азимо1 и прочих, коих восстание ожидало лишь только нашего

пришествия, при появлении нашей эскадры вооружались и

униженно просили протекции; по просьбе их учредил я в 84-х

городах на время магистраты и правления во имя его

императорского величества государя императора Павла I и высоких его

союзников, и приказал поднять флаги российский, австрийский и

турецкий, а в Фано и Сенигаллии учреждены военные

коменданты, которым и предписано сформировать урбанские2

гвардии и обеспечить тишину народную и спокойствие в сии

опасные времена безначальства, существовавшего в Италии. А по

взятии Монтаньола присоединился к нам господин

подполковник Деггер с нескольким числом конницы 3 емигрантов из

дивизии Бусси, которая нам весьма мало делала выгодности во все

свое пребывание. Я уверился от дезертиров, а также и жителей

города, что как гарнизон, так и обыватели претерпевают голод.

По прошествии же 44 дней осады предложено генералу Монье

о сдаче города союзным войскам, но ответ был такой, какой

должно ожидать от храброго воина, но безымянные письма из

Анконы уведомляли, что генерал и гарнизон от честной

капитуляции не прочь, но они боятся турецких и инсорженских войск

и желают сдать[ся] одним россиянам, но это было отвергнуто и

объявлено союзным начальникам, что без согласия их никакая

капитуляция сделана не будет: после чего союзники и более

усердствовали и всякую доверенность к нам имели.

Прошло 69 дней осады Анконы, уже, наверное,

приближавшейся к сдаче, как получено известие о прибытии в Сенигаллью

генерал-майора Скала, предшествовавшему многочисленному

корпусу войск австрийских. Магистрат сенигальский нашел в нем

своего защитника, и хоть дано было генералу знать, чтобы он

воздержался защищать магистрат, который, делая ослушания,

останавливает союзников во многом, в то же время генерал Скал

выслушивал наговоры, которые рассыпала злоба для

водворения между нами несогласия, и явно хвалился, что мы скоро

не будем иметь никакого влияния над местом, коего

освобождение приобретено кровью верноподданных нашего августейшего

монарха и величайшею издержкою казны; противу нас

восставало некоторое народное негодование и возрождался чрез

посредство клеветы некоторый род непослушания, все »»*ои

предписания были пренебрежены, многие магистраты бежали в

объятия рук сильнейших, чтобы не быть угнетенными; дано было

повеление, чтобы ничем нас не довольствовать без подписи

начальства австрийского, и отказали в пресной воде на эскадру.

Российский комендант в Сенигалльи получил строгий угроз от.

генерала Скала; и велел [он, генерал Скал,] арестовать графа

Берлиарда, командующего во имя его величества императора

всероссийского урбанскою гвардиею в Сенигалльи.

В продолжение сего времени прибыл генерал-лейтенант

маршал Фрелих и Антон де Кавалар, именовавший себя

императорским комиссаром политическим и гражданским для сей

провинции.

Не будучи еще известен о прибытии его превосходительства,

получил от него письмо, которым приказывал отрешить наших

комендантов от мест и подать ему ведомости о всех союзных

войсках, сколько на продовольствие ежедневного провианта и

восстановить дисциплину в наших войсках; мне предписывалось

сие в самую отчаянную неприятельскую вылазку на сторону

Монто-Гардето против Лагоца и Ратманова, и первый при сем

смертельно ранен, я посылал к ним сикурс, но лейтенантом Рат-

мановым сделанная с батарей вылазка обратила неприятеля

в бегство; это было последнее усилие неприятеля против наших

войск; на требование генерала Фрелиха ответствовано

сокращенно о правах российских войск на сию провинцию и что нет

никакого права отрешать комендантов от их мест, что в силу

повеления адмирала Ушакова не зависеть, но содействовать с

генералом Кленау, и что [то же] самое наблюдаю и с ним,

генералом Фрелихом, что я не нахожу другой дисциплины, как та,

которая введена в российских войсках и которая всему свету

известна; до ведомостей же уведомил его, что представлены будут

при первом моем с ним свидании на батареях.

Господин комисар де Кавалар делал, между тем, без моего

сведения политические перемены всей округе, магистраты, мною

на время установленные и повиновавшиеся команде российской,

были трактованы как люди подозрительные, наши коменданты

отрешены, а на места их определены австрийские, приказано

магистратам не слушать других, а только его, Кавалара, и генерала

Фрелиха; а посему я не мог быть невнимательным и счел бы

себя недостойным моего звания, естли бы я не имел должного

усердия удержать права всемилостивейшего нашего государя,

и потому требовал уведомить меня, какие сей господин комиссар

имел инструкции, и тогда словесно объявил, что он от

императорского двора гражданский и политический комиссар; я просил,

чтобы оные сообщить мне формально, господин Фрелих мне

отвечал, что его слова долженствуют быть за достаточное,