Адмирал Ушаков. Том 3

повторяя то же, что от австрийского двора в местах, ими завоеванных;

следовательно, он, комиссар, не должен располагать там, где

завоевание почти за три месяца прежде их прибытия другими

сделано. Однако ж по внимательному рассуждению позволил я

господину Кавалару вступить в управление до решительных

повелений от адмирала Ушакова, с тем, однако ж, чтобы он ни

в малейшей части не касался неоспоримых прав и во всех

случаях наблюдал достодолжное высокопочитание к союзу его

императорского величества, после сего по болезни моей посылал

я к господину Фрелиху чиновников с доверенностию о положении

времени сделать общую атаку; он обещался прислать в скорости

его мнение, и 24 дни не получал ответа, и атака города была от-

кладывана до тех пор, пока жестокие ветры принудили фрегаты

оставить Анкону, и тогда господин Фрелих согласился

сделать общую атаку. Наши войска тотчас сбили неприятельские

посты и заняли оные, австрийцы отбиты, и неприятель взял две

батареи, тогда от нас послан на сикурс с ротою Скипорова

батальона капитан Сытин, с помощью которого батареи отбиты,

и неприятель заперся в крепость.

Не имевши случая упражняться в делах политики, я не

сыскиваю предузнать причин, понудивших генерала Фрелиха к

учиненному им опозданию, однако ж могу представить мое мнение

[и мнение] препровождавших его экспедицию, что, бывши

исключен из капитуляции римской, цель его была — наградить сие

исключением нас из капитуляции анконской; кажется, с

намерением ожидали, чтобы бурливые погоды отогнали наши фрегаты, и

потом исключить нас от всякого права, а более и потому сие

полагаю, что австрийские войска, [имея] хороших солдат до 10 тыс.

человек, вступя в наши батареи от стороны Монто-Гардето,

24 дня не предпринимали никакого действия. Я, предвидя сие,

дал повеление лейтенанту Ратманову, сдав австрийцам батареи,

а наших людей от Монто-Гардето перевести на сторону Мон-

таньола и сдать оных капитану Мессеру, ему же, Ратманову,

принять флотилию, из 9 лодок и двух чребиков состоящую; и сею

флотилиею с морской стороны продолжалась блокада до сдачи

Анконы, и в ночное время неоднократно атаковали гавань, и

при одной из таковых линейный корабль затоплен; наконец,

по сношению со мною от генерала Фрелиха сделана со всех

сторон и с моря атака; сказывают, что в сие время находился

для переговору в крепости генерал Скал. Я не пропустил

сделать генералу Фрелиху справедливые возражения касательно

чести нашего государя императора, но все сие со дня на день

отсрочивалось; посланы были к нему с письмами Мессер и

Ратманов, и тогда уже уведомил, что переговоры начались, и по

заключении капитуляции будет [она] ко мне прислана, но

помянутые чиновники не были им лично приняты. Я протестовал

против сих неправильных поступков, но все было бесполезно, и

капитуляция заключена без нашего сведения; искали какой-либо

предлог и нашли в своем воображении, что будто бы мною не

выполнена фанская капитуляция, и французы, бросив сию

несправедливую искру, желали поссорить союзников, фанская же

капитуляция свято выполнена.

Генерал Монье, видя наклонность австрийского генерала,

готового нарушить права общественные, сим весьма хорошо

воспользовался. Писал он к генералу Фрелиху, что русские

нарушили капитуляцию фанскую, а потому он не хочет ни в какие

вступать с ними переговоры. Австрийский генерал сим весьма

был доволен и заключил обидную для нас капитуляцию и

прислал копию оной для уведомления. Я тотчас послал к нему для

уверения фанскую капитуляцию, но все было тщетно. Итак, Анкона

сдана хитрой зависти, гарнизон анконский, доведенный до

самой крайности, вышел из города со всеми почестями, с пушками,

амунициею и закрытыми фурами, нагруженными итальянскими

богатствами, попирая землю, которая обагрена кровью

верноподданных его величества императора российского. Никакой

другой гарнизон не имел нигде в нынешнюю кампанию такой для

французов славной, а для австрийцев постыдной капитуляции

и в то самое время, когда должен был сдаться на волю

победителей, имевший во всем совершенный недостаток и оставшийся

гарнизон в 1500 человек, могущих носить оружие, что

составляет вещь весьма маловажную против войск в 10 тыс., кроме

российских и турецких. Народ справедливо оскорбился, видя

публично разорителей имений целой провинции, везущих с

триумфом повозки, наполненные бесчисленными вещами,

собранными с помощью 3-годичного грабительства публичной казны и

партикулярных имуществ.

Я имел право признать за ничто сию постыдную

капитуляцию, мог бы признавать, как неприятелей, войска французские,

чизалпинские, жидовские и самозванские патриотические, но я

не удалялся от системы умеренности и [не мог] войти в

разбирательства такого дела, которое единственно зависит от

августейших монархов. Поднятые нашею флотилиею на муле, лазарете,

кораблях и на протчих судах флаги австрийцами насильно были

спущены, караул на муле согнан и наши офицеры арестованы без

моего сведения, даже и войскам россо-оттоманским запрещен

вход в город и предложено удалиться в Фано или Сенигаллию.

Корпуса, помогавшие нам, инсорженты; были обезоружены и

отставлены, приведя их в отчаяние; и теперь в некоторых местах

разбойничают, обеспокоивают дороги и тревожат народную

тишину. Войскам неаполитанским за приверженность их к нам

отказано в продовольствии и квартирах, посему я и принужден